Мы замолчали, прислушиваясь к пугающей тишине коридора и смотря на необычайно хмурое небо Файи. Всё было серым, и дома скрывались не то в низких облаках, не то в белом тумане.

– Что ты предложила Ориасу?

– Заменить Айну ночью.

Взгляд Цербера стал задумчивым.

– Возможно, это и правильно…

– Я хочу, чтобы ты пошёл с нами и забрал Айну, – перебила я.

– Не доверяешь Императору? – даже усмехнулся Цербер.

– После всего, что произошло? Нет, не доверяю, и вряд ли когда–нибудь снова доверю.

Вздохнув, я зашагала к себе, бросив через плечо:

– Приведи её потом обратно.

Пальцы онемели от холодной воды пруда. Плотно сжав зубы, я аккуратно плела венок из голубых цветов с белоснежными стеблями, которые то и дело приходилось опускать в воду, иначе они становились жёсткими и неудобными. Венок нужен был для ночи, и по идее плести его должна была Айна. Вот только не она сегодня ляжет с Ориасом, так что плела до судороги в пальцах я.

В воздухе раздался музыкальный звон, заставивший испуганно вскинуть голову и взглянуть на возвышающийся за деревьями белый дворец. Сжав руки на венке, я отвернулась, стараясь расслабиться и не думать, что Ориас будет крайне зол моим отсутствием на церемонии. Впрочем, я ясно дала ему понять, что мне это не нравится, вот пускай и делает выводы.

Скрывшись в саду за дворцом, я всё утро рвала нужные мне цветы, которые должны были сочетать в себе белый цвет Грандерилов и их голубые глаза. Смотря на эти цветы, я понимала, что это мой цвет, словно судьба решила взять и весьма жестоко пошутить.

В памяти всплыли слова Гейлерина.

Судья Грандерилов.

Вот только мне не дано выбирать, кто будет жить, а кто умрёт.

Закрепив венок и насухо вытерев холодные онемевшие руки, я направилась в сторону дворца. Коридоры были скупо украшены цветами в вазах, и в воздухе стоял приторный аромат духов и пряного дыма. Я несколько раз чихнула, подавив выступившие слёзы и дойдя до своей комнаты. У неё дежурили двое Завоевателей, и только я собиралась прогнать их, как двери раскрылись, и ко мне, одетый в чёрно–изумрудные одеяния, вышел Цербер. Как всегда гордый, холодный и непоколебимый. Словно не он на досуге с таким увлечением рассказывал Айне о своей коллекции, которую ещё давным–давно показывал мне. Я тогда так же восторженно слушала, мечтая тоже стать легендарным пиратом. А стала легендарной убийцей Императора.

– Он недоволен, – негромко произнёс Цербер, и его разноцветные глаза сверкнули.

– Не сомневаюсь, – ответила я, собираясь войти в комнату, как Цербер схватил меня за руку, оттащив подальше от дверей.

– Он тебе не по зубам, Шпилька, – прошептал мне на ухо глава Мародёров. – Не стоит его злить понапрасну.

– Не думаю, что он сделает мне больно.

Цербер посмотрел в мои глаза, и у меня мурашки по коже пробежались от этого взгляда. Его маска вдруг дала трещину, и на несколько секунд мне предстал усталый, исполненный горем и самоненавистью иномирец, отягощённый своей вечностью. От неожиданности я даже оробела, не возразив, когда Цербер положил на мою спину ладонь, не спеша уводя подальше от чужих ушей.

– Шпилька, не строй из себя ту, кем ты не являешься… я знаю тебя давно. Знаю, что в первую очередь ты спасаешь свою шкурку, а потом уже думаешь о других.

– А ты не думал, что я могла измениться?

– Невозможно измениться за столь короткое время… мне на это потребовалось как минимум тысяча лет. – Цербер вздохнул, качнув головой. – Я ценил тебя за то, что ты умела предугадывать опасность и находить пути там, где их практически не было… но сейчас всё иначе. Ты ослепла, привязав себя к этому месту. К этому ребёнку. Ориас имеет над ним власть, а следовательно, и над тобой. Надо избавиться от этой связи, и тогда ты наконец поймёшь, что нужно делать…

Я резко остановилась, взглянув в глаза опасному пирату, который чуть меня не зарезал.

