И продавали здесь всё, что только можно было себе представить, начиная от булавок и заканчивая срубами и живыми животными.

И каждый продавец кричал во всё горло, созывая людей к себе и расхваливая свой товар.

Между ними сновали мелкие лоточники, предлагая пирожки и булочки.

Народу между рядами было довольно много: женщины деловито снимали пробу с продуктов, трясли в руках одежды, разворачивая и оценивая их.

Мужики довольно кивали, оценивая кинжалы, ножи, лопаты и топоры.

Толпа гудела, перетекая из одного места в другое, как будто морские волны набегали одни на другие.

Они решили не разделяться и покупать все вместе. Первое, что они купили, — это было самое необходимое: крупа и мука.

Архип подсказал, где можно купить и хороший товар, и подешевле.

— Оливия, давай сейчас купим крупу тебе в первую очередь. Я, если что, приеду ещё раз. Тебе не столько нужно, как нам,— предложил Архип.

Она согласилась с ним. Почему и не согласиться, если он сам предлагает такой вариант.

Всё же хорошие у неё соседи!

Особенно девушку интересовал молочный ряд, где она познакомилась с сыром этого мира.

Очень твёрдый и желтоватого оттенка, он не произвёл на неё никакого впечатления.

Даже вкус Оливия не смогла сравнить с аналогом своего мира, а может, никогда и не покупала такого, проходя мимо него.

Однако сладковатый вкус ей понравился, но стоило это добро целую одну серебряную монету за фунт (это меньше полкилограмма).

— Всё–таки мой сыр лучше, — констатировала она сей факт.

С Дарьей они немного задержались в лавке одежды, где подобрали для себя и родных различные аксессуары.

Потратилась она и на швейные принадлежности и ткани. Немного монет оставили в ювелирной лавке, купив броши и булавки, в которой был выбор не только дорогих украшений, но и простых, милых сердцу, безделушек.

А попав в лавку пряностей, Оливия залипла. Она никак не могла отвести взгляда от полок, заставленных различными пряностями.

Так и хотелось подбежать и быстро покидать всё в корзину, поглядывая по сторонам, чтобы никто не отобрал такого богатства.

Только в корзину она положила лавровый лист и чёрный перец горошком — слишком цены кусались у необъятное богатство!

А натолкнувшись на какао, она не поскупилась и купила порошка на целую серебряную монету, решив порадовать горячим напитком всю семью.

И с сожалением вздохнула и приняла решение уходить отсюда как можно быстрее, а то у неё разбежались глаза, и девушка была готова сдаться и скупить всё в этой лавке.

Пройдясь мысленно по списку всего необходимого, она с удовольствием заметила, что список закончился, — поездка в город удалась.

И она уже спокойно ходила по рядам и только разглядывала товар и приценивалась.

Только на мгновение остановилась, увидев знакомые лица, но, встретившись с холодным взглядом, быстро отвернулась.

Вскоре они уже выезжали из города, загрузив телегу полностью. Она медленно двигалась под тяжестью груза, и девушкам иногда приходилось идти пешком: на мешках было неудобно сидеть.

Высоко по небу ходили кучевые облака, изредка заслоняя солнце, которое, казалось, стремилось выплеснуть на землю всё оставшееся тепло.

А земля, наоборот, старалась впитать его в свои недра и сохранить на долгие холодные месяцы.

Постепенно вечернее небо незаметно начало приобретать тон ночи. \ И если одна часть неба ещё сохраняет отблеск уходящего дня, то в другой части сгущалась синева.

Вскоре зажгутся яркие звёзды; красное, подобное пожару, зарево уходящего солнца вспыхнет по краю небес, и всё погрузится в колдовскую ночь.

К вечеру, уставшие, они добрались до дома. Выгрузив груз Оливии, Архип помог занести мешки и только потом уехал.

— Мужика надо в дом, — прошептала она, провожая подводу и поглядывая на луну, игриво изогнувшую свои рожки.

— Ну, как вы здесь, соскучились? Ох, умаялась я, — улыбаясь, спросила она, входя в дом.

