— Решительная девчушка.

— Не то слово. Не остановившись на этом, она отправилась в мэрию, где как раз шло обсуждение завтрашнего праздника.

— Ночью шло?

— Ночные дела обсуждаются ночью, — констатировала Лайса. — Клюся ворвалась на совещание и, выкрикивая, со слов присутствующих, бессмысленные дикие обвинения, попыталась избить отца. Битой. Но к этому моменту уже подоспела полиция, и ее задержали. Сопротивления она не оказала, но ругалась страшно.

— А в чем она его обвинила?

— В убийстве матери и в том, что он Бабай.

— Он тоже?

— Что значит «тоже»? — насторожилась Лайса.

— Я тут кое-что узнал про Бабая.

— Так, девочка, выйди! — сказала полисвумен моей дочери. — Нам с твоим отцом надо это обсудить.

— Вот еще! — возмутилась Настя. — И не подумаю! Вдруг вы его… Ну, не знаю что. Я тут никому не доверяю!

Она села, скрестив руки, упрямо сдвинув брови и приняла позу отрицания. В этом момент она стала так похожа на свою мать, что внутри у меня что-то болезненно екнуло. То ли разбитое сердце, то ли отбитая печень.

— Не вижу вреда в том, что она это услышит, — сказал я. — История неприглядная, но отгораживание детей от реальности не помогает им выжить в этом жестоком мире.

— Черт с тобой. Рассказывай.

— Бабай — коллективная сущность. Исполнительный орган местного сектантства. Туда входит Невзор, Сумерла и почти наверняка Мизгирь. Возможно, Маржак — но вряд ли, он просто громила. Ты лучше меня знаешь местный бомонд, сама подумай, кто еще годится в подозреваемые.

— Невзор? — поразилась Настя.

— Девочка, раз уж тебя не выгнали, воздержись, пожалуйста от комментирования, — недовольно сказала Лайса. — Если бы злодеи были похожи на злодеев, мы бы давно всех арестовали.

— Не факт, что он злодей. У меня сложилось впечатление, что скорее делегированный общественник. Но дело не в этом. Похоже, что в городе возник конфликт интересов местных сектантов и какой-то внешней силы, которая претендует на вмешательство в их дела.

Я рассказал Лайсе то, что услышал от Сумерлы и «Невроза», а также то, до чего додумался сам. Я хоть и бывший боксер, но иногда использую голову не только для получения в нее ударов разной степени тяжести.

— Значит, ты считаешь, что в Жижецк лезут твои наниматели? — спросила, дослушав меня, Лайса.

— Уже влезли.

— И что им тут надо?

— Как раз собирался это выяснить. Но мне нужна Клюся.

— У девочки большие неприятности, — покачала головой Лайса.

— Ты мне должна, я нашел тебе Бабая, — ответил я. — Кроме того, если я прав, то выдвигать против нее обвинения никто не будет.

— Попробую что-нибудь сделать. Подожди здесь, мне надо поговорить с начальством, — она достала смарт и вышла в коридор.

— Пап, а что такое «тульпы», про которые вы все говорите? — спросила Настя.

— Представь себе, что кто-то чувствует себя очень одиноким. Одиночество — это не просто дискомфорт, это сильнейший, почти смертельный стресс. Оно вызывает гормональную реакцию, родственную клинической депрессии, расстройства психики и восприятия. Рассудок угнетен, поведение тревожное. Это наследие стайного прошлого приматов — отбившаяся от своих особь обречена. Срабатывает защитный механизм — у человека появляется воображаемый друг. Он представляет себе брата, или подружку, или родителя, или ребенка — кому чего не хватает. Разговаривает с ним, делится наболевшим, заботится или просит заботы. Это позволяет ему выживать в одиночку, обманывая свой мозг. Постепенно этот воображаемый друг становится для него совершенно реальным. И вот тут он либо готовый пациент для дурдома, либо — творец тульпы.

— Но… Ведь они не реальны, да?

— А что есть реальность? — улыбнулся я. — Но да, в общем случае, их видят и могут с ними взаимодействовать только их создатели. С точки зрения условной «нормальности», которая есть понятие статистическое, их не существует, а тот, кто их видит — психически болен. Или же часть их реальностей не пересекается. Но пять лет назад в городе Стрежев произошло… нечто. В силу катаклизма неизвестной природы тульпы там обрели материальность. Каждый, кто мечтал о воображаемом друге, сыне, брате, любовнице — получили желаемое.

— И что было дальше?

— Разное. Но вот что удивительно — обретя искомое, почти все поняли, что это не то, что им нужно на самом деле. Люди обожают себя обманывать, и нет ничего опаснее внезапного исполнения заветных желаний. И, как это не раз случалось в мифологии, а может, и истории нашего мира — создатели отвергли свои творения, сделав их непредставимо несчастными.

— И что с ними стало?

— Я не знаю точно, дочь. Мы покинули Стрежев, и до недавнего времени я не вспоминал о нем. И вот я узнал, что стало с брошенными детьми.

— Что? — спросила замирающим голосом Настя.

— Они живут в «Макаре». Стрежев избавился от своих тульп. Их принял Жижецк, но из милосердия ли? Не были ли они с самого начала предназначены для… Не знаю, для чего.

— Как Катя, да?

— Как Катя.

— Какая печальная история.

Настя замолчала и задумалась. Я поднялся с кровати, скривившись от головокружения. Постоял, покрутил головой из стороны в сторону. На ринг мне рано, но ходить смогу. Интересно, где моя одежда?

Обшарив шкафчик, нашел пакет с грязными драными тряпками, которые, очевидно, ею когда-то были. Ладно, мне не свататься идти. Кое-как натянул и стал выглядеть натуральным бомжом из-под моста.

— Пап, а паап… — протянула Настя очень странным голосом. — А Марта — твоя тульпа, да? Ты создал ее в Стрежеве, но не бросил, а увез с собой?

— Нет. Она тульпа, но не моя. Я увез ее с собой, потому что так было надо. Без этого мне бы не отдали тебя — это долгая история. Мне не нужна была тульпа. Я очень сильно любил твою маму.

Настя еще немного помолчала, но все же решилась:

— Скажи, только честно, — я тульпа?

— Нет, — сказал я твердо, — ты моя дочь. Моя и Анюты Трубной, твоей матери. Обстоятельства твоего… появления на свет необычны, но ты самая настоящая девочка. Ты не рассеешься без следа и памяти, уйдя от меня во взрослую жизнь. Но ты все равно не спеши, я еще не готов тебя отпустить.