Я саркастически смеюсь, начав медленно хлопать, отделяя каждое касание ладоней паузой.
— Потрясающая история. Образец силы духа и железной воли. Я впечатлён, — ёрничаю в ответ.
— Благодарю, — столь же насмешливо отвечает мне доктор.
— Я догадываюсь, к чему этот душещипательный рассказ, — выровнявшись в кресле беру слово. — Вы хотите сказать, что я наделил свою мечту качествами, которых у неё нет, и теперь мне стыдно признаться в этом себе? Она меня не удовлетворяет, но отказаться от неё мне не позволяет гордость?
Доктор делает губы трубочкой, подняв ладони в останавливающем жесте.
— Это лишь история о неудачной покупке. Не более.
— Конечно, — я усмехаюсь.
«Расскажи мне тут».
— Вернёмся к вашей девушке, — женщина берет свои записи в руки. — Как часто вы ссоритесь?
— Как все.
— Раз в месяц? Два?
— Вы думаете, я считаю? — я мотаю головой от удивления. — У нас бывают периоды затишья, сменяющиеся нелёгкими днями.
— Днями?
Мне показалось, или она насторожилась?
— Она очень обидчивая, — оправдываюсь я, ощущая себя неловко за это.
— Как вы приходите к примирению? — она опять что-то записывает.
— Извиняюсь, покупаю что-нибудь в подарок, и все счастливы, — перечисляю свой алгоритм.
— Значит вы всегда берете вину на себя?
Моя собеседница поправиляет очки, выглядывая из-под них.
— Нет, — почему-то злюсь я.
— Когда последний раз она извинялась перед вами?
— К чему вы клоните? — я стискиваю кожаную обивку пальцами.
— Пытаюсь составить картину ваших отношений, только и всего, — сохраняет доктор спокойствие удава.
— И как? Получается?
— Да. Вполне, — она кивает. — Какая любимая фраза у вашей девушки?
— Любимая фраза?
Я не понимаю, о чём речь.
— Каждый человек имеет в арсенале такую. Например, мужья часто жалуются, что любимая фраза их жены «Я же говорила», — женщина широко улыбается, демонстрируя ровный ряд зубов. — Их это раздражает, потому что правда.
— Не знаю. Нет такой, — я качаю головой, устав от этой странной беседы.
— Подумайте хорошенько, — давит на меня доктор.
Воцаряется тишина, в которой я усердно копаюсь в памяти.
— Тебе показалось, — осеняет меня.
Стоило произнести ее вслух, как по спине пробежала нервная дрожь, а в пиджаке сразу стало жарко.
— Она не кажется вам странной? — доктор становится серьезной.
— Вроде бы нет, — вру я.
— Вы видели фильм «Газовый свет»<footnote>Понятие «газлайтинг» восходит к названию пьесы «Газовый свет» 1938 года (в США известна как «Улица ангела»; Angel Street) и её экранизациям «Газовый свет» 1940 года и «Газовый свет» 1944 года, где смоделирована устойчивая психологическая манипуляция, применяемая главным героем по отношению к своей жертве. </footnote> сорок четвертого года?
— Нет. У меня не так много времени, чтобы смотреть кино.
— Тогда я возьму на себя ответственность пересказать вам суть.
Она опять откладывает записи.
— Ладно, — я снова поудобнее располагаюсь на своем месте.
— По сюжету муж главной героини постоянно переставляет в доме мелкие предметы обстановки и прячет вещи.
— Зачем? — перебиваю логичным вопросом.
— Чтобы создать у нее впечатление, будто она теряет память и рассудок.
— Странное развлечение, — резюмирую, пока не понимая, к чему ведёт женщина.
— Изощрённое, верно?
Доктор чуть склоняет голову, хитро прищурившись.
— Да, — я киваю. — При чем тут газовый свет?
— В фильме фигурирует освещение при помощи ламп с таким газом. Его использовали в англии викторианской эпохи, — поясняет она, не придавая этому факту какой-либо эмоциональной окраски. — Так вот, главная героиня замечает, что по вечерам свет в доме немного меркнет, говорит об этом мужу, а тот утверждает, что ей кажется, — женщина делает выжидательную паузу. — На самом же деле освещение и правда меняется из-за того, что муж включает свет в другой части дома.
