— Вот видишь, — сказал я вернувшемуся дворфу, — ничего сложного. Видишь героя, есть проблема — смело вешай на него. И тебе хорошо, и ему интересно.

— Спасибо тебе, фиктор! Это такое… новое чувство! Я как будто стал больше!

Ох, не понравится это мадам Мерде! Как бы начальству опять не наябедничала.

— Пап, я в «Макара», — поставила меня дочь перед фактом, собираясь в прихожей.

— Уверена, что это будет уместно? — засомневался я. — У них там сейчас проблем хватает.

— Уверена. Виталик…

— Ах, Виталик…

— Папа!

— Не-не, я ничего… Виталик так Виталик. Я тебя провожу.

— Зачем?

— В этом городе творится какая-то фигня. Мне будет спокойней.

Скорчила гримаску, но спорить не стала. Значит, тоже чувствует.

На пороге «Макара» столкнулись с Петровичем.

— О, привет! — сказал он жизнерадостно. — А я тут соцопросами балуюсь для «кобальтов». Таргет-группа и все такое.

— Слушай, а что Элина на меня бочку катит?

— Из-за Клариссы? — засмеялся Петрович. — Не обращай внимания. За подружку топит.

— Подружку?

— Ой, не бери в голову. Делай так, как считаешь правильным. Ты в своем праве. Перетопчется.

— Слушай, вот еще спросить хотел. Вот эти очки…

— Что с ними?

— С ними все хорошо. Точнее — слишком хорошо! Понимаешь, несколько раз уже ловил себя на том, что забываю, что я в игре. Как им удается делать такую достоверную картинку? Это же черт знает какие ресурсы нужны! А дочь мне говорит, что можно даже к смарту их подключать…

— Ты правда думаешь, что в очках какая-то супервидеокарта и экраны с разрешением мильон пикселей на дюйм? Они бы тогда весили пять кило, грелись, как атомный реактор, и подключались к розетке кабелем в палец. Да и нет таких технологий пока.

— Но как же тогда?

— Весь видеопроцессинг не там, а тут! — он постучал мне пальцем по лбу. — На кой черт нам навороченная периферия, когда у нас видяха наилучшего качества встроена?

— Не понял.

— Блин, ну что мы с тобой стоим на пороге? Пойдем вон в кафе, а то я не завтракал.

— В какое еще кафе! — дверь «Макара» открылась, оттуда выглянула Антонина. — Сергей, ну куда вы убежали? Антон, заходите, пожалуйста! Я оладьи напекла, чай согрела, зачем вам кафе? Даже слышать ничего не хочу!

Пришлось зайти. Не могу устоять против оладий.

— Спасибо, Антон, — порывисто и как-то смущенно обняла она меня в коридоре, — я вам так благодарна за Катю.

— Ну что вы, мне просто повезло.

— Не просто, — покачала она головой, — тут все не просто. Вы очень вовремя тут появились. Вы, ваша дочь, жена…

— А что жена? — насторожился я.

— Ничего! Просто к слову пришлось. Надеюсь, вы ее найдете, как нашу Катю.

— Надеюсь, все-таки как-нибудь иначе найду… — мне снова почудился запах Мартиных духов. Наверное, по ассоциации. Мозг иногда играет с нами в странные игры.

— Мозг нас постоянно обманывает, Антох, — сказал Петрович, наворачивая оладьи. Видно, что он тоже к ним неравнодушен. — Вот, например, быстро поверни голову слева направо, насколько можешь, глядя на стену.

Я удивился, но честно проделал — повернул голову насколько мог влево, потом, ведя взглядом по стене, повернул ее до упора направо, аж в шее щелкнуло.

— И что?

— С какой угловой скоростью двигалась линия взгляда? С какой линейной скоростью двигалась по стене точка фокуса зрения?

— Э… Я не настолько силен в математике, чтобы вот так…

— Тогда поверь на слово — слишком быстро.

— Слишком — для чего?

— Чтобы фоторецепторы сетчатки успевали обрабатывать изображение. Если ты включишь камеру смарта, сфокусируешь ее на стену и повернешь его с той же скоростью, то изображение смажется до неразличимости. Хотя скорость работы электронной матрицы выше, чем нашей биологической. И тем не менее — ты, крутя головой, видишь мир вокруг не смазанным, а четким.

