— Аль, это что за перс? — Маринка заглянула в мой отдел, как только Кулабухова со своим кавалером скрылась из вида.

— Ты тоже это видела? — А вот это уже серьёзно, если даже Маринка интересуется, Мадам меня теперь точно в покое не оставит. — Марин, честно, не знаю, кто это. Сегодня второй раз, как я его видела, и оба раза — в магазине. Очень надеюсь, что просто очередной VIP-клиент. Закупится и мы его больше не увидим.

— Блин, Стрельцова, он так зыркает на тебя…

Вот и я о том же.

Подоспевший «автобус» с покупателями разогнал нас с Маринкой по своим углам. Работа закипела, задвигая ненужные размышления куда-то на задворки сознания. Ноги, туфли, коробки, деньги, чеки, вежливые улыбки сменяли друг друга, пока в какой-то момент я не подняла голову от экрана кассы и не оказалась лицом к лицу со «странным Меладзе»:

— Аля? Вас же зовут Аля?

Голос низкий, бархатистый, как у дикторов телевидения, стильная причёска с высоко зачёсанным коком, волосы благородного цвета «соль с перцем». Взрослый, очень моложаво и подтянуто выглядящий, но по тёмно-карим глазам и глубоким морщинам вокруг них видно, что прожил он минимум полвека. Я опасливо огляделась по сторонам, желая стать хоть на минуту невидимой, но следующий вопрос незнакомца заставил меня оцепенеть от неожиданности:

— Вам говорит о чём-либо имя Юлия Стрельцова?

Мои глаза распахнулись до размера блюдец, даже в висках заломило из-за сильно натянувшейся кожи, и, борясь с перехватывающим горло спазмом, я выдавила:

— Это имя моей мамы.

Мы сидели с Василием Брониславовичем, именно так оказывается зовут «странного Меладзе», в том же кафе, где впервые пили кофе с Демидом. И почему именно здесь происходят все значимые для моей судьбы встречи? Правда о том, что сегодняшняя будет значимой, я узнала позже.

Сама удивлялась, как хватило у меня терпения доработать последние полчаса. Всё валилось из рук, даже отвечать любопытствующей Маринке не могла, просто отмахивалась «давай потом». Мыслями я уже была там, в кафе, куда отправила «странного Меладзе» после его вопроса «Где мы можем поговорить?».

Я сидела напротив мужчины, продолжая щипать себя под столом за кожу запястья, проверяя таким образом происходящее на реальность. Перед нами стоял пузатый чайник с каким-то травяным успокаивающим настоем. А я, признаюсь честно, даже коньячку бы сейчас выпила. В моей жизни было только двое людей, которые знали моих родителей при жизни — это деда и ба. И вот теперь появился ОН.

Василий Брониславович рассматривал меня так же долго, как и я его, заговорил первым:

— Я, когда тебя впервые увидел, думал вернулся на двадцать лет в прошлое — ты очень похожа на Юлю, твою маму. Именно такой я её и запомнил — молодой, улыбающейся, хрупкой. Ты не думай, я и отца твоего знал, — поспешил он разъяснить, понимая, что я могу надумать лишнего, причисляя его к тайной маминой любви, — Пашка был моим лучшим другом, мы учились вместе. Через него я с Юлей и познакомился… Я и тебя знал, Лика, с самого рождения…

Звонок его мобильного телефона заставил меня вздрогнуть сильнее, чем это его «Лика». Почему он сказал так, как в моём сне? Мужчина, даже не глядя на экран сбросил вызов и отложил телефон в сторону.

— Вы сказали… только что… — по тому, как я заикалась, стало понятно, что взволнована я очень сильно, — Лика…

— Лика — это ты. Я, когда на бейдже прочитал «Аля», засомневался, иначе бы ещё позавчера к тебе подошёл. — Он замолчал, посмотрел куда-то сквозь меня, наверное, вспоминая прошлое, и улыбнулся, только грустно. — Ты знаешь, что тебя назвали Алевтиной в честь Пашкиной бабки, Алевтины Павловны, которая его воспитывала? Очень ей хотелось, чтобы правнучка была полной её тёзкой. Так ты и стала Алевтиной Павловной Стрельцовой. Мало ей было имени, она ещё и крестить тебя заставила. Годы какие были, не «модно» тогда было в храмы ходить, тем более если ты студент, да ещё и комсомолец. Вот и ездили мы с Пашкой на старом запорожце по деревням, искали, в какой церкви тебя окрестить. Я твой крёстный, Лик.

