Ударная волна и мгновенный огонь поглотили всю комнату, вдоль и поперек. Из-за давления стены и потолок комнаты снесло напрочь, а огонь принялся пожирать дерево и бумагу, что было в обилии в этом храме. Раскатистый шум прошелся по всему храму.

Стены и потолок комнаты превратились в завалы и окрасились в копоть.

Тяжелое, но совершенно невесомое для кованого, бревно легло на Кэйташи и прижала его к ровной каменной земле. Откинув бревно рукой, Кэйташи мигом поднялся на ноги, осматривая завалы в поисках самурая.

Тот окружил свое тело крыльями, создав, что-то на подобии кокона. Раскрыв оперенную оболочку, показался невредимый самурай. Только завидев живого Кэйташи, тот сорвался с места, размахивая широкими крыльями, придавая своему телу еще большее ускорение. Огромный тати заменило копье яри, вытянувшееся далеко впереди себя, собираясь первым настигнуть кованого.

Кэйташи открыл врата перед собой и когда древко яри на половину погрузилось по ту сторону, кованый закрыл врата, оставив самурая с обрубленным древком. Крылатый воин не растерялся и начал образовывать из остатков оружия новую пику. Но прямо во время этого, самурая заметил, как из золотого диска, за спиной Кэйташи, вверх начали вытягиваться три цельно золотых лезвия, не имеющие ничего, что походило бы на эфес.

Поднявшись в воздух, лезвия по дуге бросились в самурая. Его нога вышла вперед, резко останавливая крылатого воина. Новеньким копьем он отбросил все три золотых лезвия одним взмахом. Но он не заметил, как еще два точно таких же лезвия вышли из золотого диска. Заметил он их лишь тогда, когда уже было поздно.

Клинки даже не заметили наличие на самурае доспехов, пронзив мелкие пластинки на сквозь, впились глубоко в плоть самурая. Острые края прорезались сквозь плоть и кости своей жертвы подобно раскаленному ножу. Из свежих кровоточащих ран начало доноситься шипение, после чего из них повалил черный дым вместе с пузырящейся голубой кровью.

Самурай закашлял голубой кровью, что вытекала из ноздрей и ротовой щели личины. Его серебристые глаза задергались, взгляд его начал мутнеть.

Самурай дернулся еще несколько рас, когда отброшенные три лезвия вернулись и так же кровожадно впились в его тело, пронзая его на сквозь. Голубая кров текла рекой по его ногам и скапливалась в лужи под его стопами.

— Кха-кха… кованый, ты даже не представляешь себе, на что нарвался… — С трудом проговорил самурай, тяжело покачиваясь на ногах, чувствуя, что вот-вот уронит свое тело на холодную окровавленную землю.

Собрав все силы, что остались при нем, самурай развеял руки и размашистые вороньи крылья. Двруг, все его тело стало сочиться густой черной дымкой. Кэйташи приготовился нанести последний решающий удар.

— "Геенна огненная"! — Прокричал самурай, призывая все свои силы к последнему удару.

Черная дымка начала превращаться в фиолетовое пламя, которым обычно пользовался Селафиил. Но если сравнивать, то огонь самурая выглядел куда более внушительно, чем пламя рыцаря. Кэйташи прямо на себе ощущал жар проклятого огня, что прямо на глазах начал биться, подобно живому сердцу. Златые клинки, пусть и обладали мощной священной атрибутикой, не выдерживали напор ненавистного огня и просто испарились.

Если кованый промедлит хотя бы долю секунды, то все его тело охватит неистовое пламя, сжигающая саму суть заклинаний.

Рунический символ на золотом диске за спиной Кэйташи вспыхнул священным огнем, постепенно так же набирая силы для последнего фатального удара.

Две стихии собирали силы, быстро заполняя комнату, разделив ее на белую, наполненную ярким слепящим светом, и черную, что превратилась в пристанище беспросветной мглы.

Потолок начал деформироваться, по мере усиления противостояния. Пока две сыеры не лопнули и не спровоцировали очередной взрыв, вырвавшийся наружу через потолок, разметав во все стороны глиняную черепицу и подгоревшие доски. Дыра в потолке впустила внутрь холодный ветер, несший за собой снежинки, что мигом принялись засыпать уничтоженную комнату, закиданную обломками.