— И в чем фокус?

— В мозгу. Мы на самом деле видим куда меньше, чем нам кажется. Наши глаза — так себе прибор. И оптика не очень, и разрешение посредственное, и быстродействие никакое. Зато видеопроцессор у нас зашибенский. Он и рисует нам картинку, на основе внутреннего рендеринга. Мы живем в дополненной реальности, Антох. Оперируя не тем, что видим, а тем, что рисует нам мозг на основе предыдущего опыта и наработанных паттернов. Ты много раз видел эту стену, — он показал на нарисованные Клюсей готические граффити, — и, когда ты крутишь башкой, то мозг подставляет вместо изображения, которое не успели считать глаза, кадры из буфера видеопамяти. Поэтому мы довольно часто видим то, чего нет и не видим того, что есть. Но обычно не успеваем это осмыслить, потому что мозг прячет эти противоречия, маскирует и отвлекает внимание.

— Видим то, чего нет… — задумчиво повторил я. Блин, мне ли не знать.

— Именно. Из этого много любопытных следствий. Например, поэтому опасно ездить по шоссе на велосипеде. При управлении автомобилем скорость движения, а значит — и скорость видеопотока в глазах, значительно превышает ту, на которую мы рассчитаны природой. Мы не бегаем со скоростью сто километров в час, нам никогда не было нужно обрабатывать окружающие объекты настолько быстро. Однако мы как-то управляем машиной, верно?

— Факт, — согласился я.

— Опять же за счет рендеринга реальности. Глаза успевают считывать только важнейшее: контуры объектов, их расположение и относительные скорости. В каждый конкретный момент ты не видишь, какого цвета машины вокруг, кто сидит за рулем, что валяется на обочине и какой длины юбка у девушки на тротуаре. Это суммируется мозгом из разных кадров, и картинка синтезируется. Чем выше скорость — тем процент синтетической картинки больше, а реальной — меньше. Поскольку мы не можем увидеть все, то мозг отбрасывает все маловажное и оставляет только основное — обочину, разметку, знаки, машины, пешеходы. Стандартные объекты. Велосипедист, который не пешеход и не машина — выпадает. Водитель его реально не видит. Не хватает ресурсов обработки изображения. А потом разводит руками: «Да я вообще не понимаю, откуда он вдруг взялся!».

— Интересно, — кивнул я, — не задумывался об этом. Но причем тут VR-очки?

— Они используют эту особенность мозга. Им не нужно отображать всю картинку в подробностях, тратя бешеные ресурсы на детальную отрисовку каждого кадра. Вместо этого они подсказывают мозгу, что он должен увидеть, и он рисует это сам. Например, есть у тебя вирп, так?

— Так.

— Вот этот вирп идет, или бежит, или, не знаю, пляшет вприсядку. Обычно отображение этого процесса требует полной отрисовки всего дохрена раз в секунду. Короткой юбки, длинных ног, красивых глаз и как сиськи на бегу приятно подпрыгивают. Дохрена ресурсов. Но, мозг, сука, хитрый, и, если ему в одном кадре дать сиськи, в другом — юбку, в третьем — краешек трусов, то все остальное он будет дорисовывать по ходу сам, а ноги придумает даже лучше, чем были. Он все равно это делает всю нашу жизнь с тех пор, как мы научились наводить глаза на резкость, отличая мамкину сиську от папкиной бороды. Так что, если ты, к примеру, смог бы сделать стоп-кадр из очков на внешнее устройство, то сильно удивился бы результату. Там нет того, что ты видишь во время игры. Там смутный контур одного, яркая деталь от другого, обозначенное цветом небо, намеченный силуэтом собеседник. Но в каждом кадре — разное, и мозг суммирует это реалтайм, додумывая подробности. На самом деле, видеоресурсов очки потребляют в разы меньше, чем обычный монитор. Потому что в монитор ты смотришь на фоне остальной реальности, и этот фокус не сработает, мозгу есть с чем сравнивать картинку. Поэтому в очках можно со смарта играть, а без очков — хрен там. Вот такая, Антох, загогулина.

— Слушай, — озадачился я, — ну ладно, с игрой я понял, в меру своей технической тупости. А с реальностью-то как быть? Как жить-то теперь, зная, что мир вокруг не такой, как кажется?