— Заждались. Садись, может, сначала покушаешь, или помоешься с дороги? Иван, затопи мыльню, с дороги мать, — прозвучала команда Маняши.

— Уже натоплена, — услышали в ответ.

Оливия удивлённо на неё посмотрела, и в ответ на её взгляд та ответила:

— Спрашивали меня, можно им тебя называть мамой? Так я им и сказала, что нужно. Ты им теперь роднее всех осталась. Я не против. Так что, привыкай, это было их решение.

От таких слов у неё наполнились глаза слезами: слезами радости и счастья.

Она даже не смогла ничего сказать от переполнившегося чувства нежности к ним.

— Мам, ты чего плачешь? Так если не хочешь, так и скажи, — строгим голосом спросил Иван.

— Что ты, что ты! Я от счастья плачу, — и Оливия притянула его к себе. И тут же с другой стороны прильнула и Марьяша.

— Иван да Марья. Сказка про вас есть: про неразлучных брата и сестрицу, — целуя их по очереди, сказала она.

— Мам, расскажешь, — попросила Марьяша.

— Расcкажу, — пообещала она.

Выкупавшись и поужинав, она распаковала подарки: сорочки для всех, заколки для Марьяши, новые штаны для Ивана, и она всё же не устояла и купила шоколадных конфет.

И сейчас все с удовольствием пили чай с ними.

Ребятишки смаковали в руках, желая продлить сладкое удовольствие, и конфета подтаивала, пачкая пальцы.

Они облизывали их, весело смеясь друг над другом.

Уложив их спать, она присела на кровать и стала рассказывать детям сказку:

«Жили–были брат Иван да сестра Марья в избёнке на берегу озера.

Озеро тихое, а слава о нём дурная: водяной шалит.

Встанет над озером месяц, начнёт булькать да ухать в камышиных заводях, захлюпает по воде, словно вальками, и выкатит из камышей на дубовой коряге водяной, на голове — колпак, тиной обмотан. Увидишь его, сразу прячься, а то под воду утянет.

Строго брат Иван наказывал сестре Марье:

— Отлучусь я, так ты после сумерек из хаты — ни ногой, песни не пой над озерной водой, сиди смирно, тихо, как мыши сидят…

— Слушаю, братец! — говорит Марья.

Ушёл Иван в лес. Скучно стало Марье одной за станком сидеть; облокотилась она и запела:

Где ты, месяц золотой? —

Ходит месяц над водой, —

В глыбко озеро взглянул,

В тёмных водах утонул…

Вдруг стукнуло в ставню.

— Кто тут?

— Выдь к нам, выдь к нам, — говорят за ставней тонкие голоса…»

—А теперь спите, — рассказав сказку до конца, Оливия укрыла их и, наклонившись, поцеловала.

—Мам, а ещё расскажешь сказку, завтра? — попросила её Марьяша.

—Расскажу. Эта понравилась?

— Понравилась. Я тоже буду всегда с сестрой. Буду её защищать, — проговорил Иван.

— На то она и семья, чтобы защищать родных. Спите, добрых снов, — и Оливия направилась к себе.

Ноги гудели от такой длительной ходьбы, а завтра наступит новый день, с новыми мыслями и со старыми заботами.

Только петухи пропели, а Оливия уже на ногах: ей даже показалось, что она только что прилегла.

Она уже давно замечала, что ранняя побудка не утомляла её, а наоборот, дарила какую–то энергию.

Приготавливая завтрак, в этот раз она делала творожники, её мысли унеслись к Тимофею.

Не давало ей покоя вопрос: почему же всё так произошло? Неужели правда, что Фроська пошла на обман?

Разве она не понимает, что жизнь длинная и жить с человеком, который не любит тебя, а почти ненавидит, будет тяжело?

Или как говорят: стерпится – слюбится! А ей как жить? Придётся всё равно сталкиваться и с ней, и с ним.

Выдержит ли она, глядя на него, сдержит ли свою любовь к Тимофею, которая ещё сидит в её сердце, как заноза?

Не бросится ли к нему в объятия, переступая все приличия и устои?

Тимофей не смог отказаться от того, что сделал не по своей воле. Хотя все догадывались, что не по своему хотению он там оказался.