«Посмотри на себя со стороны: лежишь, свернувшись калачиком, на полу. Никто не придет, чтобы спасти твою долбанную жизнь, Роуз. Нет никого, кто бы подставил плечо Сибил, пока она была жива, а семья и не думает забирать ее чертовы вещи. Ты это знаешь, глубоко в душе, ты должна признать, что никто никогда и не думал переживать за сломленных девушек, скрывающихся в тенистых аллеях и заброшенных домах».
У меня отлично получалось отпускать ситуацию, гораздо лучше, чем у многих девушек моего возраста. Вся моя жизнь была наполнена вполне ощутимой болью от свежих ран, еще глубже раздираемых людьми, которые, как предполагалось, должны были любить меня. Ты не можешь предлагать свое тело абсолютным незнакомцам, ожидая при этом, что избежишь шрамов. Поверьте, это было к лучшему, в случае, если ты не могла найти места, чтобы спрятать свои чувства. Это был единственный способ, при котором можно было оставаться хоть немного в своем уме, когда сердце растоптано, а тело онемело.
Я потянулась и подняла с пола пыльный коричневый почтовый конверт, лежащий рядом со мной. Это был первый пакет Гарриет, который Мистер Ч. выслал мне после того, как я объявила ему, что больше мы не увидимся. Самая неприятная пытка происходит, когда ты влюбляешься на свидании, возлагаешь на него надежды и строишь планы на будущее. Ты надеешься, что он спасет тебя от всех этих грязных извращенцев, которым на тебя плевать и единственное, что им нужно ‒ это сбросить сексуальное напряжение.
Я поднялась, постояла какое-то время, глазея на подарки, которые послал мне Мистер Ч, затем, потянув за края пакета, наклонила коричневый почтовый конверт и наблюдала за содержимым, которое выпадало из него.
Мне в руки упал мягкий черный кашемировый шарф. Я нежно провела большим пальцем по его поверхности, а затем поднесла его к лицу. Сильная тупая боль снова ударила мне в живот ‒ так хотелось, чтобы рядом был хоть кто-то, кто мог бы заполнить дыру с левой стороны, там, где находилось мое сердце. Но я знала этот шарф, знала все чувства, какие он вызовет в моем теле, знала этот острый колющий страх, который он посеет в моей душе, все воспоминания о трех днях, проведенных вместе, сосредоточились на одной ночи, во время которой Мистер Ч. сломал меня и растоптал мое сердце. На самом деле, год назад именно этот шарф стал моим единственным утешением. Сегодня он вернул мне воспоминание, которое было соблазнительно-пугающим.
Это было так глупо, потому что сломленным девушкам не позволено вбивать гвоздики, на которые они могли бы развешивать свои мечты. Мне не давали ключей от замка. Меня похоронили под тусклым светом уличных фонарей, освещающих угрюмые небеса. Мне никогда не стать принцессой или королевой. Я навсегда останусь девочкой по вызову, с которой можно перепихнуться на сеновале, шлюхой, которую можно было взять напрокат. По крайней мере, с Мистером Ч. я была той, с кем моя боль обретала цель. Я прижала шарф к своему носу и вдохнула, надеясь уловить сущность Мистера Ч. Разочарованная, я уронила шарф на пол, и черный ворс ковра поглотил его. Я была одинока в своей квартире, где не было никого, кроме мыслей и воспоминаний, громом отдающихся в моей голове.
ГЛАВА 20
ПРОШЛОЕ
Ярко свет луна, кожа моих век слишком тонкая и не может защитить от ее блеска. Пальцы Мистера Ч крадутся вниз по моему животу, скользят между мягкими шелковыми тканями и телом и забираются между моих ног. Я вытягиваюсь, слегка приподнимая бедра над кроватью. Я делаю вид, что он разбудил меня.
Он сильнее надавливает грудью мне на бедра. Когда, наконец, его пальцы вторгаются в меня, его движения становятся требовательными и сильными. В тот момент, когда он проводит языком вдоль щели между моих ягодиц, я понимаю, что меня поймали, загнали в ловушку. Я пытаюсь раздвинуть ноги, но он крепко прижимает их своим телом.
‒ Так-то лучше, моя маленькая Роуз, нравится тебе это? ‒ Он рычит, после чего кусает меня за задницу.
Я взрываюсь и сжимаюсь вокруг его длинных умелых пальцев, а он засовывает их глубже и глубже в мою влагу. Я наслаждаюсь тем счастьем, которое даруют его руки, завинчивая их глубоко внутрь.
