Может быть, это Кэл.

Грета уже ушла, не дожидаясь меня. Она ненавидит, когда мы долго спим. Это пуританка в ней. Ей нравится греметь кастрюлями и сковородками на кухне, когда она думает, что мы бездельничаем. К счастью, сегодня утром я был достаточно измотан, чтобы выспаться.

Я, спотыкаясь, спускаюсь по шаткой лестнице, такой узкой, что Данте приходится поворачиваться боком каждый раз, когда он поднимается. Наверное, поэтому у него своя комната на первом этаже. Я терпеть не могу, когда люди шныряют у меня над головой. Мне нравится быть как можно выше, где-нибудь с прекрасным видом. Как комната Камиллы.

Что ж… помяни черта.

Камилла Ривьера стоит на пороге моего дома.

Она выглядит мрачной и бледной, одетая в черное платье, которое на самом деле не подходит для последних дней августа. Она краснеет, когда видит меня, и опускает глаза на свои туфли. Я помню, что я практически голый. Прислоняюсь к дверному косяку, стоя рядом с ней, потому что она такая милая, когда нервничает.

– Ты рано проснулась, – говорю я.

– Сейчас два часа дня, – говорит Камилла, вынужденная посмотреть на меня, из-за необходимости исправить меня. Когда ее взгляд пробегает по моей обнаженной груди, она краснеет сильнее, чем когда-либо.

– Тем не менее, – рычу я, мой голос хриплый со сна. – Я думал, ты устанешь после той ночи, что провела.

Она бросает на меня еще один взгляд, затем закрывает лицо руками, чтобы скрыть румянец.

– Не мог бы ты надеть рубашку, пожалуйста? – говорит девушка.

– Зачем?

– Чтобы я могла поговорить с тобой без…

– Без чего? – говорю я, наклоняясь еще ближе.

– Я не буду смотреть, пока ты не оденешься, – говорит она, прикрывая глаза рукой.

Ее губы выглядят очень соблазнительно. Я мог бы наклониться и поцеловать ее прямо сейчас, без предупреждения.

Но я не хочу слишком сильно дразнить Камиллу. Я знаю, что она пришла сюда не просто так.

– Хорошо, заходи, – говорю я ей.

– Куда? – пищит она. – К тебе домой?

– Да, – говорю я. – Почему бы и нет?

– Кто дома? – нервно спрашивает она.

– Только Грета. Ты уже встречалась с ней.

Камилла нерешительно следует за мной внутрь. Я вижу, как она оглядывает старинную мебель из темного дерева, лампы ручной работы, окна со свинцовыми вставками и цветными стеклами.

Это все еще величественный особняк, хотя и очень старый. Большинство элементов остались такими же, как и при строительстве – сложный, асимметричный вид. Крутые остроконечные крыши с пышной отделкой. Странные текстуры на внутренних стенах.

Кое-что мы сами добавили, например, огромный подземный гараж, тренажерный зал и сауну.

Галло принадлежат этому дому, в том смысле, который вы теперь редко увидите в Америке. Мы были воспитаны в нем. Сформированы. Старый город – наш дом и всегда им будет. В то время как другие мафиозные семьи переехали в модный Золотой Берег или дальше на север, мы остались прямо здесь, в сердце нашего собственного народа.

Камилла это видит. Она видит фотографии предыдущих поколений. Мебель старше меня.

– Как давно ты здесь живешь? – спрашивает она меня, широко раскрыв глаза.

– Ну, мой прадед построил его в 1901 году, так что… чертовски долго, – говорю я.

Камилла в изумлении качает головой. Она забыла о том, что просила меня одеться. Она, кажется, шокирована этим домом, который, должно быть, в десять раз больше ее маленькой квартиры. Может быть, даже больше, если считать еще и подвальные этажи.

– Я и забыла, какой ты богатый, – отрешенно говорит она.

– Думал, девушкам это нравится, – говорю я, пытаясь разрядить обстановку.

Камилла бросает на меня страдальческий взгляд, и я немедленно сожалею о своем глупом комментарии. Почему я никогда не могу придумать, что ей сказать? Раньше я всегда знал, как добиться от женщин того, чего хотел. Ими было легко манипулировать.

Но я не хочу манипулировать Камиллой.

       Хочу, чтобы мы были в том пространстве, в которое мы иногда попадаем случайно, где мы понимаем друг друга. Где между нами все ясно.

