Голова словно сама собой качается, отрицая ее слова. В самом деле кощунство.

— Я больше не смогу полюбить никого на этом свете. Никогда, — без раздумий утверждаю, боясь допустить подобные мысли в свою голову.

— Не будьте так категоричны, — аккуратно останавливает меня доктор. — Не стоит наказывать себя жизнью в одиночестве.

— Никакого наказания, что вы, — хмурюсь в отрицании ее предположения моих мотивов. — Само собой, я встречу девушку, с которой будет хорошо, о которой я буду заботиться. Стану замечательным мужем и отцом, но вряд ли она сможет вызвать во мне хоть малейшую долю этих чувств. Если она не будет требовать от меня любви, то мы взаимовыгодно сойдёмся.

— Вы разобьете ей сердце, — в собеседнице говорит женская солидарность.

— У меня достаточно денег, чтобы его склеить, — цинично замечаю в ответ.

Звучу, как самый конченый на свете мудак. Так проще.

— Очень надеюсь на перемены в ваших взглядах, — доктор поднимается с места. — До следующего сеанса, Люцифер.

— Я больше не приду, — остаюсь сидеть на месте, наперекор намёкам женщины.

— Почему? — она несказанно удивляется.

— Получил лицензию частного детектива, — встаю, сопровождаемый озадаченным взором, дохожу до двери, распахивая ее на ходу. — Буду искать убийцу. Всего хорошего, доктор, — дежурно улыбнувшись, не жду ответа, исчезая в коридоре.

***

К тому времени, когда Люцифер заканчил рассказ, я лежала рядом с ним, не сводя глаз с его лица и потирая жетоны пальцами, ощупывая каждую выбитую на них букву его имени, группы крови и вероисповедания. Будто могла кончиками пальцев дотронуться до этой темной главы его истории.

— Здесь написано, что ты католик, — указала кивком на вещицу в моей руке.

— Я потерял веру — это осталось как напоминание.

Взгляд Люцифера печальный, полный сожаления и воспоминаний, которые, увы, не стереть ничем.

Я провожу свободной рукой по его руке, нежно сплетаю наши пальцы, получаю такую же взаимную нежность в ответ.

— Почему ты рассказал мне об этом?

— О таком неприглядном факте моей жизни знают только мои сослуживцы и психолог, к которому я ходил. Даже отцу не говорил, — он привстал, в итоге сев на край кровати спиной ко мне. — Ни к чему ему эти знания. А ты, — он повернул голову в бок, — точно меня поймёшь и не отвернешься. Уверен.

Он вновь выпрямился, рассматривая пейзаж за окном.

— Пойму, — быстро, стараясь не сделать лишней паузы, согласилась я, обняла его одной рукой, прижалась щекой к спине, почувствовав тепло тела даже через одежду. — Тебя нельзя осуждать за твои действия. На войне не приходится выбирать.

— Послушай, — Люцифер сел боком ко мне. — Оставь их себе, — он показал глазами на жетоны. — Пусть будут напоминанием о том, что не всегда наши решения правильны с точки зрения морали. Главное, чтобы решение отзывалось внутри тебя, — он дотронулся до моей груди. — И находило место в твоей системе мира.

— Ох, — я вздохнула удивленная таким подарком. — Хорошо.

Люцифер встал, на ходу начиная раздеваться.

— Схожу в душ. Надо прийти в себя.

Он скинул одежду на кресло в углу комнаты, через пару минут послышался шум воды.

Я послушно ждала его, предварительно спрятав столь ценный подарок в рюкзак, который притащила в спальню. В котором так кстати обнаружились презервативы (надо предохраняться, Уилсон!), тут же водруженные на тумбочку.

Настроение «обнять и пожалеть» быстро овладело мной, стоило Люциферу вернуться в комнату, и расположиться рядом со мной.

На нем были пижамные штаны неизменного черного цвета. Взъерошенные влажные волосы, делали образ милым и домашним, в глазах появился огонек, без намека на печаль и сожаление. Воистину, смыть негатив можно физически.

По-хозяйски закинув ногу на его бедро, я обняла Люцифера и устроилась поудобнее на широкой груди. Сразу начиная обводить контуры чернильных узоров подушечками пальцев. Он крепко прижал меня к себе, мягко поцеловав в макушку.

— Мы живём в таком уродливом и жестоком мире, — грустно выдохнула я, обойдя череп и рога Бафомета по контуру.