‒ Ммм, еще немного и я кончу от тебя, ‒ мурлычу я.
Он замирает, его пальцы больше не теребят мою плоть и все волшебство от их вторжения улетучивается. Губами он оставляет на моей коже прохладную дорожку. Внезапно, он садится на меня сверху и когда его твердый член проскальзывает у меня между ног, у меня перехватывает дыхание. Он упирает его между моих ягодиц, и я замираю.
‒ Что ты сказала? ‒ шепчет он у моего лица. От его голоса у меня по коже бегут мурашки. Меня бьет медленная дрожь, болезненно желая, чтобы он трахнул меня сзади.
‒ Эммм… сказала, что скоро кончу, ‒ отвечаю я охрипшим голосом на одном дыхании.
‒ А-а-а-а, Роузи, ты такая красивая женщина, почему ты так говоришь? ‒ Он говорит это тихим низким бархатным, полным страдания голосом. Он слегка сдвигается, но продолжает давить весом своего тела на ложбинку моей задницы.
‒ Как говорю? ‒ спрашиваю я.
‒ Не профессионально, это уже третья наша встреча. Ты забыла о том, что случится, если ты продолжишь говорить такие пустые слова в отношении меня?
‒ Не думаю, чтобы ты мне такое говорил. ‒ Я поворачиваюсь под ним, чтобы установить зрительный контакт.
‒ Ты для меня подобна яду. ‒ Он переносит вес на одну руку, а второй убирает прядь с моего лица.
‒ Подобна яду? Что, черт возьми, это означает? ‒ Я пытаюсь столкнуть его с себя. Подыгрывать его фантазиям одно дело, но называть меня отравой ‒ нечто совсем другое. Я и без того все время живу с мыслями, что отравляю жизни других людей.
Он прижимает меня всем своим весом к кровати. Я не могу пошевелиться, скованная, как узница.
‒ Я расстраиваюсь, когда ты говоришь неправильно. У такой красавицы должен быть подходящий словарный запас.
Он поднимается, отпуская меня. Свободна.
‒ Ну, возможно, я не такая, какой ты меня считаешь. Я это я, если тебе не нравится что-то, может, тебе следовало взять кого-нибудь другого.
Сузив глаза, он качает головой, словно невероятно разочарован… снова.
‒ Если бы я хотел другую, можешь мне поверить, я бы ее получил. Я выбираю тебя, я хочу заботиться о тебе. Научить тебя понимать, насколько ты красива, ‒ отвечает он. Говорит он отрывисто, несмотря на то, что его голос все равно звучит резко и грубо.
У него сексуальные глаза, темные и в то же время в них есть некая печаль. Его губы плотно сжаты. Он встает на край кровати и наматывает на руку простынь. Я пожираю глазами каждый дюйм, открывающийся передо мной, от макушки до пят. Там взгляд задерживается, я глазею на его член.
‒ Ты мне веришь? ‒ спрашивает он.
Его взгляд приковывает меня к месту.
‒ Ну, что скажешь? ‒ требует он ответа.
Я киваю.
Я очарована Мистером Ч. Его глаза проникают в страхи, что живут во мне. На целых три дня он втянул меня в водоворот невероятных и незабываемых событий. Хотя временами мне с ним становится не по себе, он задевает меня за живое и инфицирует каждую клетку моего тела. Я сама позволяю ему это делать.
На его лице появляется ухмылка, он проводит языком по нижней губе, щурит глаза.
‒ Я хочу услышать от тебя, что ты мне веришь.
Он перемещается к изножью кровати, его рука скользит по моей голени, крепко затягивая край простыни вокруг моей лодыжки.
‒ Да, ‒ шепчу я.
‒ «Да», что?
‒ Да, я тебе верю.
По его лицу пробегает дьявольская улыбка, которую он умышленно не пытается скрыть. Его глаза яростно и жадно исследуют каждый дюйм моего обнаженного тела. Он натягивает простынь, подтягивая мою ногу к краю кровати и обвязывая ее. Он проверяет, чтобы нога была закреплена достаточно свободно, и чтобы не доставлять неудобств, но и довольно крепко, чтобы быть призывно-сексуальным.
‒ Если тебе станет некомфортно, ты должна сказать об этом. ‒ Он тянет простынь, по его лицу расползается самодовольная ухмылка.