— Он психопат что ли? — мелькает у меня догадка.
— Зафиксируйте эту мысль, — она поднимает указательный палец вверх.
— К чему этот вольный пересказ? — я устало кладу голову на подголовник.
— Хочу, чтобы вы обдумали сюжет на досуге.
Моя собеседница делает запись в планшетке, лежащей на подлокотнике.
— Домашнее задание? — шучу в ответ.
— Пусть будет так, — кивает женщина.
— Я не самый примерный ученик.
— Постарайтесь найти время.
Странно, в её взгляде я вижу немного мольбы. Или мне кажется?
— Расскажете ещё что-нибудь интересное? У вас неплохо выходит.
Рой мыслей в голове не дает сосредоточиться на беседе.
— Почему нет, — оживляется доктор. — Ситуация будет выдуманная, но вам будет интересно.
— Я заинтригован.
Даже лёгкая утомленность в теле проходит в предвкушении очередной истории.
— Давайте представим, что у вас есть любимое блюдо. Например, пирог. Которое идеально, по вашему мнению, готовит только один человек во всем городе.
— С клубникой? — включаюсь я в беседу.
— С клубникой, — моя собеседница сдерживает улыбку. — Как на зло, кондитерская, где его пекут идеально, находится на другом конце города, очень далеко от вас.
— Не проблема, — я пожимаю плечами. — Можно съездить при большом желании.
— Точно, — радуется она верному ответу. — Чем вы, собственно и занимаетесь периодически. Едете два часа в одну сторону, — доктор изображает кистью руки путь, — чтобы отведать этого идеального пирога. Все было прекрасно, выпечка всегда получалась отличной, до сегодняшнего дня.
— Что пошло не так?
— Стекло. Вам в пироге попалось стекло.
— За такое можно засудить.
Я начинаю мысленно прикидывать размер возможной компенсации.
— Можно. Но вы не станете этим заниматься, — она качает головой. — Вам нравится то, как готовит этот кондитер. Да и мало ли, у всех бывают промахи.
— Звучит странно. Ну да ладно.
— В следующий раз вам попадается уже не один кусок, а два, может даже три, — женщина показывает количество на пальцах. — Вы удивляетесь, негодуете, — перечисляет она с паузами. — Идете к кондитеру с вопросом, а он и говорит — я всегда использовал эти ингредиенты, в пироге всегда была стеклянная крошка. Просто вы её не замечали.
— Серьёзно?
Звучит как-то бредово, не могу же я не реагировать?
— Да, — абсолютно серьезно отвечает женщина. — Предполагали, что это хрустит сахар, но никак не ожидали стекла. Все-таки пирог с клубникой. Никто в здравом уме не будет думать о стеклянной крошке в нем, — она даже слегка выпучивает глаза, войдя в роль. — Наш дорогой кондитер решил изменить рецептуру, совсем немного, — изображает она щепоть пальцами. — Теперь каждый раз, когда вы едите ваш любимый пирог, там все больше стекла и все меньше клубники. Казалось бы, — прерывается она в потоке истории, — можно ведь перестать это делать, не ездить в эту кондитерскую, не тратить время. Вокруг ведь полно других, выбирай любую. А вы все равно продолжаете это делать. Как назло, ещё и друзья спрашивают, мол ну как там? Все так же вкусно? И вам становится немного стыдно признаться, что всё это время вы обманывались, поэтому вы отвечаете да.
Последние слова она практически тараторит, похоже сама проникаясь своей историей.
— В чём смысл?
— Нет ничего постыдного признаться в том, что заблуждался и попался на такой изощренный обман, а ваш мир оказался ложью, — доктор произносит эти слова тихо и спокойно, с долей жалости в голосе.
— Мир? Речь о клубничном пироге.
Я вообще не понимаю, почему она так волнуется от выдуманной истории.
— Это метафора, — немного устало замечакт женщина.
— Почему не сказать прямо?
— Люди плохо воспринимают информацию в лоб. Особенно, когда она грозит подорвать их устои.
Я молчу, прокручивая в голове рассказ о стекле и пироге, но так и не понимаю, что за глубинный смысл она в него вложила.
— Вы завалили меня домашкой, доктор, — опять шучу, боясь выглядеть идиотом.