Сорока затрещала, и человек дернулся.

Взгляд его скользнул за птицей, которая перелетела на другое дерево. И Оленька сглотнула. Спасибо… и птице. И лесу. И…

— Да не дергайся, тихо тут…

— Не скажи… Игорек вечно в лесу торчит, как бы… — ноздри человека раздулись, и Оленька испугалась, что сейчас он почует её запах. И человек чихнул, но…

Не почуял.

Только лес загудел и, отзываясь на Оленькину мольбу, резко, сильно запахло живицей.

— В общем, так… с мальчишкой я разберусь. Тимоха все сделает верно, а ты уж тоже смотри, не оплошай… чтобы было кому встретить.

— Встретят.

— И помни, искать их будут хорошо.

— Не найдут, — сказал тот, лысоватый, вытирая испарину.

А Оленька ему как-то сразу вот и поверила.

Сердце заколотилось быстро-быстро. Она… она вдруг ясно осознала, что, если эти двое, которые внизу, поймут про неё, про Оленьку, про то, что слышала она и видела, ей… не поможет ни имя родовое, ни вереница предков.

Её…

Её ведь тоже не найдут.

И, закрыв глаза, она взмолилась, богам ли, лесу, главное, что загудели, зашумели ветви, потянуло то ли холодом вековым, то ли жаром скрытым. И эти двое смолкли, правда, ненадолго. Вот, один головой тряхнул, будто от наваждения избавляясь.

— Наш человек говорит, что есть основания территорию урезать, да и Потемкины помогут, так что… не оплошай.

— За себя говори. Главное, — тот, что с сигаретой, пальцами потер. — И помни, если что… молчать не стану.

Ответом ему была кривая усмешка.

А лес… лес ответил Оленьке. Никогда-то прежде не отвечал, а тут вдруг взял и… разве возможно такое?

Сперва ударил колокол. Звук этот, громкий, протяжный, выбил Олега из полудремы, в которой он пребывал.

Соскользнула с груди кошка.

Зазвенела чашка, выпавшая из рук тетки Ирины. А колокол ударил снова.

— Пожар, никак… — тетка схватилась за грудь. А Олег нахмурился. Как-то оно…

— Сидите тут… или нет, лучше во двор…

— Иди, — тетка отмахнулась. — Мы не полыхнем… иди… сподмогни.

Огонь Олег увидел издали. В прозрачных сумерках пламя выделялось рыжиной. Над короной огня плясали искры, и Олег сперва подумал, что уж больно красивый, просто-таки киношный огонь получился. А потом уже услышал крики.

Суету.

И спохватился.

— Противопожарные артефакты… — крикнул он тетке, но та лишь сунула в руки рыжего петуха, который теперь жечься не стал, но поглядел на Олега круглым желтым глазом.

— Иди… отнеси, — тетка Ирина в спину подтолкнула. — Глядишь, и спасешь чего…

Спасать было нечего, это Олег понял с первого взгляда. Два дома, самых крайних, горели ярко и жарко. Огонь уже сожрал крыши и ныне страстно догрызал стены. Жар от него исходил такой, что люди, собравшиеся со всей деревни, не решались подступить к забору.

Кто-то тянул шланги, правда, напора в них почти и не было.

— Пожарные… — заикнулся было Олег.

— Вызвали, но пока доедут, — сказал молодой хмурый парень и обеими руками пригладил шерсть, что встопорщилась на загривке.

— Ясно…

Ясно ничего не было, но петух в руках заворочался, заквохтал, норовя выбраться.

— Сиди ты тихо, — Олег погладил жесткие перья. — Сейчас…

Он ничуть не удивился тому, что люди расступались, пропуская то ли его, Олега Красноцветова, вошедшего в сотню самых богатых людей Империи, то ли петуха, чьи перья начали светиться.

Свет был неровным, дрожащим.

А жар крепчал.

Олег вяло отметил, что этак и сам полыхнет. А еще что пожар явно рукотворный, от обыкновенного столько жара не будет.

Он оказался у калитки.

Огонь, доедавший остатки дома, протянул тонкие нити к ограде, и та уже пошла веселыми искорками. Идти дальше глупость и самоубийство, но…

Петух вдруг распрямился, полоснув шпорами по рукам, и заорал.

