Я потянула на себя дверцу холодильника. Последнее время у меня был неважный аппетит, да и сейчас я не была особо голодна, но было уже без четверти двенадцать, и я решила, что если не закину что-нибудь в себя, позже очень пожалею об этом. Желудок скрутило от голода и засосало под ложечкой, а это плохо. Я почистила вареное яйцо, приготовленное Сибил пару дней назад. Она из тех сумасшедших, повернутых на своем здоровье людей, которые начинают утро с белковых продуктов, абсолютно, исключая продукты, содержащие углеводы. Обычно меня тошнило от одного их вида, но когда мне нужны были протеины, и не хотелось готовить, вареные яйца отлично выручали. Кроме того, Сибил не было дома со вчерашнего утра. Она упоминала, что у нее намечается секс-марафон в городе.

Я взяла вареное яйцо, не забыв прихватить с собой кусок дрожжевого хлеба, и уселась на диван. Я пыталась бороться с желанием просто взять и отправиться в «Остановись и постирай». Не так и сложно сделать вид, что между нами ничего не произошло. Я хорошая актриса. Мне пришлось рано постичь эту науку, поскольку не смогла бы продавать свое тело, не будь у меня артистических способностей. Стоит сказать о том, что даже используя несколько недель подряд одни и те же приемы, я обыгрывала их каждый раз по-разному. Моя работа заключалась в том, чтобы заставить клиента думать, что секс с ним — самое сногсшибательное, что происходило со мной в жизни, и что же, я чертовски хорошо умела притворяться!

Я должна была быть достаточно сильной, чтобы не поддаться естественному желанию почувствовать себя достойной того, что лежит за границами простого перепиха. Я знала, что произошло бы, впусти я Шейна в свою жизнь по-настоящему. Очень быстро наши отношения стали бы сложными. Перебирать в голове чувства к нему было бы так же глупо, как быть избитой только за то, что я родилась. Ничто в этом мире не могло бы убедить меня, что чувства, которые хуже любого ножа с тонким лезвием, ранят мое тело, могут сделать меня цельной. Ни любовь, ни вожделение не стоили этой жгучей боли.

Я подтянула ноги под себя, и свернулась калачиком на диване. Слезы капали из глаз, ручейком стекая по щекам, сразу впитываясь в ткань укороченной ночной сорочки. Я не позволяла себе лить слезы с того самого момента, как обменяла свое сердце на трах без любви с тем, кто забрал и разрушил мою душу. Но теперь я плакала. Мои глаза горели как после кислоты, стоило мне подумать о всех своих бессмысленных и болезненных перепихах, после которых я теряла часть души, зная, что возможности вернуть ее обратно уже не будет. Поначалу, пока я еще могла держать эмоции под контролем, я просто скулила от боли, но позже все вылилось в неконтролируемые, зарождающиеся где-то глубоко, в самом низу живота, завывания, потому что все, что целую жизнь копилось в моем сердце, вырвалось наружу.

Я не прекратила плакать, даже когда у меня пропал голос, а пересохшее горло пришлось увлажнить рюмкой обжигающей текилы. И, даже несмотря на то, что мне пришлось пережить немало бед из-за алкоголизма родителей, я не стала отказывать себе в удовольствии, вливая в себя рюмку за рюмкой этой золотистой ядовитой жидкости до тех пор, пока не увидела дна бутылки. Как старого приятеля я поприветствовала тепло, обжегшее заднюю стенку горла, опалившее жаром легкие и сдавившее грудь. После того как текила проскользнула вниз по пищеводу в желудок, меня накрыло волной грязного отвратительнейшего удовлетворения. Наконец, я почувствовала хоть что-то, прежде чем впала в яростное оцепенение.

Проснувшись, я чувствовала себя потерянной… и не могла понять который сейчас час и где, черт возьми, я находилась. Мой телефон разрывался от сообщений от парочки моих постоянных клиентов, с которыми у меня была назначена встреча на ночь четверга. Я попыталась избавиться от клубка неприятностей, который сама же и закрутила, лихим броском запустив бутылку из-под текилы на старый деревянный пол. После того как бутылка упала, я услышала глухой стук, который эхом отразился от стен комнаты. У меня все еще кружилась голова. Было темно, единственным источником света были телефон и электронные часы, висевшие на стене в другом конце комнаты.

