Художественное оформление: Редакция Eksmo Digital (RED)

В оформлении использована фотография:

© Fritz Jorgensen / iStock / Getty Images Plus / GettyImages.ru

1. Яна[1]

– …И когда ты приземляешься все оказывается совсем не тем, чем казалось… – Она взглянула на него внимательно, на долю секунды его взгляд словно унесся куда-то ввысь, но затем он встряхнул головой, вернулся с небес на землю, а Яна улыбнулась ему и тогда Константин рассмеялся, выпустив клуб сигаретного дыма. Сам в себе, со своими загадками и вечно в перевозбужденном состоянии. Да и смысл его слов, мурлыкающих, музыкальных, ускользал от Яны. Внимательный взгляд ее коснулся его чистых щек, щек странствующего художника, что в поисках своего спасенья. Романтизирую. Шутник, с прищуром. Внимание приятно. Она согласно кивнула и, обернувшись, проверила, не надвигается ли на эту своеобразную «курилку» кто-нибудь из знакомых ей преподавателей. Кто-нибудь, не считая Константина Евгеньевича, явно пребывавшего в приподнятом настроении и готового подарить объятия всему этому миру. Он еще раз окинул взглядом синеву небес, словно прощаясь с чем-то увиденным им минуту назад. А затем он окончательно отпустил небо и обратился к земле. Он тоже, как поняла Яна, оглядывался по сторонам, цепляя взглядом проплывающие мимо лица, в поисках тех, кому бы еще можно было поведать о своих многочисленных приключениях. Начинался новый год, новый университетский сезон. Все взяла? Лекарство против скуки – книга. Очки…на всякий случай. Карточка-монетка, туда – в кафе со сладкими булочками. Второй день осени, суббота, солнце ярко освещает лужайки и дорожки кампуса, невдалеке от входа в университет расположились студенты, курящие и просто болтающие. Темноволосая девушка-первокурсница дрожащей рукой потянулась за сигаретой, Яна внимательно взглянула на нее. Как говорится, дайте им срок. Мои слова? Его…он так говорил. Подходят все новые, бросают взгляды, в которых еще отсутствует понимание. Она обратилась к Константину.

– И сколько перелетов у вас было в этом году? – вопросила она. Каждая черточка ее лица, равно как и каждое ее движение, были пропитаны женственностью и красотой.

Константин явно порядочно нагрузился кофе как дома, так и здесь, в университете. Обычно на это не уходило много времени – как и все в своей жизни, Константин предпочитал пить кофе залпом.

– Пять! Для меня довольно много, если задуматься. – Он состроил диковатое выражение лица, призванное показать его холерическую натуру и неуемную жажду жизни. Яна очаровательно улыбнулась, за один год она привыкла, что ее преподаватель (год прошел и курс окончен, но он же все равно ее преподаватель, не так ли?) человек эксцентричный и обожает играть своим лицом. В девятнадцать лет, подумала она, можно и не смущаться диковинному поведению этого искрящегося, неугомонного человека, особенно учитывая его явную падкость на все привлекательное, а Яна определенно считала себя привлекательной.

– Куда поедете в следующий раз?

– Дальше…на запад, на настоящий запад. Границу перешел, но ведь мало на этом останавливаться? Вперед и главное надолго!

– И что вы пытаетесь найти там? – внутри тотчас одернулась, как глупо прозвучало. Вновь взгляд, девочка-первокурсница завороженно воззрилась на другую девушку, высокую, рыжую, с длинными ногами.

– То же что и все, полагаю, свободу в конце пути.

– А я думала, что каждый ищет те самые руки, которые обнимут тебя и прижмут к груди. – Яна романтически вздохнула. Ну что со мной? Чтение романов, детские комплексы. Те руки, все ради них?

– Думаю, что кто-то и к этому стремится, но все же…

Яна одарила его улыбкой всепрощающей и тут же зевнула, прикрыв ладошкой рот.

– Не устаете за такое долгое время в пути?

– Нет, ох, черт, да это ведь прекрасно – никого кого ты знаешь, ничего, что ты уже так долго видишь маячащим перед глазами, чистая радость бытия!

