Паша: А по мне итог вполне разумен и я с ним согласен: любовь – это к чему стремится наше сердце.

Константин: Официанточка, конечно, высший класс, но сердце мое вожделеет к Яне, ах, Яна.

Официантка приносит длиннющий счет на всю компанию, Паша подхватывает Счет и иступлено тыча в него пальцем кричит: «Этот счет сама жизнь! Впрочем, я мог бы сделать больше!» Артем недоуменно смотрит на него и говорит: «Да вы должно быть фашист», Паша отвечает: «Ну еще далеко не все так считают».

Компания собирается, набрасывает на себя легкие пальтишки, характерного цвета. Тут в их скромную толпу вторгается молодой человек, лет девятнадцати, явно знающий Николая, во всяком случае тот глядит на него со смущенным узнаванием. Молодой человек смотрит на Николая и произнося: «Теперь вы довольны?», бьет его руками в грудь.

Официантки выплясывают танец занавеса.

1. Я[17]

Песочек утекает из часочек. Птенчик оперился и вылетел из гнезда. Слоны танцуют. Под тамбурины. И обезьянки на качелях. Сентябрь сменяется октябрем. Сволочи сохраняют свою самотождественность. Равно как и ангелы. Но ангелов мы, как правило, не встречаем. Только клоун упал под лед, которым еще не покрылся ручей. Восхитительная ложь. Желтый бычок прошел, качаясь, по краю. Та драка в баре представляла собой неприятный эпизод. Скандал с Николаем явно нарастал. Вот и приехали, что называется. Делом о самоубийстве и отношениями Николая с Мариной заинтересовался университет. Позовите капитана, наш корабль двинулся на скалы. Но ведь это же не про… Могут ведь и отправить пароходом в мертвую эмиграцию. Вот вам и родина свободы. Лекции читались. Уроки велись. Встречи? Да как-то на днях знатно нагрузился с Пашей, наслушавшись всей этой политической лабуды – ветер перемен носится в его волосах и его мыслях. Ах да, та драка, ну что тут расскажешь? Студент, одногруппник Марины, был в нее влюблен, пришел и дал Николаю в морду. Аллея слез. Кто-то ему явно изложил печалящий на Николая (да так не говорят, но так можно думать) ход событий в самоубийстве Марины. Драка. Приехала полиция. Их забрали. Вот и университет подключился. Опасно за Николая. Очень опасно. А Яна все также прекрасна, милая улыбка, смешной носик. Оды, оды требую я этому носику! Веселые разговорчики в перерыве, и сигаретка, что попросила она. Для тебя дорогая, все что имею… Из школы в университет. С первого круга на второй. Чтоб вас, в школе хоть передуши всех этих некрещенных младенцев. А некрещенных праведников там нет. Да и в университете, как видите, похоти и сладострастию не разгуляться. Захватит вихрь и унесет на скалы. Как Николая. Так и меня может. Но красное платье Яны сменялось другими нарядами, не менее привлекательными, но словно складывающимися в знак предупреждения, на котором были высечены такие слова – «Ныне речи пророков говорят тебе не лезь». Тротуар, подсвеченный неоном. Осень Шишкина сменялась осенью Левитана, сырой, печальной и глубокой. Так что же это унылая пора или очей очарование? И то и другое – в мире победившего не-марксизма могут существовать противоречия без снятия, как контекстуальное обрамление явлений. Все это пустое. Книги читаются. Дни катятся. И где-то в подкорке бьется мысль, что ведь скоро настанет та пора, когда я сезонно впадаю в тоску и печаль. Сходить к врачу? Да, я бывал, но тогда кажется…несерьезно. А тут, бьется в моей голове один диагноз. Нужно подтверждение. Или губы, что коснутся моих и прикроют глаза мои на нарастающую проблему. Скоро придет гнетущий ноябрь. А сейчас я просто переваливаюсь через порог школы. Дорога домой. Тут сбоку раздается милое-шепелявящее:

– Константин Евгеньевич, вы домой?

