– Знаешь, так, конечно, пошло говорить, но думаю я одна такая, не думаю, что я как кто-то там. – Елизавета грустно улыбнулась. Павел засуетился:

– Да я не хотел тебя обижать, все люди личности и уникальны, все сами строят свою судьбу и все такое, – он не выдержал и улыбнулся.

– Я не обижаюсь. А ты правда в это веришь?

– Конечно! А ты нет?

– Я…это очень сложный вопрос. Но в любом случае, я бы помогла тебе, если ты действительно хочешь что-то делать. Почему нет, я не сопротивляюсь этому. А ты что-то вообще делал?

– Ну, как я говорил, я обеспеченный. Летал в Москву на митинги несколько раз. Да и в другие места, знаешь сколько всего происходит?

– Знаю.

– Ну так вот, взять хоть интернет – это же настоящая бомба, люди высказывают свое мнение все активнее, делятся информацией, критикуют сложившийся порядок. Этим тоже можно и нужно заниматься, главное не прирастать к дивану, – Павел вновь расхохотался, глотнул пива. – Так что, главное! Я и в дальнейшем планирую летать, выезжать, выходить, требовать, у меня и друзья есть с соответствующими интересами. Вот и буду крутиться – уж на митинги то в Москве я всегда выбраться смогу. Не всегда я согласен с тем, что там говорится, но участвовать буду обязательно!

– Да, ты будешь, – Елизавета снова грустно улыбнулась. – Знаешь, я тоже могу принять участие. Говоришь, значит, у вас прямо группа какая-то? – Елизавета улыбнулась намного веселее

– Да, считай романтики-идеалисты

– Ну-ну, новь, короче.

– Что?

– Да, так, вспомнилось, – Елизавета посерьезнела вновь, – так вот я могу принимать участие, если есть возможность попытаться что-то изменить к лучшему, то нужно ею пользоваться, даже если достигнуть ничего нельзя. Особенно пока…время-то есть.

– Ну я так не считаю, но все равно рад, что ты разделяешь стремление. – Павел внезапно стал серьезен, – но сама понимаешь, главное то происходит не здесь, а летать это затратно…

– А я тоже обеспеченная.

– Извини, а я даже не знаю о тебе толком-то, ты учишься, работаешь?

– Я уже отучилась…

– Работаешь значит?

– Да не задавай ты вопросы, они же ни к чему не приведут. Сколько можно. Я издалека. Это все что тебе нужно знать обо мне.

– Издалека?

– Да именно так.

– Из какого далека?

– Ой, да ты скорее всего и не знаешь такое. Так уж получилось. Но теперь я тут. Ты-то чем вообще занимаешься?

– Я, да с компьютерами связано, денег достаточно, главное жить своим умом. Вот и понимаешь, тошно смотреть на страну, где все загнаны в какое-то полускотское состояние. Вот хоть друзья мои – Константин, Николай, хотя Николай скорее приятель, чем друг – преподаватели, столько учились, а что они получают? Николай кое-как перебивается. Константин считай на обеспечении у родителей, так что может тратить все свои деньги на свои поездки туда-сюда, – Павел улыбнулся, – правда такой он чудак, про политику ему, ну вот ни капли не интересно. Плевать он на нее хотел. А такой умный парень, мог бы хоть в интернете работать, обзоры делать, новости продвигать. Но его не сдвинешь.

– Ну я считай уже сдвинулась, так и будет. Давайте, с друзьями меня своими познакомь, могу действительно в интернете деятельность развивать, раз ты веришь, что это может что-то изменить. И на митинги с тобой, с вами поезжу – пока…ну в общем пока ездить будешь. Или пока не уеду я отсюда.

– А ты можешь уехать снова? К себе? В это самое «издалека»?

– Туда? Нет. Но знаешь тут не бывает ничего постоянного. В общем мы с тобой договорились. Я за то, чтобы пытаться, может в этом и весь смысл.

– Отлично, я только рад тебе тогда.

– Допивай свое пиво и пойдем, пройдемся, хочу посмотреть, как там все…выглядит.

– Один момент, Лизок, – Павел вновь рассмеялся.

