– Да, Коля, такие дела в нашем цирке. Ну ты же понимаешь, – сбивчиво отвечал Константин.

– Да ладно, все понятно, я надеюсь не очень отвлек. Мне надо бы пять минут поговорить, помощь мне нужна.

– Я могу отойти, – проговорила Яна, без особого желания, чужие проблемы явно не вписывались в хоровод ухаживаний, имевших здесь место быть.

– Да нет, оставайся, во-первых, у Кости сразу стал такой несчастный вид, – действительно, Константин был добр, но дела собственной симпатии явно превалировали у него над желанием помочь другу. Но не стоит судить его слишком строго, сердце его было податливо к любой беде, но еще больше поддавалось оно очарованию красоты и юности, которые заключались в Яне, – а во-вторых, не думаю, что что-то станет для тебя секретом, я не намекаю, что ты, Костя, не умеешь хранить тайны, наоборот ты относишься к ним с величайшей ответственностью и передаешь с глубоким почтением, – Константин смутился, действительно, одного поцелуя для него хватало чтобы выстроить мостик к полнейшему и безоговорочному доверию. Так что дела Николая и впрямь не являлись тайной для Яны и дальнейшее их развитие так же бы не стало, ну по мере продолжения объятий-поцелуев.

– Ну прости, я не думал, что осуществляю что-то на манер всей той рати и взламываю секреты, которые могут тебе повредить, – Константин извинялся, но опирался на то, что он ни в чем в общем-то и не виноват. Николай вздохнул:

– Я же сказал, все нормально. Мне просто нужно поделиться тем, что происходит.

– Рассказывай.

– Ну я уже писал тебе, а теперь лично могу сказать, что слушание по моему делу прошло. Прошло не очень хорошо. Но могло быть намного хуже. Меня не собираются увольнять, точнее не собираются увольнять до «первого проступка». Конечно, мне никогда не стоит встречаться вновь с какими-то своими студентками, да я и не хочу. После Марины, – Николай тяжело вздохнул. – Того парня отчислят за зачин драки с преподавателем. Мне повезло, в общем-то. Я же еще и пьяный был. Совсем дурная ситуация если задуматься. Словно меня что-то спасло, только к лучшему ли это…? – Николай вновь задумался. – То есть, конечно, потерять работу было бы для меня настоящим крахом, но меня волнует кое-что еще. И мне нужна твоя помощь.

– Раз уж я виноват в выдаче секретных данных, то отказаться с моей стороны было бы полным свинством, – улыбнулся Константин. Беззаботное существо, пребывающее в объятиях первой поры влюбленности, он не думал о том, как некрасиво звучат его слова по отношению к его другу. Яна склонила свою хорошенькую головку на плечо Кости, тот погладил вновь ее волосы и поцеловал в кончик носика. – С чем именно нужна помощь?

– Я получил почти месяц назад странное письмо…оно намекало на то, что у Марины была двойная жизнь. Конечно, это гнусно и не подумайте, что я поверил этому. Но все же, что-то словно толкнуло меня, и я поговорил с ее соседкой. Та явно не испытывает ко мне теплых чувств, да это и понятно, я же во всем виноват, но отвечала она так странно, словно действительно что-то такое есть. Может на зло мне говорила, а может и правда…я не должен так думать, но так сложно об этом не думать, – Николай страдальчески сжал губы. – Вот я и подумал, тут твое присутствие, Яна, только на пользу, я попрошу одолжить у тебя Костю.

– У меня? Одолжить? Как это, то есть? – Яна не знала, как реагировать, с одной стороны потому что звучало это вообще диковинно, а с другой потому, что намекало, что он – Константин «ее», это приятно, но так странно.

– А вот как, ты только не пугайся, Костя же обладает силой воли. Так вот, соседке Марины, я знаю, ты Костя очень нравишься, не мог бы ты как-то…ну втереться в доверие, расспросить, хоть пивом угостить. Яна, не пугайся, – Николай заволновался, – я сам понимаю, как это все глупо звучит, но поймите и меня. Я виноват, но я не могу сомневаться в том, что Марина была только…со мной. Пожалуйста пойдите мне на встречу!

