— Вообще-то тридцать два года — возраст не такой уж юный. А главное — канонический для епископской хиротонии... Основная причина столь быстрого взлёта молодых священников в те времена — это так называемая демографическая пустота, которая стала складываться в духовенстве Русской Православной Церкви после переворота 1917 года. Известно, например, что в связи только с одной кампанией по изъятию церковных ценностей, начатой в феврале 1922 года в России, большевики расстреляли более десяти тысяч священнослужителей и верующих. Среди них было немало церковных иерархов, например митрополит Петроградский и Гдовский Вениамин. Ещё раньше невинной жертвой красного террора стала настоятельница Марфо-Мариинской обители в Москве великая княгиня Елизавета Феодоровна. Огромные человеческие потери Церковь понесла в тридцатые годы... К тому же была ликвидирована система духовных учебных заведений, проявился жёсткий курс на сокращение числа архиереев и недопущение к архипастырскому служению церковно-активных кандидатов. К началу шестидесятых в Русской Православной Церкви оставалось совсем немного архипастырей, обладавших систематической богословской подготовкой, полученной ими ещё до 1918 года. Вот почему нашему Православию хронически не хватало и священнослужителей, и иерархов. Не я один в достаточно молодые годы удостоился чести посвящения в сан епископа, но мне отрадно, что и я оказался в этом ряду.
К сказанному Святейший мог бы добавить и то, что столь почитаемый им митрополит Московский и Коломенский Филарет (Дроздов) стал епископом в тридцать четыре года, архиепископом — в тридцать шесть. И тогда, в начале XIX столетия, тоже не хватало образованных архипастырей.
Остаётся указать ещё на одно удивительное совпадение судеб святителя Филарета и героя этой книги. Летом 1817 года архимандрит Филарет начал своё архиерейское служение, будучи назначенным на Ревельскую кафедру. Летом 1961 года архимандрит Алексий начал своё архиерейское служение, будучи назначенным на ту же Ревельскую кафедру, только теперь она называлась Таллинской.
Одновременно с назначением на Таллинскую кафедру епископу Алексию поручили временное управление и Рижской епархией. Ненадолго, всего на несколько месяцев, но за это время он успел два раза посетить Латвию, совершив богослужение в Преображенской пустыньке и Свято-Троицком женском монастыре, в главный храм которого был перенесён кафедральный собор вместо уже закрытого Рождественского храма.
С самого начала архиерейского служения ему пришлось вступить в борьбу против новой волны хрущёвских гонений. Первым монастырём и первым храмом, которые он спас тогда, стали собор Александра Невского и монастырь Успения Божией Матери в Пюхтице.
— Гонению подверглись святые обители. Подавляющее большинство их закрыли без всяких объяснений. В действующих монастырях власти стремились до минимума сократить количество насельников. Например, в Эстонии значительному сокращению числа сельских приходов способствовала депортация местных жителей в связи с коллективизацией и «борьбой с эстонским национализмом» в сороковых—пятидесятых годах. Деяния мироправителей тьмы века сего (Еф. 6, 12) по истреблению в душах людей веры были разнообразны, казалось, нет предела их изощрённой лукавой изобретательности. Но самым страшным, пожалуй, было то, что у Церкви решительно отбиралось будущее. И без того малочисленные духовные учебные заведения беспощадно закрывались. Делалось всё, чтобы всячески затруднить и в конечном итоге не допустить поступления туда необходимого количества учащихся, равно как и воспрепятствовать принятию достойных абитуриентов. Угроза закрытия нависла и над Александро-Невским собором в Таллине, и над Успенским Пюхтицким женским монастырём... — вспоминал Святейший время начала своей архипастырской жизни. — Советская власть в лице уполномоченного Совета по делам религий при Совете министров СССР по Эстонии некоего Яна Самойловича Кайтера приготовила мне достойный «подарок»: в первые же дни моего архиерейства мне сообщили, что ещё летом 1961 года было принято решение о закрытии Пюхтицкого женского монастыря — единственного в то время в Эстонии. Псково-Печерский монастырь вошёл в состав Псковской епархии, и Пюхтица оставалась теперь в одиночестве. Также подлежали закрытию тридцать шесть «нерентабельных» приходов.
