Когда мы все выбрались из бассейна, вволю наплававшись и забрызгав всех, кто в воду не полез, оказалось, что нам хоть и весело, но холодно. Кто-то предложил врубить музыку и потанцевать под нее, чтобы таким образом согреться. Максимка согласился. Он вообще милый. Особенно без своей черной рубашки.

Внезапно я вспомнила, что не знаю, где оставила сумку. Как вспомнила — так и забыла, потом найду. Максимка пригласил меня на танец, я его обнимала, мы, кажется, целовались…

Потом он поставил всем какой-то фильм с этим… Ну, в общем, с тем симпатяжкой, который в «Матрице» играл. Только вместо крутого парня он играл доктора, ухлестывающего за дамочкой, годившейся ему в мамы*. Но нам было смешно. Ну, забавно же! И мужик-бабник, который главный герой этого бреда тоже смешной. А еще смешно было, когда какой-то парень случайно облил соседа виски с колой, и тот его тоже поливал. Все такие мокрые, такие смешные!

Я хохотала Спайку в плечо, а он меня обнимал и вроде как не возражал. А раз не возражает — то пусть терпит, сам мне говорил, что без меня праздник — не праздник. Или не так он говорил? Ай, да не важно. Главное, вот он сидит перед своей дорогущей плазмой, переставляет киношки, и когда он этим не занят, его можно целовать, обнимать и чесать за ушком, как кота. Он тоже смешной такой. Просит меня не перегибать и успокоить инстинкты, да еще и шепчет все это на ухо так, что мурашки по коже бегают.

— А когда говорят, что мурашки по коже бегают, они, правда, бегают? А почему я их не вижу? — задала я мучивший меня вопрос вслух, глядя на Максима. Приятно было пробегаться по его лицу взглядом. Недаром я его Спайком прозвала. Такая же наглая, холеная, и до безобразия самодовольная морда у него. И красивая до одури. А на мой вопрос он рассмеялся да еще, так… Как будто колокольчики прозвенели, только ниже. У него вообще голос низкий, утробный такой. Как кошачье мурлыкание. А я — мышка. Серая такая. Попавшая в кошачьи лапы и совершенно не желающая никуда из них выбираться.

— Потому что ты, милая моя, безбожно пьяна, как и все мы! — весело заявил он. Нет, ну как он может городить такую чушь, не пьяная я вовсе… Стоп, милая?

— Милая?

— Это оборот речи, — фыркнул Спайк, а мне стало обидно, и я отпустила его и ушла. Он, конечно, теплый, уютный, обнимать его приятно, а целовать — тем более. И на вкус его поцелуи как горький шоколад. Но только вот я не оборот речи. Я — вполне себе девушка, и, кажется, даже красивая.

А вот Стас противный. Надо бы его найти и устроить ему веселую жизнь. А чего он просто так меня ненавидит? Не надо меня ненавидеть. Я хорошая. Мухи в жизни не обидела. Во! Я ему нарисую веселую муху! И подарю в честь примирения!

Сказано — сделано. В комнате Спайка я нашла краски, карандаши и даже забытый мною же когда-то прозрачный лак для ткани. Ткань… Где взять ткань?

Я начала осматриваться вокруг себя, и обнаружила, что в спайковой комнате чудесные белые шторки, кусок которой вполне подойдет для моей веселой мухи. Вооружившись ножницами, найденными где-то тут, я вырезала из нее неровный овал. Затем пошла в ванную, ту, что спайкова персональная. Нет, ну а что? Она маленькая, уютная, и никто меня оттуда не выгонит, пока я муху не дорисую.

Тщательно забив сток раковины другим куском шторки, я открыла воду и начала творить, макая кисточку то в нужную краску, то в мою большую-большую непроливайку-раковину рукомойника.

Муха выходила толстой, немного расплывчатой и, как будто укуренной. Вместо фасетчатых глаз я наделила ее большими бледно-голубыми, того же цвета, что и у Стаса, крыльев у нее было аж шесть, и все — сложены за спиной. Сама она вышла высокая и толстая, а лапки я ей сделала мускулистыми, в одну из них поместив бокал пива. Вместо мушиного хоботка у нее была широкая «джокерская» улыбка, а на нижних лапках пародия на дизайнерские туфли. Сама муха была не черная, как положено насекомому, а ярко-желтая в черную точку.