Деревянная балка, что держала на себе крышу, треснула и обвалилась на пол вместе с куском крыши. В комнату посыпались черепичные фрагменты вместе со снегом, что накрывал их, и деревянные конструкции, что держали глиняное покрытие на себе.

Легкий ветер обдул голову Кэйташи. Его кристальные глаза замигали, несмотря на сильные помехи, он приподнял голову и осмотрел свое тело. Не смотря на поврежденную руку, оставшаяся такой после битвы с Хорасом, все остальное тело осталось целым. Но то, что его священные одеяния полностью сгорели, а диск за спиной исчез, заставляли задуматься о реальной силе самурая.

Посмотрев вдоль того, что осталось от комнаты, Кэйташи заметил недвижимого воина, чьи доспехи так же сгорели в священном огне.

Только Кэйташи хотел подняться, как в голове возникла информация.

"Запасы. Таумы. Истощены. 5 %…"

Взглянув на самурая еще раз, кованый убедился, что тот в ближайшее время еще не двинется. После опустил голову и просто начал ждать.

…

Клык отрыгнул назад. На место, где он только что стоял, упала тяжелая дубина, ощетинившаяся обсидиановыми лезвиями.

Заметив, как красный демон медлит, вервольф рванул вперед и замахнулся двуручником, целясь прямо в лучезарный сустав. Лезвие меча впилось в голые мышцы, прямо на стыке между предплечьем и кистью руки. Кровь хлынула из под лезвия меча, обагряя и без того красные мускулы.

Демон громко завопил и отдернул руку назад, что не желала слушаться его. Три из пяти пальцев, будто бы просто завяли. Пришлось оставить молот на месте. Клык чудом успел выхватить меч из раны.

Смотря на демона, Клык улыбаясь сказал.

— Ну че обезьяна красножопая, сожрал?

Каменное лицо демона гневно посмотрело на мелкого волка и в его глазах проснулась до селе неведомая ярость.

Демон громко проревел и бросил в Клыка огромную и еще целую руку, сложенную в кулак, вложив в него всю накопленную ярость, которая только была при нем.

Клык принял более устойчивое положение и сгруппировал тело. Когда красный кулак оказался на пол пути к своей цели, вервольф покрепче сжал меч в обеих руках и резко выпрямил их, выталкивая двуручник на встречу. Острие лезвия вонзилось прямо между костяшек пальцев и норовило там застрять.

Демон вновь завопил от боли, ослабил кулак, чем позволил Клыку выдернуть свой меч обратно, и отдернул руку назад.

Костер ярости демона не переставал угасать, его глаза налились кровавой яростью и уставились на вервольфа, видя перед собой только его. Больше ничего не имело смысла, главное изничтожить этого зверолюда, спустить его с небес на землю, более важной цели для демона не существовало.

Острые глаза вервольфа заметили, как оммеджи, что все время стоял позади демона, зашевелился и это не сулило ничего хорошего. Но, этот оммеджи не стал хватать свои талисманы прямо из воздуха, его бледная рука потянулась к бумажке, что висела у него прямо на лице. Сорвав ее, оммеджи наконец показал свое лицо. Увидев его, Клык не заметил в нем ничего особенного, лицо как лицо, узкоглазый с торчащими скулами.

Более интересным было то, что за талисман он взял в свои руки.

Клык отошел на несколько шагов назад, приготовившись принять удар от талисмана. Взмахнув рукой, лист бумаги отправился в сторону Клыка плывя по потокам воздуха, медленно и не спеша. Это несколько озадачило вервольфа, ведь лучше всего, если заклинания будут быстрыми, от этого зависит их эффективность.

Наплевав на все условности, Клык побежал на встречу талисману, чтобы разрубить его на куски. Но стоило ему приблизиться, как из пентаграммы на талисмане, вырвались клубы серого дыма, что начали охватывать Клыка со всех сторон. Вервольф почувствовал как серый дым начал заползать ему в нос, уши и раны. Клык тут же начал отмахиваться свободной рукой, пытаясь выбраться из тумана, который, на удивление, не нанес вервольфу особого урона. Скорее это его воображение разыгралось.