— Дём, ты с ума сошёл! Отойди от края, мы же сейчас свалимся! Оба! Дёма! Шаг назад, быстро!
То ли мои приказы подействовали, то ли Демид сам понял, что шутка не удалась. Только он действительно сделал шаг назад, ещё один, а потом и вовсе развернулся (вместе со мной, конечно) спиной к реке. Я шумно выдохнула, обмякла на нём, так наши лица оказались на одном уровне, очень близко друг от друга. И тут до меня начинает доходить, что я сама запрыгнула на мужчину, прижималась к нему всем телом, что это его руки поддерживают меня сейчас за бёдра, а мои губы находятся в опасной близости от его губ. А ещё у Демида обалденный одеколон и, наверное, теперь моя футболка пахнет так же. Не придумав ничего лучше, я потупила глазки, вымучила из себя наиглупейшую улыбку, зашевелилась на нём, расплетая свои руки-ноги, встала на землю. Он не сопротивлялся, легко отпустил меня, и от этого его спокойствия у меня внутри зашевелилась женская обида. Но Демид Денисович был мужчиной, который понимал: чтобы одержать победу, можно и отступить немного, усыпляя бдительность врага. И в тот миг, когда я уверенно стола на своих двоих, стараясь понять обидно мне всё-таки или нет, он положил свою руку мне на затылок, притянул к себе.
Глава 12
Демид целовал нежно, словно пробуя на вкус, я отвечала, повторяя за ним, запустила свои пальцы в его волосы, легко потянула на себя, показывая, что не хочу его нежности, и не собираюсь строить из себя хрупкий цветочек. Всё было по-взрослому, никто ни у кого не просил разрешения, нас просто вело желание, и всё, что делали наши губы, языки, руки было правильным. Он настолько сильно прижимал меня к себе, что я перестала чувствовать своё тело, словно мы стали одним целым, Демид умудрился каким-то образом безболезненно снять резинку с моих волос, и они волной заструились по спине.
— Аленький…
Его шёпот возле самого уха заставил меня открыть глаза. Как бы трудно не было, но я смогла сделать шаг назад.
— Дём, подожди… — Сердце колотилось, мешая выговаривать слова. Я хотела посмотреть ему прямо в глаза, но могла только щурится от ярких лучей заходящего солнца. — Всё это как-то…
Он притянул меня к себе, провёл подушечкой большого пальца по моей верхней губе, заставив замолчать. От этого прикосновения у меня вмиг улетучились все мысли, а в затылке закололо.
— Аленький, — снова повторил он, — я захотел поцеловать тебя ещё тогда, в кофейне, когда увидел, как ты облизываешь пенку от мороженого с губ.
Говорил, продолжая оглаживать, обводить мои губы пальцем, отчего у меня ноги подкашивались. Я вцепилась ему в плечи, ища дополнительную опору и на выдохе прошептала:
— Теперь мы не сможем быть друзьями…
— Я никогда не хотел быть тебе другом…
— Я никогда не хотела, чтобы ты был мне просто другом…
Потянулась сама, поцеловала первой, повела «танец». Он подстраивался, позволял вести, наслаждаясь этим не меньше меня. Я чувствовала, как Демид заводится, как резче и сильнее стали движения его рук. А у меня просто голову сносило от понимания того, как я действую на этого мужчину.
Когда мы, наконец, вернулись в реальность, тяжело дыша, отлепились друг от друга, я поняла, как горят у меня губы, и, не придумав ничего лучше, приложила к ним свою ладонь тыльной, холодной, стороной. Демид усмехнулся, довольный, что приложил к этому немало усилий, даже плечи развернул, гордясь собой.
— А вы, Демид Денисович, неплохо целуетесь, для старичка. — Я не могла сдержать сидящего во мне бесёнка.
— Ты опять нарываешься? — он двинулся на меня, пытаясь смотреть грозно.
— Нет, — я опустилась на плед боком, почти легла, оставив в качестве опоры локоть, — просто мне нравится цвет твоих глаз, когда ты заводишься.
— Для того, чтобы завести меня, — он, зеркаля мою позу, лёг напротив меня, — тебе нужно всего лишь появиться рядом.
Двинулся в мою сторону, но я перекатилась на живот и закинула в рот ягоду винограда:
— Поговорим?
— О нас?
— О нас? — повторила я, словно ослышалась. — Мы поцеловались первый раз пятнадцать минут назад и это наша третья встреча…
— Намекаешь, что я спешу?
— У меня ощущение, что попала под чётко спланированное наступление, основная задача которого — пленных не брать.
Я снова села, потянулась за своим бокалом и сделала большой глоток. Слишком быстро, для меня всё развивалось слишком быстро.
— Я пройдусь немного.
Натянула кроссовки, стараясь не смотреть на Демида, боясь увидеть в его глазах… Разочарование?.. Понимание, что просто теряет со мной время?. Раздражение, что всё идёт не по его плану?..
Не понимала себя. Ведь ждала его, скучала, сама целовала, не смущаясь и не скрывая желания. Но я не могла заставить себя расслабиться до конца, искала в поступках Демида скрытый умысел, потому что ещё не могла ему доверять, ведь не знала о нём практически ничего. Я шла вдоль берега, всматриваясь в темнеющую внизу гладь реки. Ленка говорит, что я слишком много думаю, анализирую. Но как иначе? Всё равно что прыгнуть сейчас без разбора туда, вниз с обрыва, не видя, что тебя ждёт, и шанс переломать ноги значительно выше благоприятного исхода такого поступка. Я отступаю не потому, что боюсь отношений, а потому что не уверена, что справлюсь с болью, которую мне могут причинить эти отношения. В этом вся я — ещё ничего не начато, а я уже просчитываю возможные потери. Меня слишком сильно и долго держит на привязи прошлое разочарование. С чего я взяла, что Демид такой же, как и тот школьный ловелас? Да и мне уже не семнадцать, ума, надеюсь, прибавилось.
Как только эти мысли обрели чёткость в моей голове, я развернулась и зашагала туда, где звучала музыка, где был ОН. Чем ближе к маши не подходила, тем сильнее меня била дрожь, и не только из-за того, что я замёрзла, а из-за волнения, что решилась впустить в свою жизнь этого человека.
Демид стоял у обрыва, на месте несостоявшейся «казни», засунув руки в карманы джинсов. Я неслышно подошла сзади, прижалась к его широкой спине. Он вздрогнул, то ли от неожиданности, то ли от холода моего почти окоченевшего тела. Жар его спины был таким манящим, что хотелось просто в нём раствориться, я вжималась в него всё сильнее, оплетая кольцами своих рук.
— Мне нравится, как ты произносишь моё имя — Дёма, — заговорил он. — С самого детства я был Демид, как-то не приживались в нашей семье ласкательные имена…
— Мне можно тебя так звать?
— Только тебе и можно.
— Ты тоже меня странно назвал — аленький. Почему прилагательное? Я ведь даже не рыжая…
Демид коротко рассмеялся, развернулся ко мне лицом и сам с силой обнял в ответ, целуя в висок:
— Только я буду так тебя звать — Аленький. Цветочек Аленький, как в сказке.
— Нам, наверное, пора, — бубнила куда-то в сторону, я приятно смущённая таким сравнением, — тебе на работу завтра…
— А, не пойду! У меня отгулы за командировку есть. Отосплюсь до обеда, заберу тебя после института и пойдём куда-нибудь… Согласна?
— Так и хочешь, чтобы я с хвостовкой всё лето бегала? Я же слабовольная, заброшу учёбу из-за тебя, что тогда делать? — посмотрела на него, стараясь выглядеть строгой и рассудительной, но, увидев, что он снова тянется к моим губам, добавила: — Не вздумай меня сейчас целовать! Тогда точно не смогу тебе возражать…
Не послушал, поцеловал, отогревая мои холодные губы своим горячим дыханием. И я снова дрожала, от волнения, от холода, от желания, сама не знаю от чего. Через несколько минут со словами «беги греться» подтолкнул меня к машине. Я даже спорить не стала, юркнула в салон, который всё ещё хранил тепло дня, натянула забытую в салоне ветровку, откинула голову на сиденье и закрыла глаза. Неужели это всё происходит со мной? Или я действительно попала в сказку?
А ещё я подумала, как буду рассказывать Ленке про этот вечер (а она с меня живой не слезет, пока всех подробностей не узнает): «Нас было трое — я, он и Рудольфо Валентино[1] В нашем случае — Стинг». Прыснула от только мне понятной шутке в кулачок и обернулась в поисках Демида. Он возился с вещами, раскладывая их по багажнику, собирал мусор, и на все мои попытки помочь, отвечал:
