— Мне важно дать вам всем возможность тщательно проработать свои эмоции. Тревога может сопровождать любого из вас довольно длительное время.

Эван совершенно спокоен и непоколебим в ответ на его претензии. Дэн умолк, насупившись и не получая ожидаемой реакции. Парень всегда ведёт себя довольно агрессивно, и мне интересно: он был таким всю жизнь или в нём просто-напросто что-то сломалось после травмы?

— Кто начнет? — куратор смотрит на собравшихся.

Все начали переглядываются, ища самого смелого.

— Иногда... — раздаётся робкий, шепчущий голос слева от меня.

Все обращают свой взор на говорящего. Девушка тушуется под десятком пар глаз и умолкает.

— Продолжай, Фиби, — подбадривает её Эван.

Она мнет в кулаках широкую юбку и стеснительно прячет глаза в рассматривании своей обуви.

— Иногда мне кажется, что со мной что-то не так.

— Почему ты так считаешь?

— Я... — девушка стыдливо прячет глаза, косится на Дэна, с большим усилием делая вдох. — Не важно.

Фиби прикрывает веки и поджимает губы. Никто из присутствующих не понимает, в чём причина. Мы рассказываем о себе многое, здесь можно позволить такую роскошь.

— Мы не будем тебя осуждать. Ты ведь знаешь.

Это Кэсси. После нашей неловкой дороги домой она каждый раз садилась рядом, приветливо улыбаясь, а в перерывах подходила поговорить на отвлечённые темы. По первости путь домой вызывал неловкость и смущение, ведь мы молча шли рядом, зачастую беседуя очень мало и на общие темы. Мне казалось странным наше скомканное общение. Пока однажды, когда она не явилась на собрание, после которого я шла домой одна, меня не пронзило странное осознание. Я привязалась к Кэсси. Водить дружбу с кем-либо, памятуя о ситуации с Рики, было страшновато. Я рисковала понести потери вновь.

Сегодня на девушке джинсы, а сверху серая футболка размера на три больше её самой. Я узнала, что Кэсси двадцать пять лет. Это весьма сильно меня удивило: она не выглядит на свой возраст. Возможно дело в короткой стрижке?

Фиби жмурится и, не открывая глаз, выпаливает на одном дыхании:

— Мне нравится грубость и боль. Из за чего я чувствую себя грязной и испорченной, — стыдливо признается девушка. — Так не должно быть. Я ведь... — она беспомощно хватает ртом воздух, а по её щекам текут слезы. — Я должна быть скромной. Должна.

Фиби прячет лицо в ладонях, её плечи сотрясают беззвучные рыдания.

Присутствующие молчат, лишь Эван подходит к девушке и утешающе кладет руку ей на спину.

— Это нормально. Ты имеешь право на любые чувства и желания, — мягко подбадривает её куратор.

Я кидаю мимолётный взгляд на Кэсси. Она вздёргивает брови в молчаливом вопросе. Внутри меня поселяется колкое осуждение, которое я быстро душу на корню. Разве может нравиться боль? Реально ли полюбить грубость? Получить от этого наслаждение? Подобная мысль ощущается жутковато.

Задвинуть её за дальние рубежи создания не выходит и после окончания собрания. Я всё прокручиваю в голове слова Фиби, когда мы с Кэсси выходим на улицу.

Дэн держится особняком, прикуривает сигарету и недоверчиво смотрит на нас. Я считаю, что парень нуждается в поддержке и общении, но он не рвётся ни с кем сближаться.

— Ты сегодня молчалива, — голос подруги сметает размышления, возвращая к реальности.

— Да так, — мне стыдно признаться в своих мыслях.

— Ты её осуждаешь, — догадывается без лишних слов Кэсси.

— Что? Нет! Нет! — паникую в ответ. Меня поймали с поличным.

— Осужда-а-аешь, — тянет девушка с насмешкой. — Не стоит, — деликатно советует она.

— Почему?

— Потому что если ты осознаешь, что тебе тоже нравится подобное, станет паршиво, что посмела осудить, — подруга щёлкает меня по носу. — Меня грубость не пугает.

Она пожимает плечами на мой немой вопрос.

— Не смотри так. У меня есть парень.

У них весьма странноватые отношения, судя по рассказам, но я не лезу с советами.

— Уилл бывает грубоват. Не то, чтобы мне прям нравится, но меня не пугает, — Кэсси вздёргивает подбородок защищаясь. — Все мы люди.