Само слово «Пюхтица» является союзом эстонского корня «piihti» — «святое» и славянского окончания «ца». Женский монастырь был основан в 1891 году в деревне Куремяэ волости Иллука на самом востоке Эстонии в местности с преимущественно русским населением. Согласно преданию, обитель возникла на месте явления Богородицы одному из местных жителей. Создателями монастыря стали губернатор Эстляндии князь Сергей Владимирович Шаховской и его жена княгиня Елизавета Дмитриевна, вдохновителем — святой праведный Иоанн Кронштадтский, а попечителем — сам государь Александр III. Изначально то был не просто монастырь, а место, где действовавшая община построила приют и лечебницу для бедных. В самой обители были воздвигнуты главный собор Успения Пресвятой Богородицы, трапезный храм Святых праведных Симеона Богоприимца и Анны Пророчицы, храм Преподобного Сергия Радонежского, храм Святителя Николая и преподобного Арсения Великого, крестильный храм Иоанна Предтечи и священномученика Исидора Юрьевского, домовая церковь Святителя Алексия и великомученицы Варвары. Словом, это была и есть одна из главных обителей Православия в Прибалтике.
И вот святое место решили уничтожить и построить здесь дом отдыха шахтёров. Начало разорения обители назначили на 1 октября, то есть времени у епископа Алексия оставалось в обрез. Уполномоченный Ян Самойлович Кантер при первом знакомстве оказался не таким уж рьяным чиновником, вежливо принял только что назначенного епископа, выслушал его доводы, сводившиеся к тому, что нехорошо, если архипастырское служение начнётся с разорения столь известной обители и аж тридцати шести приходов. К тому же надобно учитывать и то, как к этому отнесутся наши идейные враги: раздуют скандал, заставят папу римского пересмотреть взгляды на мирное сосуществование... Побеждать гонителей приходилось, пользуясь их терминологией. Это шаблонное словосочетание «мирное сосуществование» использовалось большевиками ещё с двадцатых годов, когда начала складываться советская дипломатия. Сейчас, когда разгорался Карибский кризис, оно воскресло.
— Да, да, вы правы, — поразмыслив, ответил Кантер. — Большое спасибо, что пришли и предупредили нас от совершения скоропалительного шага. Оставим уничтожение монастыря до лучших времён! И храм пусть пока постоит.
Впоследствии Святейший Патриарх со свойственным ему добродушием, в котором хорошо скрывался сарказм, вспоминал о Кантере:
— Человеком он оказался в общем-то неплохим, можно даже сказать, душевным. Чиновник, в свою очередь, довёл до соответствующей инстанции мои пылкие доводы, найдя их, на моё счастье, вполне резонными. В конце концов, срочное закрытие монастыря и храмов было отложено до «лучших времён», как они тогда выражались... Атеистическая власть понимала и принимала во внимание только политические аргументы. Хорошо, конечно, декларировать, что Церковь должна при любых обстоятельствах оставаться вне политики. Но что прикажете делать, когда эти самые обстоятельства, доведённые до абсурда, берут за горло? Когда речь заходит как о духовном, так и о физическом выживании — не меньше? Нет, я не собирался отвечать на подлость ещё большим коварством, для духовного лица это совершенно неприемлемо. Однако сидеть сложа руки тоже не мог. В те тяжёлые для Церкви годы в нашем арсенале было не так много способов воздействия на власть. Но кое-что появлялось... Например, действенных результатов удавалось добиться при положительном упоминании той или иной обители или храма в зарубежной печати. Организовать подобные публикации было, конечно, непросто, но иного выхода я просто не видел. Начал выяснять, как это можно сделать. Созрел план. Патриарх Алексий I его благословил и помог осуществить.
