И вот опять все возвращается на круги своя, сломленные девушки всегда стремятся к тому, чтобы вновь стать любимыми, даже если эта любовь и не совершенна. Я перечитывала наши сообщения, впитавшие в себя всю горечь упущенной недели, которую мы никогда уже не сможем вернуть назад. Я безнадежно жаждала тех капель внимания, что он мне уделял, но понимала, что все это будет впустую. Друзья, мы просто друзья. Нам не стать друг для друга кем-то большим. И не важно, что я к нему чувствовала, не важно, что он чувствовал по отношению ко мне. Мы просто друзья — это единственно возможное развитие событий.

Я собрала всю грязную одежду и сложила ее в мешок для прачечной, который затем закинула в салон машины. Я двигалась стремительно и с определенной целью. Внезапно у меня появилась причина съездить в прачечную «Остановись и Постирай». Я знала, что мне придется сказать ему, что я думаю о нашей дружбе, но даже в этом случае внутри меня оставалась какая-то малая часть… совсем крошечная, которая хотела, чтобы мы были вместе. Она не давала мне отказаться от мыслей, что Шейн мой и только мой. И было совсем не важно, а я понимала это прекрасно, что мы не можем быть вместе. Да еще голос в подсознании не уставал мне напоминать, кем я на самом деле была.

Да ладно тебе, Роуз, ты на самом деле думала, что он видит в тебе нечто большее, чем доступную девку, готовую в любое время на перепих? Ты всего лишь средство для удовлетворения его грязных желаний. Он всегда будет слишком хорош для тебя. Владелец прачечной, хм? И то верно, ты навсегда останешься его маленьким грязным секретом, который он будет вспоминать, сидя в своей прачечной. Он не приведет тебя в дом своих родителей. Просто возьми и поверни назад.

Как бы мне ни было тяжело, я продолжала ехать вперед. Голос в голове, мой личный летописец, вещающий из самой преисподней, не мог заставить меня изменить решение.

Я поставила машину на свободное место на первом этаже крытой парковочной стоянки. Казалось, что я была здесь в последний раз целую вечность назад. И даже хотя я в какой-то степени застолбила за собой это парковочное место, так как приезжала сюда каждый четверг на протяжении последнего месяца, сейчас это прежде очень знакомое место казалось мне чужим. Может это из-за того, что сейчас была пятница, а я никогда не ездила в прачечную по пятницам, или из-за того, что не могла контролировать биение сердца, удары которого громом отдавались в ушах. Так или иначе, у меня было слишком много дел, все ниточки которых вели к тому, что мне нужно было повидаться с Шейном. Одной из этих ниточек было стремление моей души.

Я вытащила мешок с бельем из машины и направилась вниз по улице в «Остановись и Постирай». Толкнув незапертую входную дверь прачечной, я вошла, силясь удержать мешок на плече, который, в свою очередь, так и норовил оттуда свалиться. Оказавшись внутри, я бросила мешок на пол и начала осматривать комнату в поисках Шейна. Со второй попытки мне удалось его заметить. Он разговаривал с настоящей красоткой-блондинкой, с грудью невероятно округлой и совершенной формы. Когда она смеялась, было видно, как она подпрыгивает под облегающей майкой. Стоило мне посмотреть на то, как она улыбается и поглаживает при этом своей рукой его плечо и руку, мной овладела ревность. Я никак не ожидала увидеть Шейна, оказывающим знаки внимания такой самовлюбленной пустышке. А я-то думала, что он стоит у дверей в ожидании моего появления, в надежде перехватить меня для разговора сразу же на пороге прачечной. Меж тем блондинка повернулась к нему спиной, покрутила перед ним задницей туда-сюда, затем, виляя бедрами, удалилась. Ей во всей красе удалось засветить перед ним свой чудесный, едва прикрытый коротенькими джинсовыми шортиками, зад. О чем я только думала, приехав сюда? Это была ошибка.