А после расправил крылья, хлопнул ими, ударив по лицу. Вот тварюга-то… но искры опали. А петух, спланировав на землю, обернулся.

— Дальше сам? — понял Олег и кивнул. Что ж, если в деревне нет антипожарных артефактов, то и петух сойдет. Наверное, это натуральное сумасшествие…

Петух оттолкнулся от земли, подпрыгнул и распластал крыла, которые вдруг расправились, раскрылись. Развернулись рыжие перья, а от них будто кружево легло. И хвост потяжелел, и…

И про фениксов Олегу доводилось слышать.

Редкая птица.

В неволе не размножается, а потому если и живет, то исключительно в особых условиях. Выходит, что в курятнике условия особые?

Феникс заклекотал.

И поднялся выше.

И выше.

И оказался над самым домом. Его хвост сделался невообразимо длинным, перья завивались причудливыми узорами, и пламя тянулось к ним.

Больше.

И…

Олег зачарованно наблюдал, как феникс опустился на остатки крыши, и пламя взметнулось, обнимая его. А после исчезло.

Взяло вдруг и исчезло.

Разве бывает так?

Разве…

— Отец рассказывал, — произнес тот же парень, окончательно успокаиваясь. И черты лица его сделались почти человеческими. — Но не думал, что оно и в самом деле вот так.

Феникс же, явно отяжелевший, поднялся, чтобы перелететь на соседний дом. А Олег подумал, что феникс, может, и не противопожарный артефакт, но тоже неплохо.

Меж тем ставшие непропорционально огромными крылья поглотили новое пламя, феникс выгнул шею и издал тонкий протяжный крик, в котором было что-то донельзя знакомое, петушиное.

— Ишь, орет… — то ли восхитился, то ли возмутился кто-то в толпе.

А в следующее мгновенье феникс рассыпался. Взял и рассыпался.

И…

Что Олег тетке Ирине скажет?

— Да погоди ты, — его перехватили, не позволив переступить за незримую черту. — Пусть остынут слегка.

И вправду, жар несколько поутих, но не унялся вовсе.

— А… петух? То есть, феникс?

— Да что ему станется? Хотя… может, яйцо снесет.

— Петух?

— Феникс! — поправил тот же парень. — А что, огня тут изрядно было, так что может и свезти, только…

Он оглянулся на людей.

И Олег посмотрел. Те стояли, тихо переговариваясь, и голоса их сливались в одно гудение.

— Игорек, — представился парень и руку потянул. Олег пожал её осторожно и поморщился, выходит, феникс-таки опалил его. А Олег и не заметил.

— О, тебе надо к тетке Акулине сходить, пускай даст чего.

— Да само как-нибудь, — отмахнулся Олег. Не хватало еще из-за ерунды людей дергать. И беспокоило его совсем иное. — Надо инспекцию кликнуть, потому как не само оно.

Пожары случаются, не такая уж это редкость, если подумать, но чтобы занялось сразу два дома, да еще так, что ныне от домов этих лишь угли и остались.

— А… люди? — сердце вдруг кольнула тревога.

— Пустые они, — успокоил Игорек, ноздри которого раздувались. — Баба Василина еще когда к сестре поехала, гостевать, а дед Василь в городе ныне, продукцию сдает. Обычно он после у кума останавливается на денек. Гуляют. Он-то не пьющий, но раз в пару месяцев позволяет себе отдых.

— И кто об этом знал?

От сердца отлегло. Нет, пожар, конечно, беда… и надо будет узнать, страховали ли дома, а заодно уж проследить, чтобы страховая от выплат не отвертелась, ибо случается порой с ними помрачение рассудка или иная какая напасть.

— Знали все. А со страховой… боюсь, что нет, — Игорек поманил за собой. И Олег, оглянувшись на людей, которые о чем-то живо спорили, последовал за новым знакомым. — Тут особо никто в эти городские штуки не верит. Отец когда-то уговаривал, да отвечали, что, мол, все в руках богов.

— И как теперь?

— Как-нибудь отстроятся, если всем миром. Отец поможет, да и староста наш. Ему регулярно на счет отчисляют, на всякие там надобности.