– Напился, отлично, тащить еще понадобится может? Ох, да я и сам нагрузился. Пиво! Вон – у тебя сумка, в ней пустые бутылки!

Константин расстегивает свою черную сумку-на-все-случаи-жизни и обнаруживает в ней пустые бутылки от разливного пива. Во рту также ощущается вкус выпитого. Но что-то кажется ему неправильным, словно они не тут были. Их тут не было. Они были… а где они, собственно, были? В каком-то другом месте. Константин смотрит вниз и видит то, чего никак не могло быть в этой припорошенной снежком мокроте – сухие ботинки, на которых только-только начинает собираться влага.

1. Я[25]

– Вы что пытаетесь впарить мне долбанную лодку, на которой плыли апостолы? – Серые глаза Кристины начали расширяться в удивлении, а хорошенькое лицо Оли помрачнело:

– Вы богохульствуете, Константин Евгеньевич! – Ха, так им, вдарь еще, главное не останавливайся – ковчег завета, наплевать – течь на лодке. Во что верить? Помню, как шли мы в холм, в ожидании чуда. А он просто пьяно рассмеялся и сказал – «Чудес-то не бывает».

– Я не могу богохульствовать, если никакого Бога просто не существует.

– Но он есть, в него верит столько людей!

– Когда-то «столько» людей верило в то, что Земля плоская или в то, что Солнце вокруг нее вращается, но пришли сначала поляк, потом немец, а затем итальянец и все изменилось, так что клянусь господом Богом и маленьким Иисусом, вы меня не заставите поверить в божественный компот и сгущенку из ладана, равно как и в долбанных оленят дары нам приносящих – все оленята вымерзли в лесу, их мамок подстрелили!

– Как вы можете клясться Господом Богом, если в него не верите?

– Классику знать надо. О, ужас!

– Ничего не понимаю.

– Вот! Я вас за язык не тянул, вы сами признались в том, что ничего не понимаете. А я да, я понимаю, и понимаю отлично, что верить в то, что выдумано самими людьми, глупо.

– А как же Библия?

– А что Библия? Вы верите в Аллаха? Чем вам Коран не угодил? Тогда уж верьте в совокупность всех выдумок на земле, а не в одну. Идите в Рим, Иерусалим, Мекку и Медину, только оставьте здравомыслящим людям право наслаждаться собственным здравомыслием.

– Но Константин Евгеньевич!

– Константин Евгеньевич, бе-бе-бе, так вот кто ты, вот от кого ты, да? Библию написали люди, Коран написали люди, все это в одинаковой степени выдумки. Это тоже самое, как если бы я начал верить в реальное существование Дона Корлеоне.

– Кого?

– Ах, да что ж вы упали мне на голову, вот за что? Этот разговор лучшее доказательство того, что Бога нет.

– Но вера приносит людям столько добра, она успокаивает людей.

– Если нравственность человека обеспечивается только обещанием будущего спасения, то такой человек говна кусок,, – лихо зацитировал я.

– Константин Евгеньевич! – о да, если такие разговорчики просочатся наружу, то меня знатно пропесочат, а они могут, знаю я этих милых деток. – Вы слишком много ругаетесь!

– Константин Евгеньевич, вы ни во что не верите? – трогательно вопросила меня Кристина.

– Конечно верю, каждый раз, когда я делаю шаг, я верю, что не провалюсь под землю. Я живу с верой каждую секунду. А главное, – я поднял руку, – смотрите, я вам покажу, что такое настоящая вера! Я верю в то, что в настающую минуту Левиафаниха, – директор гимназии, – не стоит за дверями нашего кабинета с дробовиком и желанием пристрелить меня, – на самом деле, гипотетически я такое допускал, но уверенно прошествовал к дверям ведущим в коридор гимназии, холерически распахнул дверь, высунулся в коридор и истошно провопил: – Аааа…… – вернулся, – вот видите. Моя вера меня не обманула, я все еще жив. На самом деле без постоянного интуитивного акта практической веры было бы невозможно осуществление нами хоть чего-либо. Мы верим, что что-то есть и мы можем взять это, потрогать, использовать, свернуть шею, приготовить стейк и съесть. Вот так это и работает.

– А вам не страшно умирать, если Бога нет?