Кажется, я никогда не смогу попасть туда намеренно. Чем больше я стараюсь, тем больше все порчу.

– Ты очень мило выглядишь, – отчаянно говорю ей. – Но знаешь, мне нравится и другой твой стиль…

– Комбинезона? – говорит Камилла, и на ее лице появляется тень улыбки.

– Да. Они мне нравятся. Вообще-то... Ты хочешь кое-что увидеть?

– Я думаю…

Она выглядит напуганной тем, что я, возможно, собираюсь показать ей свою коллекцию оружия или комнату, полную трупов.

– Пойдем, – говорю я, хватая ее за руку.

Ее пальцы переплетаются с моими. Руки у нее маленькие, но сильные. Мне нравятся эти следы смазки на ее костяшках пальцев. У меня на руках то же самое. Если бы я поднес ее руку к своему лицу и вдохнул, я точно знаю, как пахла бы ее кожа. Как дизельное топливо, мыло и ваниль.

Я веду ее через кухню, мимо Греты, которая, кажется, удивлена, увидев Камиллу в доме.

– Здравствуй еще раз, – говорит Грета.

– Это Камилла, – говорю я ей.

– Я знаю, – отвечает Грета, указывая на меня ложкой. – Мы встретились у двери.

– Грета вырастила меня, – говорю я Камилле.

– Не смей пытаться повесить это на меня.Ты никогда не слушал ни одной вещи, которую я говорила.

– Я все еще твой любимчик, – говорю я, ухмыляясь.

Когда я веду Камиллу в гараж, она спрашивает меня:

– Это правда?

– Что?

– Ты любимчик Греты?

– Нет, – фыркаю я. – Даже близко нет. Это точно Себастьян.

– Кто любимчик твоего отца? – говорит Камилла.

– Аида. Или Данте.

Мы подошли к подножию лестницы.Она смотрит на меня, ее темные глаза изучают мое лицо.

– Это беспокоит тебя? – спрашивает девушка.

– Нет, – говорю я. – С чего бы это?

Я не позволяю себе по-настоящему задуматься над вопросом, прежде чем ответить.

Вместо этого я тяну ее вперед, включая верхний свет.

Камилла ахает. Это обширное помещение с низким потолком, поддерживаемое колоннами. Цементный пол свежевыкрашен, и каждого автомобиля есть свое место. Здесь восемь машин и два байка. Две машины принадлежат папе, а одна Данте. Все остальное – мое.

Камилла бегает вокруг, прикасаясь к каждому из них по очереди – Скауту, Ветте, Ягуару, Шелби. Но дольше всего она задерживается у моего абсолютного фаворита: Тальбот Лаго Гранд Спорт. Она все еще в процессе, на ней пока что нельзя ездить. Зато она будет чертовски красивой. Мое величайшее произведение.

– Где ты ее нашел? – шепчет она.

– Я купил ее на аукционе в Германии. У нее всегда был только один водитель. Этот старик, который купил его в 54‘м. Она пролежала у него в сарае много лет. Мне пришлось доставить ее сюда грузовым транспортом.

– Ты сам все это сделал?

– Все до последнего кусочка

– Боже... – стонет Камилла. – Посмотри на этот кузов...

Гранд Спорт – это гладкие, плавные линии – длинные, как у американского классического автомобиля, но с шикарной европейской атмосферой. Немного похоже на «Роллс-ройс» и «Порше», смешанные вместе.

– Я знаю, – говорю я. – Это единственный в своем роде автомобиль – они продали базовый корпус, а затем изготовили кузов по индивидуальному заказу.

– В какой цвет ты его покрасишь?

– Изначально она была черной.

– Неплохо, – говорит она. – Но представь ее в темно-красном цвете…

– Ее никогда не делали в таком цвете, – смеюсь я.

– Я знаю. Но они должны были это сделать.

Я никогда никого сюда не привожу. Даже Данте почти никогда не заходит. Камилла – единственный человек, которого я знаю, который любит старые машины так же, как и я, – как будто они живые существа. Я могу сказать, что она умирает от желания заглянуть под капот, дотронуться до каждой детали двигателя. Обычно это заставляло меня нервничать, но я не могу не наслаждаться этим, наблюдая, как она бегает вокруг так нетерпеливо, как ребенок.

– Ооо! – Камилла стонет, глядя на все мои инструменты. – У тебя здесь есть все. Ты сделал это, Неро. Ты наконец-то заставил меня ревновать.