Аластер предложил остаться с ним навсегда.
Она сидела на столе в Золотой башне, с трудом понимая, что он говорит, но резкое «да» — уже вертелось на языке. Она кивнула раньше, чем он договорил, еще не понимая, что просьба касается не статуса личной помощницы, а их самих. Он сделал предложение просто: без лишних слов, красивых эпитетов и фраз о вечной любви. Скорее отшутился, сказал, что теперь он завидный жених, и попросил спасти от этой незавидной участи.
— Ты станешь моей, Мэйгрид?
Поцелуй вышел другим, не столь отчаянным, как в прошлый раз, а нежным, приглашающим ответить и обещающим, что все будет хорошо. Он обнимал ее, целовал, шептал нежности, а позже все встало на свои места.
В той комнате, когда она сильно испугалась, что Аластер наделает глупостей, произошло много чего. Мэй потребовалось время, но она лишь смогла принять некоторые вещи, но никак не объяснить их до конца. Аластер сказал, что она вошла в резонанс с силой амулета. Он видел в этом несколько причин: близость двух источников магии одновременно в виде него и Брайса, а еще ее эмоции, схожие с тем, чье желание покоилось в том камне. Сила, что вырвалась и завладела Мэйгрид, сделав ее не просто проводником энергии, а самой магией.
— Значит, я действительно лишила силы корри Брайса? — тихо спросила она, отказываясь верить в произошедшее.
Он кивнул, поджал губы и тряхнул головой, словно пытался отбросить непрошеные воспоминания.
— Ты говорила, что он недостоин этой силы, что он получил ее обманом и удерживает. Знаешь, Роберту удалось выяснить, что Брайс пил все время настои, которые улучшали контроль над магией.
— Я помню довольно смутно…
— Я помню… — он замолчал, а затем взял ее руку, словно боялся, что она куда-то исчезнет. — Ты затихла, взгляд остекленел, ты растворилась в магии, я звал тебя, но ты меня не слышала… Я боялся, что не смогу достучаться до тебя.
Из небольшого пыльного окна башни падал свет на дощатый пол, разбрасывая золотистые широкие линии по полу. Мелкая пыль клубилась в его просветах, словно ее сорвало недавним вихрем, а скорее белыми тряпками служек, что пытались навести здесь чистоту.
Мэй сжала его руку крепче в ответ, желая дать знать, что она здесь и больше никуда не исчезнет.
— А потом я нашла тебя…
— Роберт сказал, что если я не приму магию Золотого, то я никогда тебя больше не увижу, потому что она выжжет тебя дотла, потому что эта магия предназначена для дракона, а не человека и то, что ты смогла удержать ее так долго — настоящее чудо.
— Значит, это все из-за меня?
— Из-за меня, — оправдался дракон. — Я сделал это, чтобы дать себе надежду быть с тобой. Я жалкий эгоист, который нуждается в тебе.
Аластер стал Золотым. Он принял магию, и теперь другого пути не было. В замке об этом уже многие знали, но официального заявления еще не было. Король молчал, обижаясь на старого друга, а еще давая ему возможность примириться с этим самому. Ему придется съехать со своей маленькой квартирки и вернуться в замок, в котором провел большую часть своей жизни. Получить новый статус и, конечно же, власть, а еще как-то поговорить с матерью, рассказать ей обо всем, что произошло. Впрочем с последним он тянул.
Мэй слышала, как король упрекнул Аластера:
— Он был и моим лучшим другом, я имел право знать.
Теперь они избегали друг друга, не зная, как начать разговор. Аластер не говорил этого прямо, но Мэй чувствовала, что он винит себя, в том, что не доверился. Роберт, скорее всего, делал то же самое: винил себя, что поздно проявил настойчивость, а, может, и в то, что не поверил или держал настоящих убийц так близко к себе и не понимал этого. Мэй оставалось только догадываться, что произошло в прошлом и как это повлияло на настоящее, но она верила, что все наладится.
Ей и самой предстояло сделать многое — рассказать родителям, что теперь она свободна, но все же не сможет вернуться в отчий дом. Она выбрала для себя путь, остаться рядом с драконом, получив статус почетного гражданина Островов и желанного гостя во дворце. Король Роберт, к слову, предложил жить при дворе, пока драконами правит он и его потомки, пообещав, что она ни в чем не будет нуждаться до этих пор. Мэйгрид была польщена, Аластер на это лишь красноречиво поднял брови и сообщил, что ей определенно будет, где жить и в замке они долго не задержаться.