Я чуть помедлила, чтобы немного прийти в себя, затем посмотрела на часы. То, что я увидела там, ужаснуло меня. 3:30. Наступило утро пятницы. Я напилась до полной потери сознания, но настоящий кошмар был в том, что я не работала целую ночь, а выручка за ночь могла бы составить почти пятьсот баксов. Я так облажалась, я хотя бы могла предложить взять моих клиентов какой-нибудь другой шлюхе, которая выразила бы готовность обслужить их наряду со своими чертями, и заодно еще немного подзаработать.

Диван был неудобный, впрочем, как и само место, где я отключилась, оставляло желать лучшего. Я села, со шлепком поставив ноги на пол. У меня было такое чувство, словно мою голову пропустили через мясорубку. Ее стальные лезвия как будто искромсали верхнюю часть головы от уха до уха. Железные тиски опустились ниже в область глаз. Я должна была дорого заплатить за этот загул, и этим утром час расплаты настал. Взяв в руки телефон, я удалила сообщения от парней, которых у меня не получилось вчера обслужить. Если эти ходячие члены хотели вчера выпустить пар, они наверняка нашли себе другую шлюшку, которая отлично с этим справилась. Я все еще надеялась увидеть сообщение от Шейна, но мне не повезло. Возможно, это было и к лучшему, сейчас мне не хотелось забивать голову мыслями о нем.

Я проковыляла на кухню, сунула в рот пару таблеток обезболивающего и запила их стаканом воды. Мой желудок определенно ненавидел меня. От того что вместо еды я наполнила его водой и таблетками, он словно свернулся в тугой узел и тихонько поскуливал. Но от одних мыслей о еде меня начинало тошнить. Я стянула с себя одежду, мне нужно было переодеться во что-то более удобное. У меня оставался последний комплект чистого белья. Я бросила телефон на маленький расшатанный столик, стоящий у кровати. И даже если я не хотела думать сегодня о проблемах, а именно о том, что у меня почти не осталось чистой одежды, все же мысли о том, что днем необходимо заглянуть в прачечную, промелькнули в сознании. Голова все еще кружилась, и все, что я хотела — это снова лечь спать. Минут пятнадцать спустя мои глаза закрылись, и я провалилась в восьмичасовой чистейший перворазрядный сон. Из-за упущенной возможности заработать деньжат я чувствовала себя так же, как моряк, который профукал самую лучшую бутылку виски, не успев ее даже попробовать.

Я проснулась поздним утром, посмотрела на экран телефона и увидела сообщение от… мне написал Шейн. Я уставилась на мигающий значок входящего сообщения, затем снова активировала телефон, экран которого успел погаснуть. Не совру, если скажу, что размышляла какое-то время, должна ли я ответить ему сразу или может мне заставить его помучиться в ожидании ответа. Кто-то скажет, что заставлять его страдать в ответ за то, что он не написал мне сразу, может только жестокий эгоистичный и даже злой человек. Для меня же все было предельно просто: как он ко мне, так и я к нему. Только так я могла избежать вновь разбитого сердца. Конечно, я испытывала физическую боль от невозможности видеться с ним, дружить как прежде, но все это не являлось достаточно веской причиной, чтобы подставлять свое сердце вновь под удар. Внутри у меня все еще оставалось достаточно боли, которая не давала мне забыть, насколько болезненным бывает предательство близкого человека. Мне нужно было, чтобы Шейн понял, что я не та девушка, которая прибежит к нему в то же мгновение, как только он решит, что соскучился по мне.

ШЕЙН: Могу ли я извиниться перед тобой? Надеюсь, еще не слишком поздно. Знаю, что должен был написать тебе раньше. Я просто хотел дать тебе больше свободы. Господи, как же я скучал по тебе вчера! Даже тусуясь с друзьями, я скучал по тебе. Роуз, мне так жаль, что я расстроил тебя. Давай встретимся сегодня в прачечной?

Я: В котором часу?

ШЕЙН: Не важно. Я буду там, пока ты не появишься.