Одёрнув одежду, доктор проверил карманы: телефон, пульт от машины, всё вроде было на месте. Он бодро зашагал через лес, торопясь как можно дальше отойти от ямы, где желание вновь обратиться к тёмному обличью оставалось ненормально острым. Отпустило оно, только когда он совсем вышел из зоны бассейна.

Зазвонил телефон, и Кафтырёв чуть замедлил шаг, отвечая на вызов. Это оказалась Анна.

— Роман Филиппович, вы там как? — спросила она. — Что в хранилище?

— Ещё убыль, — буркнул он.

— Большая?

— Приличная, но… об этом — когда приеду, а сейчас… ты зачем позвонила-то?

— Сообщить, что тридцать минут назад у меня снова внезапно и самостийно сместилось восприятие, после чего я отключилась. Хорошо, что у меня не было в это время занятий, обошлось без проблем.

— Ясно. А Десятов? Он тоже?

— Да. Был в это время в туалете, — Анна хихикнула. — Там десять минут и пролежал, пока очнулся. А вы? С вами всё в порядке?

— Да, я уже возвращаюсь в пансионат. У тебя всё?

— Нет, есть ещё одна вещь. Вы помните повреждения после вчерашнего катаклизма?

— Чьи повреждения?

— Наши, когда мы в тёмных обличьях: отсутствие перьев в ряде мест, коросты на головах и другие изъяны, помните? Вы ещё сказали, что для возмещения урона нам всем понадобится не меньше недели.

— И что? — нахмурился Кафтырёв, припоминая, что после возврата чёрной воды как-то не особо себя рассматривал, больше озабоченный тем, как быстрее вылезти из бассейна и сменить восприятие.

— Они исчезли!

— Ах, вот как!

— Да. Я как только пришла в себя, сразу это заметила.

— Ну, тем лучше! Значит, можно будет сегодня же провести посев! — заявил доктор, хотя и не был в себе уверен: болела голова и противно, с прострелами, ныл правый глаз. — Ты готова?

— Вполне!

— Тогда до встречи, — Кафтырёв нажал отбой и позвонил Китайцу.

— Что по женщинам из контактов Морозова? Пробили, как выглядят, фото есть?

— Да.

— Пришли мне на телефон.

— Всех?

— Нет, давай пока самых молодых, до тридцати. Остальных посмотрю, как приеду.

«Вот же чёрт подери, что за ерунда такая?!» — Белкина открыла глаза и отпустила кулон-рыбку. Она только что приехала на работу и здесь, прямо на стоянке, решила ещё раз проверить, что делает Острожская.

Результат проверки шокировал.

Надя вылезла из машины и, с силой захлопнув дверцу, зашагала к столовой. Неужели то, что показал ей ключ праотцов возле дома номер пять по Ерошинскому переулку, оказалось каким-то идиотским наваждением?.. Да быть не может! Она же видела совершенно отчётливо: Острожская заражена тьмой! А сейчас эта чернота вдруг совершенно бесследно исчезла!..

И что же теперь выходит? Надя зря умчалась прочь, так и не подойдя к девушке? Но нельзя же было просто взять и отдать ключ праотцов той, кто внезапно обросла чёрными перьями, причём в гораздо большей степени, чем, например, тот парень-азиат из службы безопасности пансионата. Острожская выглядела врагом!

А сейчас, когда Белкина, в ужасе сбежав из Ерошинского переулка, приехала во «Вторую жизнь», вдруг обнаружилось, что Вера снова вполне себе человек — ну как так-то?! Ключ праотцов дурит?.. Или это у Нади с головой беда?..

Надя переоделась в рабочую одежду, но, прежде чем отправиться на кухню, положила ладонь на рыбку. «Женя, Женечка, что мне делать? — подскажи!» — мысленно вопросила она и на некоторое время замерла в ожидании, что кулон станет прохладным, как тогда в сквере, на лавочке, и она услышит шаги и знакомый голос, но — увы! Вместо того чтобы становиться холодным, кулон, наоборот, нагревался. Эх, ну конечно! «Моё время кончается…..Прощай, моё солнышко!..» Женя больше не появится. Никогда. Надя тяжко вздохнула. Сделал всё, что мог, предупредил и ушёл. И если сейчас сжать ключ праотцов в кулаке, она снова увидит Острожскую.