Когда она подвела его к открытой стиральной машине, он, наконец, посмотрел на меня. Его взгляд мягко прожигал мою душу насквозь. Его улыбка заставляла играть чувствительные струны моего сердца. Было что-то сумасшедшее в том, как мозг перебирает образы, отчего нам сложно восстановить в памяти мелкие детали внешности и поведения человека, а еще сложнее отследить влияние этих мелочей на наши поступки, из каких мы собственно все и состоим. Ох, черт возьми, я была так увлечена своими воспоминаниями о Шейне, что думала о нем, даже когда работала на улице. Но все мои воспоминания оказались ложными. В корне неверными. Я позабыла о тоненьких морщинках у его глаз, которые становились особенно заметными, когда он улыбался, или о том, как поднимался и опускался его кадык, когда он сглатывал. Я не могла вспомнить, каким образом сгибаются кисти его рук, когда он опускает руки вдоль джинсов, когда нервничает. Мое воображение никогда не рисовало мне, как он подходит ко мне уверенной походкой. У меня в памяти никогда не возникал свежий цитрусовый аромат его одеколона.

— Привет, — проговорил он, стоя передо мной, засунув руки в карманы.

Один Господь знает, как сильно мне хотелось, чтобы он наклонился и поцеловал меня в щеку. Мне так не хватало небольших знаков внимания от него, пусть даже порожденных простой галантностью.

— Привет, — откликнулась я, скручивая верхушку своей сумки.

— Давай я помогу донести, — он наклонился, схватил мой мешок с бельем, взвалил себе на плечо и понес, — рядом с моим кабинетом освободилось несколько машин.

— О, хорошо, — я проследовала за ним к стиральным машинам. Девушка, с которой стоял Шейн, пока я не появилась в прачечной, бросила в мою сторону недовольный взгляд. Я улыбнулась ей в ответ, радуясь тому, что Шейн не был в ней заинтересован.

— Рад, что ты пришла, — бросил он через плечо, потому что все еще был занят, убирая висевшие на стиральных машинах таблички «машина на ремонте».

Я смотрела, как напрягались мускулы на его плечах и как от движения руками, где-то на уровне задницы подпрыгивал край его рубашки. От вида его обнаженных слегка блестящих рук мой язык непроизвольно высунулся наружу. Я облизала губы. Я бы многое отдала за то, чтобы просто провести рукой по его коже.

— В твоем сообщении было столько отчаянья, — резко сказала я, надеясь, что после этого я буду злиться на него меньше.

— Отчаянье? Ты на самом деле сказала, что мое сообщение полно отчаяния? — сострил он, бросая мой мешок на тележку на колесиках, прежде чем убрать таблички «машина на ремонте» с двух стиральных машин.

— Да ладно? Ты вешаешь на рабочие машины таблички, на которых написано, что они сломаны?

— Все ради тебя, — он бросил в мою сторону мимолетную улыбку.

Развязав завязки мешка, я начала вынимать из него одежду, тут же сортируя ее. Это была моя повседневная, не рабочая одежда. Затем я засунула ее внутрь барабанов стиральных машин.

— Если не отчаявшимся, то каким бы ты назвал свое сообщение? — Я знала, что мои слова звучат грубо. То, что я произнесла, можно было бы рассматривать, как попытку задеть его больнее.

— Это сообщение было наполнено раскаянием, сожалением и даже печалью. Я скучал по тебе, Роуз. Я люблю… — он резко замолчал, и, оперевшись спиной на сушилку, стоявшую прямо напротив меня, добавил: — Я люблю заниматься с тобой стиркой. — Он провел рукой по своим волосам.

— Мне кажется, в том, чтобы быть жалким, тоже есть свои преимущества.

— Если то, о чем ты говоришь — значит быть здесь, рядом с тобой, я готов быть жалким в любой день недели, — сказал он, положив ногу на ногу. — Но давай не будем забывать, ты пришла сюда повидаться со мной, — добавил он, прежде чем засунуть руки в передние карманы джинсов.

— Я пришла потому, что у меня не осталось чистых вещей.

— Правда? А почему из всех прачечных, расположенных как рядом с твоим домом, так и вообще разбросанных по району, ты приехала именно сюда?

— Там отвратительно, и кроме того, я привыкла… ездить сюда. Я подсела на эти проклятые леденцы «Блоу Попс». Я на самом деле скучаю по их разным вкусам.

Я замолчала, так как мне нужно было налить мыло для стирки в стиральную машину.