— Я не имела в виду ничего такого, — теперь мне неловко.

Подруга не стесняется говорить об интимных вещах. Вначале я тушевалась, краснела и смущалась. Со временем блок на разговоры о сексе начал таять. Пожалуй, наше общение тоже своего рода терапия.

— Кстати, как там дела у тебя со Стэном? — пользуясь случаем, спрашивает Кэсси.

— Он провожает меня домой со школы. Встречает с работы, — мне не удаётся сдержать радостную улыбку. — Мама не любит его почему-то. Говорит, он ей не нравится.

— Вы хоть целовались? — девушка многозначительно поднимает бровь.

Я весело смеюсь, чувствуя, как трепещут бабочки в животе, взволнованные моими воспоминаниями. Я влюблена в Стэна, давно и безвозвратно.

— Целовались, — оборонительно скрещиваю руки на груди. — Ничего. Мне уже восемнадцать. Я заканчиваю школу. Буду работать и делать что хочу и с кем хочу.

— Ох, Кейт, — Кэсси бросается мне на шею, душа в дружеских объятиях. — Надеюсь, беды в нашей жизни закончились, и мы теперь будем только счастливы.

Я принимаю объятия, молясь, чтобы её слова стали явью. На собраниях говорят, что бог не даёт человеку испытаний больше, чем тот может вынести. Мы обе вынесли достаточно. И я хочу верить, что бог справедлив. Ведь так говорит моя мама, когда пытается приободрить. Я верю ей. Хочу верить. Родители и Кэсси — единственные близкие люди, которые у меня есть.

***

Когда я проснулся, Кейт не было рядом. В комнате витал едва уловимый запах выпечки, свидетельствующий о том, что девушка никуда не ушла.

«Если она печёт что-то вкусное в чокере и чулках, у меня не будет никаких шансов».

Я усмехнулся этой мысли. Вряд ли она рискнет провернуть такое.

Приведя себя в порядок, я пришел на кухню, где Кейт, как и ожидалось, занималась выпечкой. В шортах и футболке. Она услышала, что я вошёл, и засуетилась, чуть не уронив вафельницу со стола себе на ногу.

— Люцифер, а я тут вафли пеку на завтрак, — она покрутила тарелку с выпечкой на столе. — Сходила к тебе домой за продуктами. Ты ведь не против? — начала частить Уилсон. — Ещё я захватила клубничное варенье, — чем дольше я молча слушал, тем больше она суетилась. — Хочешь, я полью им свои сиськи в знак примирения? Могу в довесок перепутать колу и пепси специально. Только скажи, что ты не злишься.

Кейт сделала жалобное лицо, нервно теребя край футболки.

— У тебя вафли сгорят, — усмехнулся в ответ, указывая глазами на дымящуюся технику.

Уилсон ойкнула и бросилась доставать едва не пригоревший завтрак.

Злился ли я? Вчера определенно. Жертвой моей злости пала перегоревшая лампочка, скрипучие петли и одна сигарета. Сегодня я испытывал другие чувства, довольно смешанные и непривычные. Кейт в своей манере удалось скрасить утро, но просто забыть о ситуации не получится при всём желании.

— Поставлю кофе, — она выключила прибор и начала заниматься напитком.

Я взял две тарелки и сел за стол. Неловкая тишина нарушалась потрескиванием остывающего прибора и шумным сопением Кейт, старающейся унять волнение. Она постоянно заправляла за ухо прядь, то и дело спадающую на лицо, притопывала ногой и пыталась незаметно оглянуться.

— Идея с клубничным вареньем мне нравится, — подколол я, перекладывая пару горячих вафель в тарелку.

— Что… я… — Кейт тяжело сглотнула, покосившись на банку с вареньем.

— Шучу, — успокоил её и кивнул в сторону стула. — Садись.

Она неслышно опустилась на сиденье, виновато потупив взгляд в пол.

— Ты злишься?

— Скорее, — я призадумался, — неприятно удивлен. Однажды я уже проходил подобное. С тех пор у меня аллергия на такое поведение.

Кейт тягостно вздохнула, ссутулившись сильнее под тяжестью вины.

— Зачем ты это сделала? — спросил как можно мягче, пытаясь сгладить неприятный диалог.

— Я хотела посмотреть, ну знаешь… — она начала нервно кусать губы. — Вдруг там…