Мне совсем неинтересно.

Совершенно.

Пока пыталась себя убедить, ноги вскочили и понесли на звук. С каждым шагом сердце замирало, я узнала этот голос такой родной и такой далекий. Сколько же лет я мечтала услышать его вновь, прижаться к теплой груди и слушать ровный стук любимого и любящего сердца.

— Мама…

Я побежала, чтобы быстрее ее увидеть, но в тумане совершенно непонятно много пробежала или мало. Не заметила, когда проселочная дорога под ногами сменилась белым мрамором с розовыми прожилками.

Песня оборвалась.

Я испугалась, не успев найти опять потеряла. Как же так?

Оглядывалась, разгоняла туман руками, но будто кто-то смеется надо мной, манит и отбирает. Злость и отчаяние поднимались… не знаю, что я хотела сделать, к счастью, не узнаю, потому что туман истончался, открывал круглый зал. Тонкие колонны, переплетаясь вершинами плавно переходили в высокий свод потолка. Свет шел отовсюду, но не слепил. Ни окон, ни дверей. А как же я тогда вошла?

Я стояла почти в центре зала не знала чего ждать. Умереть не могу, вроде как уже мертва. А что еще можно сделать с умершим не знаю и оттого страшнее.

— Мам?

Да, знаю, что тут никого, но раз сюда пришла, вернее, меня привели, значит, для чего-то. Вдруг все же она придет на мой зов, ведь мы обе мертвы.

Удивительно, но эха не было хоть и пустой мраморный зал вроде как должен отражать звуки. Хлопнула. Нет эха. Топнула. Нет эха.

Чудно.

— Зачем я здесь? — я подняла голову не зная к кому обращаюсь.

Ответа не получила.

Из-за верчения не сразу заметила, как стена напротив постепенно темнела, пока не стала черной. Хотела подойти ближе, но ноги будто к полу приросли. Странно вместо страха внутри родилось любопытство. Темнота постепенно светлела, и я вновь услышала мамино пение, а следом увидела: моя комната, только вместо кроватки люлька, мама тихонько качает ее и время от времени смотрит на дверь. Стоило войти отцу, мама берет меня на руки и улыбается.

— Цветана, ты уверена? — отец ласково мне улыбается, указательным пальцем гладит по щеке.

— Радмир, я хочу быть уверена, что наша дочь будет счастлива.

— Милая, в нашей Дарушке может проснуться слабый дар.

— Я не хочу рисковать. Не хочу потом провожать ее насмерть и выплакивать глаза, глядя на дорогу.

— Но…

— Нет, Радмир, будь она сыном я бы не пыталась спорить с судьбой, но дочери я хочу другую жизнь, нормальную, понимаешь?

— Цвета, это, — отец достал из кармана пузырек с малиновой жидкостью. — Навсегда. Наша Дарушка никогда не станет магом.

— Вот и славно. Пусть девочка познает радость материнства и уют домашнего очага. А не бегает под огнем, спасая всех и вся.

— Она может полюбить мага.

— Пусть любит. Пусть замуж выходит. Но Дарушка будет дома. В тепле, уюте, безопасности. Неужели я так много прошу?

— Ты мать, это естественное желание. Но и Великая не просто так раздает дары.

— Я несогласна с Великой, — мама забрала пузырек из руки отца и влила его содержимое мне в рот.

— Думаешь, обмануть Судьбу? — отец забрал меня из рук мамы, покрутил в разные стороны, чем вызвал мой смех.

— Уже обманула. У нас будет обычная девочка, самая любимая и самая счастливая, — мама погладила меня по голове и поцеловала в щеку.

Картинка замерла.

Выходит, я могла быть магом, могла стать героем, как родители, но… меня лишили этого…

Я хотела злиться, но не получалось. После встречи с тамалоти что-то внутри сломалось и радужный образ героя лопнул как мыльный пузырь. Я понимала желание матери оградить меня от этого, но отец прав Судьбу не обмануть и что предначертано каждый исполнит. Хоть с магией, хоть без.