– Ага, чистая радость – приучаешь тут студентов к курению, плохо влияешь, – ворчливо произнес проходящий мимо молодой человек с ярко-выраженной волнистостью волос, слегка уступающей место будущей плеши. Впрочем, у Константина волосы также были волнистыми, с чем он боролся всю свою сознательную жизнь.

– А, Борис! Они уже давно научены, я в прошлом году у них вел, да и вообще, наш университет – это родина свободы, – Константин покружил глазами и сосредоточился на своей сигарете, как бы намекая, что на диалог рассчитывать не стоит.

Борис посмотрел на него, перевел взгляд на Яну и изогнул бровь:

– Костя…собраться бы.

– Философское попоище?

– Точно.

– Боюсь, я не по этому разливу. – Обидчивая нотка, что-то в нем…но что? Яна удивленно перебежала взглядом с одного лица на другое.

Борис хмыкнул и продолжил отдалять свою возвышенную тушку от места действия. Впрочем, довольно быстро он повернулся и выдал:

– Четырежды по четырнадцать, да во всякой с поворотом и расчудесьем.

– Ты в норме? – жизнерадостно вопросил Константин, выбрасывая окурок в стоявшую рядом урну, – или настолько двинулся преподаванием Аристотеля? Год-то только начался.

– Это у тебя начался, ну я пошел, может еще увидимся, хотя надо ли…

Действительно, Константин в отличии от остальных преподавателей начинал учебный год на день позже, ведь работал он в университете лишь по субботам на полставки, проводя основное время на иной работе, которую почитал клоакой жизни и убегал с нее лишь прозвучит финальный аккорд рабочего дня.

– Расчудесье… – пробормотал он, – проклятые…

– Странный он, – удивленно произнесла Яна, задумчиво поглаживая край своего черного пиджачка. В своей юности Яна выглядела замечательно – довольно высокая, с прямыми, хорошо подстриженными, блондинистыми волосами и забавным (как неоднократно, прямо на лекциях и семинарах, характеризовал его Константин Евгеньевич в приливах умилительно-восторженного настроения) носиком. Она с улыбкой посмотрела на стоящего перед ней человека. Яна была красива, яркая как свеча, словно вылепленная по идеальному образцу, с той долей изъяна, что не позволяет красоте стать приторной. Хоть сейчас на бал ту леди. Константин Евгеньевич, позвольте представить, двадцати семи лет, худощавый, среднего роста, чуть-чуть не дававшего ему права называться высоким – чуть ниже, чем метр восемьдесят, с черными волосами и карими глазами, в которых уже местами проступала седина. В волосах, не в глазах. Хотя порой и глаза его выражали эдакую метафизическую седину, ну, когда, конечно, не смотрели столь весело и игриво как сейчас, но такое тоже случалось. Он был весьма симпатичен и обладал правильными чертами лица. Ну конечно! Да, так все и было, иначе бы и писать было не о чем, не так ли? Мы, как правило, пишем или, снимаем людей симпатичных, словно заурядная, или, не дай Бог, некрасивая, внешность, страшный грех, который совершил сам Бог и побыстрее спрятал его за ширму.

– Да плюнь, может с ним-то вы еще увидитесь – будет преподавать у вас философию.

– После вас?

– Ну я же преподавал не философию, точнее, конечно, ее, но называлось это как? История мировых цивилизаций, для культуролога вы невнимательны к деталям, – Константин нахмурился и полез в карман за очередной сигаретой.

– А культурологи должны быть внимательны к деталям?

– Может и нет, культура вещь глобальная. Хотя если задуматься о всех этих расовых теориях антропогенеза, начинаешь лезть на стену от того, как они пошлы, устарели, но все равно упоминаются как дань истории. История…мой притягательный кошмар. – Яна удивленно посмотрела на него и решила сменить тему. Не лезь в эти дебри.

– Ага, а я танцую свои танцы и остаюсь в сторонке, глядите, – Яна отставила левую ногу в сторону и несколько раз плавно перенесла вес с одной ноги на другую. Константин Евгеньевич явно залюбовался: