После самоубийства фюрера Гиммлер прожил еще несколько дней. Он тоже продолжал на что-то надеяться — больше на предсказания гороскопов. Через графа Бернадота, через собственного врача-массажиста Керстена Гиммлер искал встречи то с британским командующим Монтгомери, то с Эйзенхауэром, чтобы добиться сепаратного мира и преградить дорогу наступающим советским войскам. Но было поздно. Надежды Гитлера и Гиммлера на развал антигитлеровской коалиции так и не осуществились.
Берлин капитулировал. Рейхсфюрер Гиммлер, переодетый батраком, был схвачен на дороге бывшими узниками нацистских концлагерей. Мнимого батрака подвели наманикюренные, покрытые лаком ногти… Он попал в плен. Для него тоже все было кончено. Нащупав в кармане ампулу с цианистым калием, Гиммлер торопливо сунул ее в рот и стиснул зубы…
В это время Дюрер был уже в Москве. Возвратившись из Цюриха в Амстердам, он первым же самолетом отправился домой.
А Паннвиц покинул Париж в тот день, когда здесь началось восстание. Но специальная команда гестапо продолжала существовать. Гиммлер держал ее до самого конца, в резерве, рассчитывая, что она еще может ему пригодиться. Не пригодилась! Паннвиц давно уж ловил себя на мысли — надо спасать собственную шкуру.
Он предусмотрел все, чтобы скрыть следы преступлений. Следственные материалы вдруг превратились в секретнейшие документы государственной важности. Из Берлина от начальника гестапо Мюллера пришло распоряжение — сжечь все документы, касающиеся арестованных участников Сопротивления. Это было сделано. Накануне бегства Паннвиц приказал расстрелять последних узников. Расстрелянных закопали у кладбищенской стены в безымянной могиле. Других арестованных уничтожили раньше. Слишком много знали они о Паннвице и его команде.
Итак, свидетелей не осталось. Только Грин. Но Грин сам предложил план, который устраивал Паннвица, тот согласился. Они поедут в Москву! Грин выдаст его за участника немецкого Сопротивления. Оба были уверены, что Москва о них ничего не знает. Для Центра Грин остается подпольщиком-радистом. Это подтверждает последняя радиограмма — его благодарят.
С мандатом, подписанным рейхсфюрером Гиммлером, который предоставлял неограниченные права предъявителю этого документа, Гейнц Паннвиц какое-то время жил в Карлсруэ, затем переправился в Верхнюю Австрию, ближе к швейцарской границе, пробираясь в альпийскую крепость.
Гестаповская команда постепенно таяла, осталось лишь несколько человек. Они поселились в покинутой горной хижине, где и встретили окончание войны. Недели через две их обнаружили французские танкисты. Они окружили хижину, Паннвиц поднял белый флаг, а Грин храбро пошел навстречу лейтенанту.
— Я офицер советской разведки, — сказал он, — а это мои люди из немецкого Сопротивления… Доставьте нас к своему командиру.
Вскоре «участники немецкого Сопротивления» снова очутились в старых местах. Что же делать дальше? Паннвиц раздумывал, но Грин продолжал убеждать — надо ехать в Москву. Перед тем он известил Центр: гестаповец Паннвиц находится с ним и не исключена возможность, что согласится приехать в Москву. Предателю мерещились ордена, карьера, если он заарканит напоследок такую птицу, как начальник следственного отдела тайной полиции, руководителя специальной команды гестапо.
Зачем ехать куда-то в Испанию, в Южную Америку, убеждал Грин Гейнца Паннвица, зачем скитаться под чужим именем, если представляется такая возможность. Они будут жить припеваючи… Грин подтвердит, что Паннвиц работал на русских… И Паннвиц решился.
Вскоре после парада на Красной площади в честь Победы над фашистской Германией Грин и Паннвиц прилетели в Москву. Их встретили в аэропорту и прямо с аэродрома доставили к следователю по особо важным делам. Паннвиц потерял дар речи.