– Мне должно было бы быть страшнее, если бы он был. А так, нет, не страшно. Как говорилось – не бойся смерти. Когда мы есть, ее еще нет, а когда она есть, то нас уже нет. Так говорили более двух тысяч лет назад и сходное же произнес один чудак намного позже, почти в наши дни.

– Но, как же все люди, кто верит в Бога? – Оля вновь завела свою шарманку.

– Да мне плевать на них! Что, вы удивлены, что мне может быть плевать на вас, например. Примите это со стойкостью мучеников.

– Да нет, не удивляет, – явно обиделась. Отлично. Мой девиз, доведи хоть одно создание до слез за день, а ведь я этого и не хочу вовсе. Но зачем они распаляют меня, выводят на такие дурацкие разговоры. Вот и Кристина глядит на меня своим милым взглядом, в котором проскальзывает осуждение.

– И вообще, что вы хотите, чтобы я верил в Иисуса, Бога и апостолов? Что они привнесли в мир? За все святое семейство я не дал бы одного Достоевского или Джеффа Линна!

– Кого?

– Ах, о чем с вами вообще можно говорить?

– Я не понимаю.

– Так, хватит отлынивать, вернемся к теме. Вам лишь бы болтать, о чем попало. Отечественная война 1812 года. Сегодня, в подробностях уже не успеем, подробности послезавтра, сегодня рисую метафорическую картину. Вот ты – Ваня – ты будешь Россия, у тебя квартира есть?

– Конечно есть, – разулыбался, ну хоть кому-то мои перфомансы нравятся, точнее они обычно нравятся большинству, но сейчас я выруливаю на тонкий лед, я же знаю, что провалюсь, что снова разобижу, что подо льдом меня ждет немой упрек самому себе. И разве что близость к Яне окажется душеспасительной, после этого. А может она так на меня действует? Яблоко в горле не застряло? Я перехожу к сути.

– Так вот, представь, что твоя квартира – это Россия. Ее хочет захватить вот она – Наполеон – Кристина! Да! – Кристина вздрагивает страдальчески, ожидая новой порции напраслины, что я буду на нее возводить. Правильно ждет. Я не должен так поступать. Но искушение столь велико. Эту схему я уже отработал. В других классах. А здесь она, почему мне так хочется подергать ее за косички? – Твоя квартира – это Россия, а кухня – это Москва. Ее хочет захватить Кристина. Она сильна, конечно, очень сильна. А ты лишь обороняешься. Ты начинаешь отступать, а она идет вперед, но на каждом ее шагу ты оставляешь бутылку пива. Ее силы медленно, но верно тают. Еще бы, нужно каждую бутылку охранять, каждую бутылку нужно оприходовать. И вот после решительного столкновения ты принимаешь решение отдать ей кухню. Это смелый и печальный шаг. Но ты хитер, ты вывез из кухни всю еду. Оставив там только водку. И вот Кристина в кухне, она кажется себе победителем. Она достигла всего чего хотела, в ее руках холодильник и она думает, тут-то ты пойдешь на все, что угодно, чтобы договориться с ней и заключить тяжелый мир. Но ты не делаешь поползновений к этому. Ты ждешь в другой комнате с едой и компьютером. А Кристина начинает вести себя в этих условиях крайне опрометчиво. Чтобы хоть как-то поддержать себя, она начинает пить оставленную в кухне водку и крушить все вокруг. Она злится, негодует, она пьяна и в недоумении от того факта что ты не стремишься к заключению мира. А в добавок ты отключаешь в квартире отопление, ну на кухне, и в коридоре, где шла до этого она. Она мерзнет и все больше пьет водку. Она деморализована. Она решает уходить из кухни и идти через комнаты, через которые до этого она не проходила, где тепло и есть еда. Но ты совершаешь маневр и преграждаешь ей путь. А у нее уже нет сил сражаться. Она отступает на старую дорогу. Пьяная и замерзающая. Вдобавок кошка, надеюсь, черт побери, у тебя есть кошка? Так вот кошка регулярно наскакивает на нее, царапает и кусает. И вот она позорно покидает твою квартиру, ты победил, она улепетывает обратно, к себе, надеясь еще как-то побороться в будущем. Но все тщетно. Ход истории неумолим. Приливные волны схлынули и потекла река времени в другом направлении. Закон истории неумолим. Она проиграла. А подробнее мы все с вами разберем в следующий раз, но эта метафора пусть да прибудет с вами. Ведь знание – это сила.