Люцифер поймал мою ладонь, ласково сжимая пальцы и останавливая мои действия.

— Не согласен, — он поцеловал тыльную сторону руки, плавно перекатил меня на спину и навис сверху.

Я обняла его за шею свободной рукой, слегка пощекотав пальцами кожу у линии роста волос. Он провел кончиком языка по своим губам — знаю, ему нравится, когда так делаю.

— Почему? — искренне удивилась я. Вот уж от кого, а от Люцифера точно не ожидала таких слов.

— В мире есть хорошее, но его нужно уметь увидеть, — его глаза искрились нежностью, уголки губ тронула лёгкая улыбка.

Я протянула руку, поправляя влажные выбившиеся пряди черных волос. Он воспользовался моим жестом, отрывисто продвигаясь поцелуями по внутренней стороне руки, от запястья и почти до самого локтя. Кожа немедленно покрылась крупными мурашками под каждым касанием губ. Внутри все замерло, взбудораженное этой нежностью.

— В мире есть вера, — продолжал свою речь Люцифер.

— Вера? — я удивилась, позабыв про трепетный момент.

— Не в бога, — отмахнулся он. — В себя, в свои силы.

— Допустим, — согласилась после коротких раздумий.

— Надежда. На лучшее, на счастье, — Люцифер погладил меня по разбросанным по подушке волосам. — Любовь, — добил он, заставляя сердце замереть на миг.

— Они не вписываются в наш уродливый мир, — печально заметила я в ответ.

— Я впишу, — бескомпромиссно заверил Люцифер, наклонился ближе и поймал мои губы в плен жаркого, властного поцелуя.

И я точно поняла — он впишет, прогнет этот чертов мир, но заставит его дать ему шанс на счастье.

Он скользил ладонью вверх по моему бедру от колена до талии, оглаживая каждый изгиб, задирая свою собственную футболку выше, и я осознала, что не надела бюстгальтер, оставшись под ней без всего. Такое упущение сыграло на руку Люциферу. Наше взаимодействие меняло настроение подобно флюгеру в переменчивую погоду.

Хлопковая ткань стала раздражающей преградой, которую я сняла, слегка приподнявшись на локтях.

— Иди ко мне, — позвала, протягивая руки к его лицу.

Взгляд Люцифера подернут дымкой желания, повисшего в воздухе немного терпким мускусным ароматом, смешавшимся с его парфюмом. Я тонула в этих запахах, въевшихся в мою кожу до самого нутра. Не смогу его забыть, вырвать из памяти, даже если очень захочу. Он навсегда останется там, со своей заботой и закрытым наглухо сердцем.

Люцифер вновь приник к моим губам, влажно и напористо целуя, вжимая в свое разгоряченное тело, сминая кожу спины, пылающую под его пальцами. Наша близость пьянила, бросая в самый центр эмоционального торнадо, взметнувшего во мне все то, что я так настойчиво прятала последние годы.

Влюбленность.

Он казался мне самым лучшим, идеальным, потрясающим. Таким, что невозможно желать большего, ведь его не существует.

Сердце болезненно сжалось, едва не лопаясь в тисках, которыми я старалась его сдержать, уберечь от опасной ошибки — отдать этому мужчине.

Люцифер обрушил ласковые покусывания на мою шею, зализывая каждый чуть краснеющий след. Провел по затвердевшему соску немного огрубевшими от наступивших холодов подушечками пальцев. Я очертила каждую напряжённую мышцу на смуглом теле, от шеи, по груди и ниже, к прессу, устремив свое внимание на мешающую одежду, требующую немедленно отбросить ее. Потянула пижамные штаны вместе с боксерами вниз, освобождая сразу же взметнувшийся вверх член. Люцифер уже распален чувственным взаимодействием. И он не мешкал, заканчивая начатое мной, снимая следом мое белье.

Взяв инициативу на себя, мягко толкнула его в грудь. Он не противился, лег на спину и дал мне возможность оказаться сверху. Я погладила ладонями вздымающуюся от частого дыхания грудь. Пробралась поцелуями от солнечного сплетения к татуированной шее, на которой, не удержавшись, оставила укус, чуть царапая кожу зубами, одновременно оттянув пальцами смоляные волосы на затылке. Ответом мне послужил хрипловатый дрожащий стон, непривычный из его уст, означающий попадание в цель. Немного вспыхнувшую страсть сменили нежные прикосновениями губ к щеке с колючей щетиной.