Константин смотрел на Николая с всевозрастающим удивлением, просьба была дурацкой, абсурдной, словно ее сочинили под каким-то дешевым наркотиком для сюжета низкопробной драмы. С другой стороны, ему, конечно, было приятно узнать, что он оказывается кому-то там нравится. Но опять же, Яна, как она вообще может посмотреть на такое?!

Яна удивилась не меньше Константина, но ее кольнула жалость к Николаю – зачем человеку так мучиться? Да и что уж там, она понимала, что Константин в любом случае всегда окружен студентками. Должна ли она отказать в подобной просьбе? Яна приняла решение:

– Костя, ты должен помочь, ну нельзя заставлять человека так мучиться! Я знаю, что это будет не серьезно, вы просто поболтаете, ну пиво выпьете, пусть…

– Я и не тороплю…Не надо делать это даже в ближайшее время, пусть она забудет даже о моих расспросах, пусть пройдет хоть два месяца

– Ну если два месяца, то, если Яна не против, я готов помочь, хотя не представляю, как это вообще выглядеть будет…

– Спасибо, вам обоим. Я буду очень признателен. Потом я подробнее расскажу тебе, что она мне сказала. Ты совсем не торопись! – Константин явно был готов «совсем не торопиться», вновь принявшись поглаживать Яну по щеке. – Я тогда пойду, потом поговорим, спасибо большое. – Николай встал и удалился

– Странно все это, – проговорил Константин.

– Ну если его это так мучит, то надо помочь, только смотри мне, – Яна шутливо погрозила Константину пальцем. Он поймал ее ручку и поцеловал.

– Хорошо. А знаешь, что?

– А что?

– А давай поедем сейчас в настоящее кафе, праздновать шаббат?

– Праздновать шаббат?

– Да, соблюдай шаббат! – Константин скорчил суровое выражение лица, Яна рассмеялась, поняв пародией на что это было.

– Я не против.

Парочка, чувствующая друг к другу симпатию, но боящаяся делать более серьезные шаги в собственных чувствах, поднялась со скамейки. Хвойные, вечнозеленые, деревья шелестели на ветру. Они уходили, а деревья оставались.

7. Паша[23]

Паша отпил пиво, проглотил его и засмеялся. Молодая девушка напротив него сидела и смотрела на него достаточно строго.

– Ты понимаешь, я сам вполне обеспечен, но от этого становится только обиднее за все что происходит. Мы сидим уже семнадцать лет в одном болоте и словно лягушки радуемся тухлой воде. Не обращаем внимания на несправедливость сложившегося порядка.

– Ты думаешь, что что-то можно сделать?

– Здесь? У нас? Нет! Все основные потоки проходят в Москве, да отчасти в Санкт-Петербурге. Если и есть надежда хоть как-то раскачать лодку, так это там. Народу постепенно надоедает беззаконие, бесправие, нищета, несменяемость режима, все может измениться в любой момент. Нужно только стараться!

– Как стараться? – Елизавета посмотрела на сангвинического Павла своими умными карими глазами, – Как в «Отверженных»? Думаешь это может помочь?

– А хоть бы и так, постепенно воды точат камень и скалы выветриваются. Надо же верить. А ты сама разве так не считаешь? – Павел очень мало знал о Елизавете. Остановим свой взор ненадолго на ней. Ей было примерно двадцать один – двадцать два года. Темные волосы были собраны в прическу, оканчивающуюся хвостом ниже плеч. Карие глаза смотрели пристально и сурово.

– Я так считала. Во всяком случае, мне кажется, что правильней всего будет ответить именно так. И мне хочется, чтобы все могло стать лучше. Но я не верю, что это возможно, во всяком случае, только не здесь.

– Не здесь в нашем городе? В нашей стране? Да я понимаю тебя, у нас все засели и не сдвинуться, огромные деньги и чертовы кортежи. А в Европе, представляешь, ты можешь прямо на улице пообщаться с каким-нибудь министром, пожать ему руку. И никто не ездит с воем этих мигалок.

– Я имею ввиду то, что имею ввиду – здесь. – Елизавета обвела пальчиком круг вокруг своего кофе.

– А понимаю, – Павел вновь рассмеялся. – Ты как мой друг Костя, ничего не говоришь прямо, все с каким-то вывертом.