Постепенно вся стена заполнилась картинками прошлого. Мои победы и ошибки окрашивали колонны либо в белый, либо в черный цвет. Чего ждать не знала, но отчаянно верила в то, что Мать никогда не накажет ребенка сверх его возможностей. Не всегда я была права и мои ошибки рушили чужие жизни. Взять того же Дарека, сына директора из-за которого я оказалась в лесу. Сломала ему нос, когда увидела, как к Аленке приставал. И невдомек мне тогда было, что играют они так. Да только разбитым носом расстроила возможную свадьбу, за это меня господин Крисинтак и сослал в лес, не дав собраться и купить более подходящие вещи. Но я же не знала и год прожила злясь на них. Теперь знаю правду, а что могу сделать? Ничего. Только сожалеть.

— Довольна своей жизнью, Дарушка?

— Великая Матерь…

— На этот раз я, — богиня улыбнулась, явно намекая на мое поминание всуе. — Зал правды не смог определить чего больше в твоей жизни было пользы или вреда. Может, ты подскажешь?

— Не знаю… А почему вы не можете?

— Я могу. Но прежде чем идти дальше каждый смотрит на свою жизнь и здесь решается свет или тьма вели человека. А с тобой всего поровну. Как решить?

— Не знаю… Я же всю жизнь мечтала о магии и подвигах, а в результате ни магии, ни подвигов. Всегда думала будто помогаю другим, а вон скольким вред причинила. Права мама не дело это девочке по полям и лесам бегать. И вон заставила Еремию умереть.

— Приблудой становятся те, кто предал, поэтому пожертвовав собой, Еремия искупил вину. Без магии твоя жизнь получилась лучше, чем если бы она у тебя была.

— Вы знали, что мама лишит меня магии?

— Нельзя лишить того, чего нет.

— Но… отец, он же… — я запнулась понимая, что запутываюсь в хитросплетениях планов Великой. — Мама поила меня зельем…

— Людям нужно во что-то верить, а я не мешаю и магию даю не всем.

— Выходит, все было зря?

— Неужели тебе мало уже совершенного? — я удивленно посмотрела на Богиню потом на картинки на стене ничего особенного не увидела. Даже кинжал вонзенный в спину короля тамалоти сейчас виделся мне большой глупостью. Что мне стоило отдать кинжал кому-то из магов и сказать куда попасть надо? Но что уж теперь. Прошлого не вернуть и мне уже не жить. Я пожала плечами и отвернулась.

— И… что мне теперь делать?

— А что ты хочешь? — ох, уж эта свобода выбора, которая совсем несвобода, потому что Великая даже о моем выборе уже знает.

Хочу много, например, вернуться и отдать кинжал магу, а когда все закончится, пусть и на три тысячи лет, притянуть одного упрямого мага и впиться в его губы и никогда не отпускать, потому что… потому что никто другой не нужен, потому что даже умирая думала о нем и Асе и жалела, что сдалась, проиграла умершей жене так и не попытавшись забрать его себе.

Но это невозможно.

— Родителей увидеть, — Великая улыбнулась и кивнула.

И почему от ее улыбки у меня внутри что-то замирает, боясь дышать, чтобы не спугнуть пугливую пичужку надежды.

— Дарушка, — я обернулась, родители стояли в двух метрах от меня, такие, какими их запомнила. Красивые, молодые, счастливые. Мама приветливо раскинула руки и я, наконец-то, смогла ее обнять. Столько лет об этом мечтала. Эмоции переполняли не только меня, поэтому мы с родителями жадно рассматривали друг друга. Я и мама плакали, а отец, как всегда, оставался спокойным, только глаза блестели сильнее, чем помню. — Какая же ты красивая стала. Прости, не уберегла тебя от…

— Я скучала, — крепко-крепко обняла маму, будто и теперь нас хотят разлучить, не хочу говорить о прошлом. Его не изменить и назад не вернуться. Зато сейчас можно нежиться в маминых объятиях, вдыхать ее запах и чувствовать сильные руки отца на своих плечах.

Как же мне этого не хватало.

— Дарушка, не только ты хочешь увидеть, но и тебя, — я оглянулась на Великую. Она показала рукой в сторону.

Ха, нет окон и дверей. Есть. Двери так точно, просто они появляются когда надо. Сейчас в зал входил мужчина, я нахмурилась, потому что не знаю его. Никогда раньше не встречались. Среднего роста, каштановые коротко стриженные волосы слегка вьются, в зеленых глазах хитринки смеются. По глазам его вижу, что понимает, не признала я его, оттого еще больше лучики морщинок расходятся у глаз.