Расследование по делу Сеттена и Брайса подходило к концу, нашлись свидетели и доказательства, а еще сам бывший Золотой, он рассказал достаточно, чтобы его старого друга отправили летать со связанными крыльями. Брайс сказал, что он обманом заставил его принять силу, но, по правде, они оба были слишком алчны, и считали, что это сойдет им с рук. Маленькими шажками Сеттен выстелил себе дорогу в ад. Вначале он просто хотел насолить Раймеру, хотел, чтобы его сердце было разбито, но эта шалость совпала с тем, что старый враг обрел великую силу, и планы на него изменились. Лишить его силы, лишить любимой девушки. С каждым шагом он позволял себе большее, и в конце, когда стало понятно, что Раймер умрет — он легко пошел на этот шаг.
Аластер оказался прав, Сеттен ненавидел Раймера с самого детства. Он признался об этом на одном из допросов, но уже позже. Скаля зубы, поведал, что впервые задумался лет в четырнадцать о том, что было бы прекрасно, если бы тот просто исчез. С тех пор он много раз отгонял от себя эту мысль и столько же раз к ней возвращался.
Теперь, когда история мести подошла к концу, им предстояло позаботиться о себе.
Мэй знала правила, дракон, тем более благородный дракон, не смеет связать свою жизнь с простой смертной. Во всяком случае, официально. Все знали о существование древнего ритуала, который превращал людей в драконов, наделяя их второй ипостасью. Исход ритуала зависел от высших сил, и не всегда они были благосклонны, многие истории заканчивались плохо. Аластер не просил ее рисковать, он сказал, что не смеет ее просить об этом. Они говорили о совместном будущем, как о чем-то не столь быстром. При всей пылкости последующих поцелуев Мэйгрид не собиралась торопиться, хоть и знала, что с ее стороны все серьезно. Она хотела все сделать правильно: позволить Аластеру поговорить с матерью, поговорить со своими родителями, чтобы он, как положено, попросил ее руки, а затем уже назначить дату свадьбы и ее обращения.
Они шли к ведьме, вернуть долг. Аластер сказал, что помимо прочего они должны не только поблагодарить Нэндэг за оказанную помощь, но и посмотреть, остались ли какие-то последствия того, что Мэй на короткое время овладела магией драконов.
— Не стану читать вам морали… — скрипуче проговорила ведьма.
Встреча вышла резкой. В дом она все же впустила, хоть и старательно делала вид, что гости ей совершенно безразличны. Принялась заниматься своими делами: щелчком пальцев, заставила метлу скрести дорожки, а сама плюхнулась за стол и принялась пить чай.
— Я твой должник, — начал Аластер.
— Я помню, Золотой, — выдохнула она. — И все же ты хочешь глубже влезть в долги.
— Не совсем.
— Если хочешь спросить, угрожает ли что-то здоровью девчонки… то нет. Не думаю, что это может как-то на ней отразиться, здоровая кобылка.
— Благодарю тебя.
Нэндэг кивнула, не отрывая взгляда от живота Мэй, она поджала нижнюю губу и нахмурилась:
— Ну, хоть не успел объездить.
От этих слов щеки Мэй зарделись румянцем. Аластер держал себя в руках, был джентльменом, устраивал свидания, и давал возможность узнать друг друга с романтической стороны. Не торопил и не требовал.
— Я сделал Мэйгрид предложение, — выдохнул он. В выдержке ему не отказать, у Аластера даже бровь не дернулась, он воспринял слова ведьмы как бурчание и не более.
О новом статусе Аластера собирались объявить уже скоро, оно накладывало на него много обязательств по отношению к Островам и своему народу, а еще стягивало рядом правил. Пожалуй, на правах эксцентричности и спорной репутации, он мог выторговать для себя многое. Например, не проживать все время в замке, обручиться с почетной жительницей Островов человеком. Он ведь уже сделал ей предложение, но Мэй понимала, что все же ей нужно подчиниться старым традициям и принять новую ипостась ради Аластера.
