Я толкнула дверь своей квартиры. В этот раз мне пришлось приложить чуть больше усилий, чтобы открыть ее, на паркете осталось еще больше царапин. Казалось, цвета в квартире изменились. Солнце прожигало рифленое стекло насквозь, наполняя пространство какой-то новой энергетикой. Внезапно, все в квартире оказалось пропитано присутствием Сибил. Начиная от узоров, которые она вывела вакуумным пылесосом на ворсе плюшевого ковра в центре комнаты, заканчивая подушками на диване, которые она расставила под таким углом, чтобы создавалась иллюзия ожидания прихода гостей. Я помню, как во время своего реабилитационного периода Сибил говорила мне, что на лечение очень благотворно действует возможность контролировать те события, которые подвластны контролю, а события, на которые она повлиять не может, нужно просто научиться отпускать. Назовите это ОКР (уточн. перев. Обсессивно-компульсивное расстройство) или заменой одной зависимости на другую, но она находила утешение в организации пространства квартиры и в наведении в ней порядка.

Я прижала пальцы к салатово-зеленой подушке, которую она положила на свою сторону дивана. Вышивка, проходящая по шелковой лицевой стороне подушки, чувствовалась под пальцами. По какой-то причине она казалась мне теперь более выпуклой, чем прежде. Каждый стежок напоминал о дне жизни Сибил без наркотиков, или просто мне хотелось так считать. Я прижала подушку к груди. Парфюм Сибил просочился сначала в мои носовые пазухи, затем спустился вниз к горлу. Это был сладкий аромат, в котором улавливалась легкая пряная нотка. Я села на ее место на диване, подтянув под себя ноги. Свернувшись в клубок, я прижимала подушку подруги к своему лицу, чувствуя губами и носом прохладу шелковой ткани. Я вдыхала ее в себя. На меня нахлынуло такое чувство, словно я оказалась где-то посередине между реальным миром и миром, которому не могла придумать названия.

Я так сильно хотела, чтобы Сибил вошла сейчас в комнату, что испытывала настоящую физическую боль. Поспорь, посмейся надо мной, разозлись за то, что я смяла твою любимую подушку. Боже, я просто хотела, чтобы кто-то пришел и забрал меня отсюда. Мне было невыносимо находиться в своем теле, со своими мыслями и с утратившими силу обещаниями, которые мы давали друг другу. Сибил уже не вернется. Я была не готова принять решение о том, что мне делать дальше. Куда мне податься?

Черт возьми, Сибил, к этому мы не были готовы!

Я не думала, что этот день наступит так быстро. Я не была готова отпустить ее. Мне было сложно представить, что в доме больше никогда не зазвучит ее смех или я больше не услышу, как она ругается на меня за то, что я чертова растяпа. Всю свою жизнь я отталкивала от себя людей, тратила столько энергии, чтобы удостовериться, что я не отдаю им слишком много себя. И все из-за этого, по одной единственной причине… это слишком болезненно. Когда слишком много вкладываешь в кого-то, вот что тебе возвращается взамен.

Проклятье, я не готова отпустить ее. Я не хочу всю жизнь прожить в одиночестве.

Над моей головой нависли булыжники боли и страданий, ожидая момента, когда я сломаюсь. Все эти глубокие личные переживания, от которых я раньше мастерски уклонялась, которые могла запереть в одном месте и хранить где-то в дальнем уголке, теперь внезапно обрушились на мои плечи. Что бы я ни сделала, Сибил назад уже не вернешь. Нет, она не злилась на меня, не ушла на работу, не уехала навестить родных или где-то полуночничала ‒ нет, моя лучшая подруга, единственный человек, вместе с которой я ощущала себя частью настоящей семьи, ушла… навсегда.

Я вдавила верхнюю часть ладоней в область глаз и сделала это с такой силой, что они заболели от давления. У меня сбилось дыхание. Я сломалась под натиском голоса в голове.

«Ладно, Розали, если бы ты не была такой долбанной идиоткой, ты бы заперла входную дверь. Может ты и могла бы ее спасти, если бы не потеряла сознание от удара в голову. Слабая, ты такая слабая, сталкиваясь с демонами, ты цепляешься за них, словно этим можешь оправдать себя. Может, твоя подруга Сибил была бы здесь в этот момент, если бы ты не упустила шанс спасти единственного человека, который всегда поддерживал тебя. Разве ты пришла ей на помощь, когда она так нуждалась в тебе?»