Ладно… Белкина открыла дверь и нырнула в жаркое, влажное нутро кухни, где, без присмотра начальницы, с самого утра суетились и гремели посудой девчонки: время поработать, с остальным она разберётся завтра. Взглянет с утра, что там с этой странной Острожской творится, и если тёмное не вернётся, придётся проследить за ней ещё разок и там, прямо на месте, решить, отдавать ключ праотцов или нет.

Еду взяли на вынос и закусывали, сидя в Зелдеде, — там можно было спокойно поговорить, не опасаясь, что кто-нибудь случайно подслушает. Вера вытащила из пакета первый попавшийся сэндвич и принялась жевать, хмуро глядя в пространство. Андрей, повременив с едой, отключил мысли и стал внимательно изучать её светотень, пока Вика зачерпывала мороженое жареной картошкой и отправляла всё это в рот, причмокивая и жмурясь от удовольствия.

— Ну, не знаю, — протянул Андрей, выйдя из транса. — По мне, так всё у тебя со светотенью в порядке: лохмы затянулись, цвета хорошие, только фиолетки прибитые, но это ж маскировка, наверное, работает!

— Угу, — кивнула Вера.

— А чего ты тогда такая мрачная? — продолжал он допытываться.

— Урон чувствую.

— В смысле? — Вика открыла глаза и замерла с картошко-мороженым в руках. — Мы что-то тебе повредили?

— Не вы!.. Птицемужик. Ушло не только то, что я из этой вдовы откачала, — это вообще, ерунда, но и то, что Антон мне тогда в колодце передал… Кровь черноглазых! Он использовал её, чтобы спасти меня в лабиринте. Переплавил в радужную силу и мне отдал… А я опять всё просрала!..

— Хочешь сказать, нам не надо было «одеяло» ему отдавать? — нахмурилась Вика.

— Нет, нет! — с досадой отозвалась Вера. — Это была плохая сила, чёрная, я с ней совсем конченая стала, так что вы всё правильно сделали.

— Тогда что тебя не устраивает?!

— То, что я в черноту съехала! Вообще не могла себя контролировать… Негатив из тётки взяла — ладно! Но зачем было свои собственные ресурсы зачернять?!

— Ты не виновата! — уверенно заключила Вика, закинув остатки своего странного лакомства в рот. — Это всё он! Чернопёрый.

— Да, — подтвердил Андрей. — Это он тебя заставил, через бассейн, мы сами видели! Орал: «Это моё! Моё!», словно ты у него что-то украла!

— Блин! — Вику пронзила догадка. — Ты ж сама только что сказала, что Антон кровь черноглазых тебе отдал!

— Ну?

— Ну, вот он и хотел эту кровь обратно себе вернуть, стопудово! Про неё и орал! Черноглазые-то эти откуда взялись? — ты хоть что-нибудь дельное у Серпухиной про мужа считала?! Как он вообще стал таким?

— Чёрт! Точно! — Вера хлопнула себя по лбу. — Как же я это забыла? Вот блин! Он же тоже в пансионате был! Во «Второй жизни»! Ничего себе, мне эта чёрная сила башку отбила!

— «Вторая жизнь» — это где Женьку Морозова истязали? — уточнил Андрей.

— Да! — яростно закивала Острожская. — И Кулькову, которая повесилась, и Серпухина этого, и других черноглазых, я думаю — всех! Всех их там обрабатывали, всем им якобы лечебный сон прописывали, как он там у них… а! — процедура «дополнительной релаксации», во!

— И не только им, — проронил Андрей. — Наверняка, есть и ещё пострадавшие, о которых мы просто не знаем: умерли, как Кулькова, пропали, как Женька, а может, в психушку загремели…

— Наверняка, — согласилась Вера.

— А руководят этим пансионатом чернопёрые, — вытирая руки салфеткой, подвела итог Вика. Она достала смартфон и зашла на сайт «Второй жизни». — Как их там?

— Кафтырёв, Десятов и Лявис — они были с Морозовым, когда он огненным клинком закололся.

— Десятов, Десятов, — бормотала Вика, пролистывая ленту с фотографиями сотрудников. — Знакомая фамилия… ещё в первый раз подумала, что где-то её слышала… Ага, вот он! Илья Валентинович Десятов, заведующий отделом научных методов и разработок, — и это в частном пансионате? — офигеть! А рожа-то знакомая…

— Павел! — вдруг перебил её Андрей. — Павел Десятов! «Лампочка»! Погиб в тринадцатом, во время первой волны… ой, зая, прости!