— Ну что ж, господин Паннвиц, — сказал следователь, — теперь вы признаете, что ваша игра проиграна? Вы не подозревали, что мы давно были в курсе вашей игры?.. И вашей тоже, гражданин Грин!..
Гауптштурмфюрер зло обернулся к Грину… Он почему-то вспомнил библейское изречение на железных воротах концлагеря в Бухенвальде и невнятно пробормотал: «Едем дас зейне…» (каждому свое).
Следователь приказал увести арестованных. Затянувшаяся игра закончилась…
ЭПИЛОГ
Проходят годы, десятилетия… Все дальше отступают в прошлое минувшие события… И время, как сыпучие пески древнего Хорезма, как материк Атлантиды, хранит ушедшие, нераскрытые тайны…
К прошлому взывают надписи на могильных камнях, памятники, воздвигнутые героям, папки архивных документов с надписью «Хранить вечно!». И память сердца участников прошедших событий. Но люди не вечны, они уходят из жизни, унося с собой воспоминания. Сколько безымянных братских могил осталось на местах сражений. Память о павших поддерживают вечные огни на могилах Неизвестного солдата. Но огни народной печали, огни солдатской славы не в состоянии раскрыть конкретных подвигов воинов.
Поэт писал о Неизвестном солдате:
Его зарыли в шар земной,
А был он лишь солдат.
Всего, друзья, солдат простой,
Без званий и наград.
Ему как мавзолей земля
На миллион веков,
И Млечные Пути пылят
Вокруг него с боков.
Волнующая эпитафия на могиле Неизвестного солдата!
Но только книги историков и писателей, мемуары очевидцев могут с наибольшей полнотой раскрыть события прошлого, людей, свершивших подвиги, рассказать об их стойких характерах, удивительных человеческих судьбах. Это — долг историков и писателей перед поколениями людей, которые будут жить после нас, для которых борьба и подвиги ушедших героев станут великим примером самоотверженности во имя идей мира, свободы.
На городском кладбище в Будапеште есть скромная могила. На каменной скрижали высечено:
«Елена Янзен, член Коммунистической партии Германии со дня ее основания».
У подножия памятника цветы, которые Шандор Радо приносит на могилу соратницы и подруги…
После войны профессор Шандор Радо вернулся к старой профессии географа. Он известный и заслуженный ученый социалистической Венгрии, член многих международных обществ и академии наук. Радо написал книгу воспоминаний, где рассказал о своей разведывательной работе, о судьбе Елены Янзен-Радо.
На Иксельском кладбище в Брюсселе, где хоронят знатных людей Бельгии, похоронена русская патриотка, вступившая в единоборство с нацистами. Она добровольно пришла в германскую комендатуру, чтобы спасти жизнь десяткам бельгийских заложников и приговоренных к расстрелу, если не будет найдена женщина, убившая гитлеровского офицера на улице Брюсселя.
На каменном надгробии надпись:
«Марина Марутаева, урожденная Шаврова, русская. Родилась 30 марта 1908 года. Обезглавлена 31 января 1942 года».
В тени высоких криптомерий на кладбище Тама под Токио погребен прах Рихарда Зорге, славного советского разведчика. Тело казненного героя отыскала японская женщина Исии Ханако, подруга Зорге, нашла его на «кладбище невостребованных трупов», где зарывали приговоренных к смерти и бездомных, неопознанных бродяг токийских окраин. Исии Ханако перенесла на кладбище Тама прах Зорге и сама составила надпись, которую высекли японские резчики:
«Здесь покоится герой, который отдал жизнь в борьбе против войны, за мир во всем мире…»
Тогда о Рихарде Зорге никто из его близких ничего не знал…
Ныне могила Зорге стала местом паломничества людей, борющихся за мир, против войны. Приходит на могилу любимого человека и Исии Ханако, приносит гвоздики, которые при жизни так любил Рихард. И еще сосновые ветви с длинными мягкими иглами. Она зажигает на могиле курения и орошает камень водой, чтобы никогда не увядала память в сердцах потомков о деяниях похороненного здесь человека… Таков японский обычай.