Мой внутренний голос без устали напоминал, что я все та же бесполезная сломленная девушка, от которой на протяжении всей своей жизни пытаюсь сбежать. Я сделала глубокий вдох и на выдохе постаралась избавиться от этого ощущения. Мне больше не хотелось слушать этот голос. Не хотелось вспоминать о той, кем я никогда не хотела быть.

‒ Сибил! Прости, я не смогла тебя спасти. Не смогла тебя защитить. Прости… О. Мой. Чертов. Бог… Ты больше не вернешься домой!

Мой голос оборвался, я свернулась калачиком и позволила всему, что когда-либо ломало меня, наполнить мое существо. Каждый раз, когда в моей вере в людей появлялась очередная брешь, каждый раз, когда мне было больно, мою душу прожигало насквозь от того, что люди, которых я любила, или даже совсем не знакомые мне люди использовали меня. Каждый новый вдох настолько переполнял мои легкие кислородом, что я захлебывалась им. Я оказалась заживо погребенная под то и дело вспыхивающими в голове потраченными впустую мгновениями и омерзительными воспоминаниями. Несчастные случаи, которые и сделали из меня ту, кем сейчас являюсь, и из-за которых я именно так переживаю подобные ситуации. Мое искалеченное сознание не может перестать оправдывать всех тех, кто разрывал мне сердце на части. Я думала о том, что нужно бросить Шейна и потерять при этом любовь, которая корнями проникла в меня глубже, чем любая другая привязанность, испытанная мною прежде.

Я кричала, пока не охрипла, пока у меня не заболела голова. Я плакала, пока у меня не закончились слезы, пока последняя из них не впиталась в подушку на диване и в салатово-зеленую подушечку Сибил. Я плакала, пока не выбилась из сил настолько, чтобы уснуть, завязнув в болоте своей боли.

Меня разбудила вибрация телефона, лежащего рядом. Понятно, что жизнь продолжает идти своим чередом, даже когда ее разбивают на сотни осколков. Никто не станет принимать во внимание, что жизнь девушки только что была в очередной раз уничтожена. Я пристально всматривалась в часы на стене, но из-за опухших глаз цифры на них сливались. Половина восьмого. В квартире царил полумрак, а я была измучена. Солнце уже село и я просто не могла заставить себя подняться и выйти на улицу. Я бросила телефон на кофейный столик. Я знала, что это был один из озабоченных клиентов, который звонил мне, чтобы перепихнуться или просто узнать, почему забросила работу и жива ли я вообще.

Включая сегодняшний день, прошла уже почти неделя с тех пор, как я перестала прогуливаться по своему отрезку тротуара площадью в шесть квадратов. На этом тротуаре наши с Сибил воспоминания оказались всего лишь грязными сточными водами, которые были смыты в канализацию обычным дождем. О чем, черт возьми, я думала: знала ведь, что на мои шесть квадратов всегда претендовала и другая шлюха, которая надеялась найти горшочек с золотом на другом конце этой долбаной радуги. Как я собиралась туда вернуться? Я завершила жизнь в мире сломленных людей, которые бродили по неровным дорогам среди своих несбывшихся желаний.

Я сидела в нашей квартире, окутанной туманом, зная, что есть решения, которые я рано или поздно должна была принять. Я осмотрела вещи Сибил и весь тот хлам, который, так получилось, принадлежал мне. Никаким образом я даже и представить не могла, что вернусь на панель. Я должна была быть сильнее, чем была раньше. Должна собрать всю волю в кулак и запаковать вещи Сибил. Я не могу позволить хоть чему-то из ее вещей потеряться или про что-то забыть. Она бы не хотела, чтобы это произошло, особенно если кто-то из ее родственников решил бы прийти и забрать то, что после нее осталось.

Мы никогда бы и не подумали обсуждать такое дерьмо. Возможно, несколько оптимистично было полагать, что мы выживем, учитывая специфику нашей профессии. Как же я ошибалась. Я не знала с чего начать. Мои пальцы начинало покалывать при мысли о том, что мне придется взять в руки то, что принадлежало ей. Я стояла посреди квартиры и смотрела по сторонам, растерянная, не зная с чего начать. Может, с ее одежды? Или заглянуть под кровать, под которой она могла что-то прятать? Я должна была напоминать себе, что она умерла, и кроме меня больше некому убрать все те вещи, которые остались после нее.