– Тебе три тысячи лет, а ты до сих пор не понимаешь, зачем живёшь на этом свете, – прошептала я. – Тебя ничто не держит, ты не имеешь ни дома, ни тех, кому был бы предан. Ты не понимаешь, как жить так, чтобы тебя не боялись, а принимали. А я научилась это делать. Научилась ценить чужие жизни превыше своей, потому что я, по сути, никто. Ни прошлого, ни настоящего. Ты никогда не испытывал боль из–за того, что твоим родным причиняли боль, и тебя мало когда заботили настоящие желания твоих наложниц.

Отступив назад, я качнула головой.

– Попробуй найти себе того, с кем ты готов был бы провести остаток своей вечности. У меня уже есть эти люди, а у тебя – никто, лишь одиночество.

– Мне нравится это одиночество.

– Потому что ты не знаешь ничего, кроме него.

На скулах Цербера показались желваки.

– Да что ты знаешь о боли, Шпилька…

– Много, – тихо прервала его я. – Очень много.

Развернувшись, я подошла к дверям, неуверенно замерев на пороге и оглянувшись в сторону Цербера.

– Ты никогда не пачкал свои руки чужой кровью, в отличие от меня. И тебе вряд ли снились лица тех, кого ты убил.

Цербер издал жуткий смех, от которого даже Завоеватели невольно выпрямились.

– Постоянно, Шпилька… даже сейчас, – услышала я его удаляющийся голос и звон бокала.

Сглотнув, я всё же вошла в комнату, но подумать над словами Цербера так и не успела. На меня, чуть не сбив с ног, кинулась Айна, стиснув до того крепко, что я поперхнулась. Звёзды, и откуда в этом ребёнке столько силы?!

– Айна… ну что ты? – выдавила я, аккуратно вызволяя из запутавшихся волос шпильки с белыми жемчужинами, которые часто носила дива Минита. – Разве невеста должна плакать?

Девочка лишь рьяно закачала головой, и я тяжело выдохнула.

– Ну что не так? – тихо поинтересовалась я, вперевалку подходя к кровати. – Давай, садись… вот так.

Айна, шурша пышным белым платьем, покорно залезла на кровать, хмыкая покрасневшим носом. На лицо сыпались завитые светлые волосы, в которых то тут, то там торчали бежевые цветочки. Присев рядом, я начала аккуратно вытаскивать их, отложив на тумбочку венок. Мда, над Айной знатно постарались – она даже выглядела старше своего возраста. А может, боль и страх сделали её старше, чем она была на самом деле? Йоли ведь практически её ровесница, но выглядит и ведёт себя совсем иначе.

– Чего ты такая грустная? – поинтересовалась я, тут же заподозрив неладное. – Что–то пошло не так?

Айна лишь качнула головой, стерев влажные линии на щеках.

– Я… я боюсь его… – взглянув на меня своими небесными глазами, прошептала девочка. Её пальцы сжали лёгкую ткань, и я заметила блеск кольца.

– Тебе он вреда не причинит, – как можно уверенней произнесла я, гладя её по спине и задевая пальцами мягкие пёрышки крыльев. – Ориас не такой злодей, как порой кажется… ты же слышала истории Цербера? Вот его и вправду надо опасаться – никто не знает, что в голове у этого пирата.

Айна снова шмыгнула носом, привалив головой к моему плечу.

– Я боюсь за тебя, – тихо прошептала она, сжав мою ладонь. – Он может причинить тебе боль…

– Уже причинил, – со вздохом призналась я. – Своими словами и решениями… не волнуйся, за себя я смогу постоять.

Айна тихо вздохнула.

– Я хочу к Дамесу… он же ещё жив? – подняв вспыхнувшие надеждой глаза на меня, прошептала девочка.

– Поверь, в месте, где находится Дамес, никто не хочет оказаться.

– Но ты же его вытащишь?

Комок встал посреди горла, и я аккуратно провела пальцами по светлому локону маленького ангела, выпутывая застрявший лепесток.

– Это не так легко, – тихо призналась я. – На это нужно время… трилун, может, даже два. Туда не так–то просто пробраться… я очень хочу верить, что с Дамесом всё в порядке. Не могу тебе обещать, что он цел и невредим, и что до сих пор живой.

Взгляд Айны тут же погрустнел, и я сжала губы, не силясь ей сказать, что Дамес со своими ранами вряд ли так долго протянул на Гронде. И всё равно надо его проверить, тем более я знаю, как это сделать, пропав с радаров на пятьдесят минут.