8. Коридор. Тиканье. Николай и Константин[24]

Все кажется словно сном – длинный коридор, уходящий в обе стороны, как кажется в бесконечность, абсолютное пространство или относительное. В этом абсолютном или относительном пространстве раздается мерное тиканье настенных часов. Николай и Константин сидят на столь же длинной, как и сам коридор, скамейке. Николай:

– А, как мы здесь оказались?

– Я не знаю. Доктор все же умер, не дождавшись ее, это так печально.

– Но жизнь все же торжествует над мраком и смертью.

– Это ты сказал?

Николай удивленно:

– Нет, я вообще не понял, о чем ты.

– Мне как-то не по себе здесь. Здесь нас как будто и не должно быть.

Внезапно раздается шепот:

– Только Река знает…

Коридор начинает потрескивать, зудеть, сжиматься и разжиматься, загибаясь в дугу, а затем в кольцо. Николай:

– Надо бежать.

Они бегут, бегут невероятно долго, но все время оказываются словно в начальной точке. Константин, переводя дыхания:

– Та девчонка все-таки спрыгнула со здания вниз, почему так постоянно выходит?

– Потому что он помешал ему. А может так хотел другой. Их не разберешь. – Николай:

– Не смотри на меня, это опять не я говорил.

– Да кто же тут шутки с нами шутит?

– Присмотритесь!

Сквозь стены коридора начинает проступать комната, заставленная всякими вещами, двумя компьютерами, диваном. На стенах обои серого и синеватого цветов. В двух объемистых шкафах большое количество книг. На диване сидит молодой человек, которому явно не мешало бы побриться и постричься. Он лихорадочно что-то печатает на своем компьютере, под музыку, которая напевает:

«Valentine is done, Here but now they’re gone»

Молодой человек оборачивается по направлению к Константину и Николаю и разглядывает их с каким-то исследовательским интересом. Он выглядит целиком поглощенным своим занятием. Рядом с компьютером исходит дымком чашка кофе. Его карие глаза сосредоточены. А когда он печатает пальцы быстро стучат по клавишам, лишь изредка замирая, словно то что он пишет, не является плодом его мысли, а изливается в его голову откуда-то сверху.

Стена коридора снова начинает затемняться. Сначала исчезают мелкие детали интерьера, а за тем и вся комната с молодым человеком.

Николай:

– Все страньше и страньше!

Константин:

– Тело словно немеет, как будто меня что-то покалывает.

Николай, словно чем-то озаренный, вскрикивает:

– Надеюсь к нам будут милостивее, чем к Анне Карениной.

– Слушайте!

В коридоре, вновь распрямившемся в некую линию начинает греметь гром, с дальнего левого конца по отношению к героям начинают поочередно гаснуть лампы. Вдалеке возникает фигура человека, словно бы в поношенном костюме. Он двигается к застывшим героям. Константин:

– Надо бежать! – они начинают бежать прочь от господина в костюме, но силы словно отказывают им. Вспышка

Задохнувшись они останавливаются, господин в костюме ничуть не отдалился, а наоборот, приблизился вплотную. Он улыбается:

– Они обернулись и сказали: «Прощай!». Ха-ха.

Тут из темноты коридора выскакивает какой-то мужик бомжеватого вида, в бежевом плаще до колен и красной шапке:

– Я задержу его, слушайтесь голосов и нимф. – Он сжимает плечи господина руками, его ладони начинают источать дым и обугливаться, несмотря на явную боль и промелькнувшую радость на лице господина, бомж начинает петь:

«La mer,

Qu’on voit danser

Le long des golfes clairs

A des reflets d’argent

La mer

Des reflets changeants

Sous la pluie»

Господин начинает чертыхаться и морщиться от омерзения. Константин и Николай вновь начинают бежать к, казалось бы, такому далекому выходу из коридора. Но неожиданно он приближается, и из коридора-туннеля они выбегают куда-то на природу. Листья облетели. Все устлано первым снежком, конца октября. Николай пошатывается:

– И как ты уговорил меня в такую погоду идти пить пиво на этот чертов остров?

– Какой остров? Какое пиво? Мы же только что были…а где мы были?