Ну и конечно, я не забыла ее одеть. «Одеждой» служил костюм из пиджака и брюк, такой, какой носят телохранители и охранники в голливудских фильмах, только рукавов у пиджака было четыре, и все они были короткими, по локоть, а брюки скорее напоминали шорты.

Полюбовавшись на творение рук своих с минуту, я отправилась на поиски Спайка и Стасика. Обойдя почти весь дом, заглянув даже в шкафы и бассейн, и спросив всех, кто был недостаточно пьян, чтобы ничего не соображать, я огорчилась. Нигде мальчиков не было. Я задумалась. Если их нет дома, значит они где-то еще? А где? Во дворе, может быть?

Точно! Бодрой походкой, пусть и немного шаткой, я, как была — босиком и в мокром платье, выбралась из ближайшего окна первого этажа во двор. Здесь мои поиски были недолгими: я сразу обнаружила мальчишек курящими под раскидистым каштаном, растущим в центре огороженного забором двора. Они меня — тоже, потому что первой фразой, которую я произнесла было:

— Мальчики! Нашлись!

— Да мы и не терялись, — улыбнулся Максим. Ох, у него такая улыбка! Я аж растеклась лужицей по полу. К счастью, не буквально, потому что у меня была священная миссия дарения мухи. Спайк ее заметил, тем самым помогая мне эту миссию исполнить:

— Что это у тебя, кусок моей шторы? — с удивлением поинтересовался он.

— Нет, это Муха Примирения. Стас, прекрати меня ненавидеть, я тебе в честь этого дарю муху, — заявила я, и, развернув ткань, вручила ее обалдевшему Стасику.

Он даже ее принял. А когда парни рассмотрели ее повнимательнее — сложились пополам от хохота. Ну вот, я к ним со всей душой, а они! Да еще и придурок какой-то примчался с вытаращенными глазами, и затряс Спайка за плечи:

— Спайк! Там с потолка капает! Да что там капает, льет уже, как из ведра! У тебя случилось там что-то!

Упс. Кажется, я забыла про тряпочку в стоке раковины и теперь у нас потоп. Спайк с подозрением уставился на меня, а потом побежал за этим парнем. Стасик последовал его примеру. Ну и я тоже: интересно ведь, что он делать будет.

Когда мы прибежали в гостиную, над которой расположена Максимкина ванная, то обнаружили, что пьяный парень все несколько преувеличил. Потолок был весь сырой и с него капало, но по одной капельке. Кап-кап, кап-кап, кап-кап и так до бесконечности. Противный звук, кстати, когда большие-большие капли по одной плюхаются на деревянный пол. Спайк выругался матом, да так, что мне захотелось записать это шикарное выражение (что-то там про «пиздоблядских ремонтников, которых придется вызывать до возвращения родителей из Милана) и потащил меня за руку наверх: мол, показывай, что натворила. Эй, а что сразу я? И не надо меня так сильно за руку тянуть, синяк останется.

Тем не менее, осознавая свою вину, я послушно повела его в его же собственную комнату. В подкрашенной красками воде было буквально все: и персидский ковер, и всякие-разные шкафы и стулья, и все, что имело глупость лежать на полу. Когда мы зашли в ванну, то обнаружили что там воды мне по щиколотку. Было мокро и почему-то очень смешно. Стас выругался, точно зная, кто будет помогать это вычерпывать, а я блаженно улыбнулась. Я мстю, и мстя моя страшна! Пусть и не нарочно мстю, да.

Спайк же вынул тряпочку из стока, очень неприятно посмотрел на меня (я даже нервно вздрогнула) и куда-то целеустремленно потопал. Спустя буквально пять минут раздался его голос, разнесенный по всем уголкам дома и двора стереосистемой:

— Народ! У нас ЧП, так что всех, кроме Каштан и Мезенцева я прошу быстро и не действуя мне на нервы свалить из моего дома. Я понимаю, на дворе уже час ночи, но заставлять своих гостей черпать воду как-то не по мне. Если кому не на чем добираться до дома — идите к Новикову, его ребята вас подвезут.

Василий Новиков — это начальник службы охраны, которая занимается домом Спайка и недвижимым имуществом, принадлежащим его семье. Мировой мужик, хоть и старше меня более чем на двадцать лет. Наверное, Спайк ему позвонил, раз он успел прислать сюда своих ребят и приехать сам. Благо, живет он недалеко отсюда. Да-а, не знала, что простая водичка может принести такие неприятности. Надеюсь, дядя Вася не открутит мне голову. Он-то знает, из-за кого здесь все ЧП происходят.