Конечно, Кристина, простота и незамысловатость в обращении. Подросткам может быть приятен разговор в режиме доверительности со взрослыми, как и нам может быть приятна их чарующая непосредственность. Не хочу детей, но вот к ней готов относиться по-отечески. Ахав в поисках знака, грозящего гибелью.

– Да, я домой, достали вы меня, увольняюсь.

Вот зачем я так? Лишь бы съязвить. Словно что-то переключает режим в моей голове с позиции «адекватное поведение» на позицию «козел…ну…козел». Таково мое представление об отцах? Всех?

– Ой, вы же не серьезно? – Испугалась. Мелочь, а приятно. – Вы правда от нас уходите? Не уходите, пожалуйста.

– Да не ухожу я, кто же иначе будет воспитывать такую пьянь как вы?!

– Опять вы за свое! Я не пью! Не пью!

– Притворюсь, что поверил. До завтра верить буду.

– Я же правда никогда не пью, зачем вы так говорите, еще и при всех. Правда так считаете? – лицо Кристины погрустнело. Ну не обижай ты ребенка, бессердечная сволочь. А может тут и нет особой избирательности. Кто угодно, лишь бы поиронизировать. Нет, она все же особенная.

– Нет, не считаю, просто нравится вас подкалывать. Уж извините.

– Я подумаю. Мне было бы обидно если бы вы правда так считали. – Кристина деловито приосанилась и придала своему милому личику выражение «правильная девочка». – А вы куда идете?

– На остановку, домой ехать, хватит с меня вас на сегодня, шпана малолетняя. – Ну не могу я остановиться, так и тянет навернуть еще.

– Ой, а пройдитесь со мной – мне до следующей остановки, я там живу, рядом, пожалуйста?

– Ладно, хитрая вымогательница.

– Я у вас ничего не вымогала.

– Это пока, потом еще денег на….ладно, стоп, я же обещал, что до завтра не буду.

– Вот и держите слово. – Кристина поежилась. Посмотрела на мое лицо, когда я приняв решение ушел вновь в свои мысли. – О чем вы думаете? Иногда так интересно.

– Я думаю о пещере, в которой она играла с ним в шахматы.

– О ком вы? – удивилась Кристина.

– Да так, повезет и не узнаете.

– Хорошо… – она явно не знала, что тут еще сказать. Вновь поежилась. Да, ветер задувал. Она приподняла воротник своего коротенького пальтишки. Только тут я подумал – а не странно ли это выглядит – мне идти рядом с четырнадцатилетней девочкой. Я внимательно посмотрел на нее, озябла, прячет ручки в кармашки, смешно вышагивает в своих ботиночках, словно птичка, стремящаяся оторваться ввысь и улететь. Милое, доброе существо, так бы хотелось, чтобы таким она и оставалась, чтобы беды и невзгоды не рушились на ее голову, не ломали ее жизнь, не изменяли характера, чтобы «добрые» подружки не предлагали накидаться таблетками из аптеки или покурить за гаражами. Это конечно не делает человека сразу другим. Сразу плохим. Но шажок за шажком. Прямо как она. Мы отрываемся от земли и уносимся в небеса, клубящиеся адскими огнями. Мы становимся другими, оставляем позади наивность, милый взгляд серых глаз и становимся….а кем мы становимся? Кем попало. Вот кто я такой? Что толкает меня к этим подколкам и мелочному обзыванию этих детей. Обзываюсь я конечно не вслух. Но зато про себя. Ох и поношу же я их. А так ли уж они этого заслуживают? Да, конечно, сбитые в огромные кучи (поделить поменьше – нет бюджета, зато на всякое другое его сколько угодно) они превращают все вокруг в белый шум, способный довести до белого каления. Но все же все они еще на земле, а над ними совсем не адское пламя. Пусть Кристина остается доброй и милой девочкой, пусть будет счастлива. Пусть найдется когда-нибудь, кто-то, кто скажет ей:

Пусть будет так, а я останусь собой, потерявшимся среди книг, случайных встреч и пьянок. Язвительно комментирующий все что происходит вокруг. Искренне любящий доброе и красивое и потому так сильно готовый его оттолкнуть.

Кристина подняла на меня свой взгляд: