— Туда нам. Он и к зельям пристрастился кое-каким… думаю, дед все одно его убрал бы, может, чуть позже… так вот, она предложила за помощь вещицу одну прелюбопытнейшую. Драгоценный браслет из рубинов. Стоимости немалой.

— За обучение?

— Ну… она думала так, а отец решил, что проще силу запечатать. Ну на кой бабе темная-то? Вот и… провел ритуал. У другого кого не вышло бы, а он своей кровью.

Интересно.

Настолько интересно, что очевидный факт — в живых их не оставят — стал еще более очевидным.

— Браслет он отнес одному человеку… а тот человек понял, что, где браслет, там и остальное будет. И решил девку тряхнуть… да не смотри ты так, накачать её собирались. Отец пригласил на встречу, якобы, чтобы обсудить дальнейшие планы. Там кое-чего подсыпал. Да и сам принял. Ну и… потянуло на старое. А девка стала отбиваться. Он пришел в ярость… в общем, подрались, и он ей голову проломил. Пришлось следы заметать.

Алексашка замолчал и остановился.

— Воздух тут… поет просто. Потом… потом до деда дошло. Ему этот браслет принесли… и отца сдали. Как дед орал! Он никогда-то голоса не повышает, а тут… браслет оказался непростым, а из наследия нашего, Потемкинского, утраченного. Из коронных драгоценностей.

— Так из коронных или из вашего?

— Не сбивай с мысли, — отмахнулся Алексашка. — Ну… в общем, дед тогда с отца шкуру снял. В прямом смысле слова… и я смотрел. Там не только со шкурой… там долго. Мать просто упокоили.

— За что?

— За то, что плохо смотрела за мужем. Да и вообще она о многом знала, но помалкивала.

— А…

— Она тоже из Потемкиных, дальняя ветвь. И деду решать, кому и какой срок отведен. Но она ушла тихо, без боли, — это Алексашка произнес с какой-то отвлеченной нежностью.

А ведь когда все приключилось, он был уже не ребенком. Подростком, пожалуй, но…

— Сперва дед хотел девчонку себе забрать, но… не знаю, почему передумал.

— Не нашел?

— Никто её особо не прятал. Да, ведьмин морок наложили, но это так, мелочи… для деда. Может, решил, что проще со стороны. И подготовиться время будет.

— К чему?

— Сейчас узнаешь, — сказал Алексашка печально. И тихо добавил. — Прости… другом назвать не могу. Друзей я не заводил. Опасно для них, но… ты мне и вправду всегда нравился.

— А ты мне не особо, — Беломир подумал и решил, что ситуация вполне располагает к искренности. — Но постараюсь свернуть тебе шею быстро.

— Буду премного благодарен.

Я стояла на краю бочага, глядя в черную воду его. И она больше не казалась водой, скорее представлялась этакою густою жирною жижей, что медленно шевелилась, будто желая выползти на берег.

Мне было страшно.

Сердце колотилось о ребра. Того и гляди, проломит грудную клетку и рухнет вниз. А еще я не могла отвести взгляда. И эта вода, она…

— Сделай глубокий вдох, — некромант встал за мной, и рукою обнял, то ли опасаясь, что я с дури ухну в эту дегтярную воду, то ли просто желая успокоить. — Сделай вдох и досчитай до десяти.

— Ага.

— Потом выдохни. И снова вдохни. Постарайся не бояться.

Если бы оно было так просто. Раз и не бояться.

…или не влюбляться.

— Я ведь… я…

— Ты не ведьма, Маруся, — сказал он. — В тебе наша сила. И не понимаю, почему я раньше её не чуял?

Наша?

У нас с ним нет общей силы. И вообще ничего общего. Он… он наследник рода Бестужевых, как бы это ни отрицал. У него дед великий и мать тоже, пусть не великая, но родовитая. А я… я… сирота, если подумать, горькая.

Бестолковая.

И даже не ведьма.

— Тише… знаешь, она в тебе прячется.

— Кто?

— Сила. Сидит тихо-тихо… у нас когда-то кот был. Давно уже. Я плохо помню, точнее, почти и не помню, не скажу, откуда он взялся. Главное, жил почти все время на улице, а в дом пробирался осторожно. Может, боялся, что погонят? Но никто и никогда ведь не гонял. Он приходил, ел, а потом забирался в кровать. В мою. Ложился рядышком и сворачивался клубком.

Вот стоя на краю бездны самое время воспоминаниям предаваться.

— Потом… потом мама моя сказала, что не было никакого кота. Точнее, такого, как я видел. Кошка вот была. Трехцветная. А кота, который угольно-черный и с зелеными глазами, нет.

— И… что это значит?

Но я цепляюсь и за его слова, и за руку, потому что тьма, лежащая в бочаге, приходит в движение. Сперва медленно, она пробирается вдоль берегов, лишь обозначая очертания будущего водоворота. Я задерживаю дыхание.

Мне страшно.

Мне до того страшно, что я готова убежать. И я убежала бы.

— Моя сила пыталась со мной познакомиться. Так сказал отец. И еще, что он сам видел пса. Дворового. Который в дом не забирался, но всегда на улице ждал…

— Если бы я была некромантом, я бы знала!

Это ведь логично, так?

Невозможно не знать, если ты чуешь мертвую силу и… и просто невозможно!

— Меня ведь даже проверяли! И в поликлинике… каждый год медосмотры!

— Не надо её бояться.

— И потом перед поступлением… при подаче документов… всегда смотрят на соответствие! Я… я бы просто не прошла! Точнее, не пустили бы меня на общий поток, если бы…

Я впиваюсь в его руку ногтями, я готова вырвать клок из его тела, лишь бы не смотреть на эту вот… не вода, густая, тяжелая, и все же…

— Твою силу закрыли. Думаю, это единственный способ. Кто-то, то ли твоя матушка, то ли твой отец, но просто взял и запечатал её. Так бывает.

— Ага…

Он движется все быстрее, пока это ускорение лишь ощущается, но еще немного.

— А твои родичи наложили на тебя заклятье. Твоя бабушка ведьмой была, верно? Вот она и поделилась. Ведьмы такое могут.

Могут.

Ведьмы чего только не могут. Но…

— Она ведь время от времени водила тебя в лес?

— А ты… да… к дубу. У нас есть тут дуб, который хранит всех. Откуда он взялся, никто и не знает.

Лучше говорить, тогда не придется слушать, потому что вода эта пела, и песня её заунывная напрочь лишала силы воли. Я и дышать-то могла через раз.

Но дышала.

— Вот видишь, там, скорее всего, она обряд и проводила. Укрыла ведьминым щитом, силой поделилась. А потом, возможно, всю и отдала.

— Она умерла из-за меня?!

Водоворот вздрогнул и от крика моего закружил быстрее. А края его поднялись по-над берегами.

— Спокойно. Не из-за тебя. Ты же знаешь, каждая ведьма сама свой срок определяет.

— Это сказки!

— Она решила уйти. Были причины. А силу тебе отдала. Ты ею и пользовалась.

…пока всю не использовала.

И теперь.

Что теперь?

— Теперь ты должна поладить с собственной силой и достать артефакт.

Всего-то! А я уж думала, мир спасать придется…

Нервный смешок заставил водоворот замедлиться. Интересно, а если он раскрутиться еще сильнее? И поднимется? И станет не водоворотом, а этаким… торнадо? И сразу, будто отзываясь на мысли мои — как бы их, дурных, из головы-то вытрясти, — водоворот закрутился быстрее.

— Как?

— Просто почувствуй её… извини, но я тут тебе не помогу. Понимаешь, сила растет вместе с магом.

Ага, то есть моя — потенциально взрослая.

— И чем чаще маг к ней обращается, тем крепче связь.

А со связью у нас грустно.

Совсем.

Я ведь… я не чувствую её. И ведьмину тоже. Наверное, та, что бабушкой дадена, вся и вышла. Но как тогда…

— Я не слышал, чтобы кто-то запечатывал силу так надолго. Да и другую сверху…

Она ревнует.

Злится.

Тьма.

Не надо. Я ведь… я ведь тоже не знала о ней. И, если бы знала, разве стала бы отрицать? Это ведь глупо, отрицать собственную силу.

— Пусти, — попросила я некроманта.

— Обычно запечатывают совсем маленьких детей, которые не способны справиться сами. И то стараются ненадолго…

А нас вот на годы разлучили.

Но он руку все-таки убрал. А я… водоворот тьмы поднимался выше и выше. И это выглядело жутко, но страх мой куда-то сгинул, будто и не было его. И вправду, нас ведь еще когда учили, что сила — часть мага. Так чего её бояться? Это то же самое, что бояться себя.