К подъезду советского посольства на Унтер-дер-Линден одна за другой в темноте подъезжали машины и, высадив пассажиров, растворялись в холодном осеннем мраке. Берлин был затемнен, и сквозь плотные маскировочные шторы в окна не пробивалось ни единой полоски света. В темноте город выглядел пустым и мертвым.

Стол на пятьсот персон сервировали в мраморном зале посольства. Горели свечи, тускло поблескивало старинное серебро, алели гвоздики в вазах. Гости уже собрались, но прием не начинали. Ждали Гитлера, он не приехал.

Зато остальные члены правительственного кабинета были представлены достаточно широко. Возглавлял их толстяк рейхсмаршал Геринг, любитель броских нарядов, регалий и драгоценностей. Он непрестанно выдумывал для себя особую форму одежды. На приеме Геринг появился в парадном мундире, сшитом из серебристой, похожей на парчу ткани, блиставшей, как сервировка на банкетном столе. Грудь его и живот сплошным панцирем закрывали ордена, памятные медали на ярких цветных лентах. На пальцах красовались перстни с драгоценными камнями…

Был здесь заместитель Гитлера по нацистской партии Рудольф Гесс, человек с аскетичным лицом и темными дремучими бровями, бледнолицый министр фон Риббентроп, хромой Геббельс и многие другие.

Среди гостей, как и положено по рангу, присутствовали Арвид Харнак — старший государственный советник из министерства экономики, Рудольф фон Шелиа — ответственный сотрудник министерства иностранных дел. Именно Шелиа и посвятил Ильзу Штёбе во все события, связанные с пребыванием советской делегации в Берлине.

Уже после возвращения делегации в Москву фон Шелиа пригласил Ильзу на свою новую квартиру. Преуспевающий дипломат жил теперь в аристократическом районе города и гордился своим респектабельным жилищем. Фон Шелиа оставался все таким же снобом-аристократом, как прежде.

— Мне нужно очень многое рассказать, Ильза, — помогая ей раздеться, говорил дипломат. — В Берлине ходит множество политических сплетен вокруг пребывания здесь советской миссии, но кое-что в этом хаосе слухов заслуживает внимания…

Ильза подумала: то, что происходило на переговорах, Москве известно. Важно узнать, как реагировал Гитлер и его окружение на эти переговоры. Потому и приехала Альта к фон Шелиа.

— На Вильгельмштрассе, — рассказывал фон Шелиа, — не делают секрета из того, что переговоры с русскими не удались. Все обескуражены твердой позицией, занятой русскими на переговорах. Гитлер разъярен. В дипломатических кабинетах только об этом и разговоры. Конечно, доверительные, при закрытых дверях… Когда узнали, что Гитлера не будет на приеме, все зашушукались, гадая, что бы это могло значить. Я стоял с дипломатами. Они пришли к выводу, что фюрер недоволен Молотовым… Нашего ефрейтора ждали долго и гостей не приглашали к столу. Но только мы сели, едва взялись за салфетки, как объявили воздушную тревогу. В советском посольстве нет бомбоубежища. Банкет прервали и гостям предложили покинуть здание… Вы бы только видели эти расстроенные лица! И было от чего — такого лукуллова пира, признаюсь, я давно не видел. Чего там только не было! И от всего этого пришлось отказаться, уйти от почти не тронутого стола. Смешно, противно было смотреть, как представители нашего «высшего света» торопливо намазывают икрой бутерброды, складывают вдвое и запихивают под свои крахмальные манжеты, может быть в рукава, не знаю. Шокинг!.. Дамы горстями хватали конфеты и совали их в сумочки, растаскивали фрукты… Я сгорал от стыда!

Первым уехал Геринг и другие боссы. Рейхсмаршал чувствовал себя неловко. Ведь он кричал не раз, что ни одна бомба не упадет на Германию! Потолкавшись в холле, многие не стали дожидаться своих машин и пошли пешком. Надо думать, что все успели добраться домой до того, как прилетели английские «томми». Мне кажется, что в Лондоне знали о приезде советской делегации в Берлин и решили продемонстрировать ночные бомбардировки.

— Что же было дальше? — спросила Ильза.

— Дальше? Дальше была следующая встреча в имперской канцелярии. Фюрер снова торговал британским наследством, соблазнял русских — Индией, Персидским заливом. Говорят, Молотов опять перевел разговор на Финляндию, на нашу военную миссию в Бухаресте. Русские, видимо, хорошо осведомлены о наших тайнах. Молотов сказал примерно так: «Похоже, что ваша позиция, господин Гитлер, вносит в переговоры новый аспект, который может серьезно осложнить обстановку». Как это вам нравится! Он потребовал вывести наши войска из Финляндии и отозвать военную миссию из Бухареста. Гитлер ответил, что это сделать невозможно.

Потом он стал объяснять, почему задерживаются немецкие поставки важного оборудования Советскому Союзу, утверждал, что Германия не на жизнь, а на смерть ведет сейчас борьбу с Англией и вынуждена мобилизовать все свои ресурсы для решающей схватки. Молотов на это заметил: «Но мы только что слышали ваши слова, что Англия уже разбита… Кто же из двух противников ведет борьбу на смерть, кто на жизнь?» Русским нельзя отказать в иронии и остроумии. Говорят, Гитлер побледнел от ярости. Все ждали, что он вот-вот взорвется. Но он сумел сдержаться.

Вечером того же дня была еще одна встреча — с Риббентропом. О ней я знаю подробнее. Она происходила у нас на Вильгельмштрассе, в министерстве иностранных дел. Риббентроп подводил итоги переговоров. Он достал из кармана листок бумаги и начал читать все о том же: о сферах влияния в послевоенном мире, о британском наследстве, о том, что Советский Союз должен присоединиться к трехстороннему пакту, к оси Рим — Берлин — Токио. Молотов спросил, что же будет с торговыми поставками, с германскими войсками в Финляндии, с военной миссией в Румынии… Каждый твердил о своем… Тут снова объявили воздушную тревогу, Риббентроп предложил спуститься в бомбоубежище, в его подземный кабинет.

Там он снова заговорил, что надо подумать о разделе сфер влияния, тем более что Англия фактически уже разбита. Тогда Молотов спросил: «Если Англия уже разбита, почему же мы сидим в этом убежище? Чьи это бомбы?..»

Риббентроп замолчал. Разговор иссяк сам собой, говорить уже было не о чем, а воздушная тревога все продолжалась. Что тут делать? Риббентроп заговорил о пустяках, перешел к излюбленной теме о виноделии, о сортах шампанского… Когда-то он был оптовиком-виноторговцем.

Время тянулось медленно, отбоя тревоги долго не давали. В свою резиденцию на Шарлоттенбургштрассе советские делегаты вернулись только глубокой ночью. А наутро они уехали в Москву… Вот и все, что я знаю о последних дипломатических событиях.

— Ну и что же вы думаете об этих событиях? Какой будет финал переговоров? — спросила Ильза.

— Мне кажется, что англичане могут считать себя избавленными от германского вторжения на острова. Все свое внимание фюрер сосредоточит теперь на Востоке. Именно там сгущаются тучи…

Рудольф фон Шелиа был очень близок к истине. В тот самый день, когда Адольф Гитлер первый раз встретился с советскими делегатами, он отдал генеральному штабу секретное распоряжение:

Первый сигнал о панике, охватившей тихую нейтральную Швейцарию, принесла фрейлейн Милда, пожилая служанка, работавшая в семье Радо.

Каждый день в половине восьмого утра — по ее появлению можно было проверять часы — Милда открывала своим ключом входную дверь, бесшумно проникала в кухню и начинала священнодействовать. Она варила кофе, жарила гренки и через четверть часа, в точно установленное время, объявляла, что можно идти к столу. В крахмальной наколке, в таком же белоснежном фартуке, стерильно опрятная, фрейлейн Милда будто символизировала страну, в которой она жила. Частица этой страны открывалась перед ней с высоты шестого этажа из окна ухоженной, сияющей чистотой кухни. И заснеженная гора Монблан в окружении других вершин, что поднималась над горизонтом, была похожа на крахмальную ослепительно белую наколку. Извечно, с сотворения мира, гора Монблан вписывалась в швейцарский пейзаж, утверждая незыблемость окружающего. Точно так же, казалось, ничто не может нарушить размеренный ритм жизни незамужней пожилой служанки. И вдруг случилось невероятное!