Всё, мой шок достиг апогея. События всё больше становились похожи на сказочный сюжет, вот уже и крёстный фей объявился. Я открыла рот, закрыла, отхлебнула чай, обжигая губы, и это хоть немного помогло мне прийти в себя. А крёстный продолжал свой рассказ:

— Пашка, когда тебя впервые увидел, спросил у Юли: «Почему она такая красная, даже алая?». Так и стал тебя звать — Аленький. Ты, когда подросла, повторять старалась, но выходила плохо, коряво. сама себя называя «Лика».

Папа тоже звал меня Аленький, как Демид… Стоп, Демид! Я же собиралась с ним встретиться! Чёрт, совсем из головы вылетело. Я покосилась на телефон Василия Брониславовича и неуверенно спросила:

— Я могу воспользоваться вашим телефоном?

— Конечно, Лик, бери. — Он подвинул мобильный ближе ко мне. А мне эта «Лика» противно резало по ушам, даже голова дёргалась, когда слышала. Не потому, что звучало плохо, а потому что во сне его слышала и подсознательно неприятно становилось. Крёстный заметил мою странную реакцию и поспешил предложить: — Если хочешь, буду звать тебя как все, Алей.

— Да нет, — спешно заверила я. Хотя на самом деле была бы рада оставаться Алей, но не могла заставить себя сказать этому мужчине из прошлого что-либо поперёк, — просто непривычно. Я сделаю два звонка?

Улыбнулась, пытаясь сгладить неловкость, взяла его телефон и вышла на улицу. Сперва позвонила домой. Трубку снял дед.

— Я задержусь, — выдала я, стараясь не тратить впустую чужие деньги.

— Это я понял, — под стать мне ответил тот. — Демид звонил, спрашивал о тебе.

— Спасибо.

Второй звонок — Демиду. Ответил он быстро, хотя номер ему был явно не знаком.

— Слушаю, — голос серьёзный, деловой

— Привет.

— Аленький, где ты? Что за номер?! — а теперь я поняла, что он очень даже взвинчен.

— Дём, всё хорошо. У меня встреча очень важная. Давай я тебе позже, из дома наберу, хорошо?

— Скажи мне, где ты? — Демид Денисович был непреклонен. — Тебя забрать?

— Милый, послушай меня, — впервые его так назвала, даже на секунду неловко стало, — я позвоню тебе, как только доберусь домой. Целую.

Мы разговаривали, точнее крёстный рассказывал ещё долго. Что они, мама, папа и он, после института решили ехать в Ленинград, потому что здесь в восьмидесятые ловить было нечего. Правда, пришлось пару лет после распределения отработать в Гражданстрое, как раз я подросла. Василий Брониславович уехал первым, так сказать почву подготовить, работу найти. Мы с семьёй должны были ехать позже.

— Я проторчал в Питере, на тот момент ещё Ленинграде, почти два месяца. Связи тогда, сама понимаешь, никакой. А когда вернулся, — он ссутулился, силой сжал лежащие на столе руки в замок, — их уже похоронили. Тебя забрали родители Юли, увезли в гарнизон, в котором служил твой дед. Пытался искать… — его голос сорвался, на секунду смолк, — пытался искать тебя, но всё бесполезно. Не было у меня столько возможностей, да и связей. Веришь, все эти годы помнил о тебе, отгоняя мысль, что шанс встретить становится всё меньше. Кто ж знал, что вы тут, в городе?!… Лика… Аля, я так рад!

Он впервые за вечер прикоснулся ко мне — легко сжал мою ладонь. А я сидела, как пришибленная, молчала, не зная, что надо сказать, что должна сказать, что хочу сказать… Из всех роящихся, не хуже пчёл, мыслей, самой чёткой была одна: этот красивый, статный, харизматичный дядька — мой крёстный. Стоит у него просить три желания?

[1] Кимберлитовая трубка — природное месторождении алмазов.

Глава 5

Домой расходились затемно. Хотелось пройтись, освежить голову, подумать, переварить. Но крёстный был человеком ответственным, не пущу, говорит, одной ночью. В его глазах было столько желания быть нужным, нерастраченной заботы, что опять не смогла отказать. Пришлось снова идти к Салону, на парковке которого всё ещё стоял джип дяди Васи. Пока ехали, опять разговаривали, теперь он расспрашивал, про детство, учёбу, работу, планы. Рассказ мой выходил сухой, скудненький, хвалиться-то особо нечем, только факты.