Щит она подняла.
А потом и шлем.
И…
— Это уже чересчур.
Древний доспех стоял у стены. Или висел? Сам по себе… темный, гладкий. Жуткий со стороны если. Панцирь будто поглощал свет. Наручи щетинились шипами, как и те штуки, которые следовало надевать на ноги.
— Нет, — Оленька помотала головой. — Я… я ведь домой хочу! Какая битва!
В голове загремела буря клинков. Оглушил вой ветра, принявшего на крыло тысячи стрел, засмеялась богиня.
— Помилуйте… вот право слово! Вы только не обижайтесь! Но… но какая из меня воительница? Я же… я это и не подниму! И…
…доспех пришелся впору.
А еще стоило приложить к себе кирасу, и кофта высохла. И главное, Оленьке ничего-то делать не пришлось, стоило коснуться, и он сам…
— Вот мама удивилась бы, — сказала она, пытаясь примостить шлем. Шлем, в отличие от доспеха, упрямился, и его можно было понять. Он наверняка был очень героическим шлемом, и битв повидал немало, и достоин был героя.
А тут не герой, тут Оленька.
— Ну… извини, — сказала она тихонько и погладила расписанную рунами щеку. — Я ведь не сама… я ведь не специально. Давай… давай потом, когда выберусь, я подыщу кого-нибудь другого. По-настоящему героического?
И шлем сел.
А щит лег на спину. И удивительно, Оленька, которая совсем даже не отличалась выносливостью — знать бы вовсе, чем она отличалась, кроме глупости, — веса не ощутила.
— Я… никогда не воевала, — предупредила она секиру, которая сама в руки легла. Зато подумалось, что теперь ей никакое чудовище не страшно.
Даже проснувшееся.
Инга как-то сразу поняла, куда идти.
Она вышла из машины первой, отмахнувшись от Белова, который решил вдруг проявить небывалую услужливость. Дорогу он показывать взялся.
Да эта дорога…
Инга шла, и с каждым шагом она будто… будто домой возвращалась! И пусть дом этот ничуть не походил на бабушкин, но… дело ведь не в нем.
— Инга!
Она не стала оборачиваться и, остановившись посреди улицы, самой обыкновенной деревенской улицы, закрыла глаза.
Душа пела.
Инга уже и забыла, что она способна петь. А тут…
— Инга, — Белов схватил за руку. — Инга, пожалуйста, постарайся держать себя в руках.
Что?
Он что, опасается, что Инга истерику устроит? Глупость какая. Она и прежде-то… а уж теперь… впрочем, весьма скоро причина беспокойства Белова стала ясна.
Девушка.
Очень красивая девушка, пусть и далекой от современного идеала красотой, но все же… лучше, чем на том снимке. Много лучше. Инга залюбовалась. Округлое лицо с крупными чертами. Глаза такие ясные. У самой Инги цвет и тот не понятен, то ли серый, то ли голубой, но мутный-мутный.
Волосы…
…Инга всегда с волосами маялась, тонкими они были, хрупкими, сколько ни лечи. Вот и пришлось стрижку сделать. У девушки же волосы лились светлой рекой, и она эту реку гладила, впрочем, не выпуская руки Красноцветова. Тот же, пусть и лежал смирнехонько, с девы этой взгляда не сводил.
Надо же.
Все-таки существует любовь.
Инга сглотнула. И даже подумала, что стоит отступить, что подождет разговор и нечего лезть к людям, которые так заняты друг другом. И она бы вышла. Несомненно, вышла бы, но… Белов помешал. Ткнул Ингу в спину и сказал:
— Видишь?
— Вижу, — тихо ответила Инга. — Доброй… ночи. Извините, что я вот так, без спроса… и вообще.
Стало вдруг стыдно.
И за планы давние, и за недавние. И все это вдруг разом показалось непередаваемой глупостью. А ведь она всегда гордилась своим умом. Бывает же…
— Инга? — Олег сел. — Откуда ты…
— Да… так… подумала, что нам стоит поговорить. Обсудить все…
— Наверное, и вправду стоит, — Олег посмотрел на свою девицу с такой надеждой, что Инга не выдержала и отвернулась. А потом тихо попросила, в сторону.
— Мне бы еще некого Берендея найти…
— Зачем? — поинтересовалась девица тем мрачным тоном, который ясно давал понять: симпатиями она к Инге не прониклась.
— Ему просили кое-что передать.
— Кто?
— Да… а собственно говоря… — почему-то стало обидно. Она, Инга, все бросила, поехала на ночь глядя, чтобы взять и… а они тут…
— Я его дочь, — сказала девица, явно ощутив раздражение. — Он сейчас ушел, а когда вернется, не знаю.
— Дочь?
Надо же, как бывает. И что… что делать?
Инга вытащила и сумочки камень.
— Тогда, наверное, вам тоже можно… она… она еще сказала кое-что.
— Инга?! — взвыл Белов, который явно рассчитывал на несколько иное развитие событий.
Неужели и вправду думал, будто Инга скандал учинит. А если так, то почему не попытался остановить её? Странно.
Или… собственную игру затеял?
— Это…
— Вам, — Инга положила камень в протянутые лодочкой руки. — Я, честно, не слишком понимаю. Но меня просили помочь. И я вот… что смогла. Там, на поле. В кукурузе. Озеро. Темное такое. Это вряд ли нормально. Хотя в кукурузе я не разбираюсь совершенно.
Она запнулась.
Руки девушки вдруг показались холодными, как та вода.
— Спасибо… — шепотом произнесла она.
— Инга, — сказала Инга и робко улыбнулась. — Не стоит меня… бояться. Я… наш брак и вправду был бы большой ошибкой.
И с выдохом призналась:
— Для всех.
— Извините, — девушка прижала камень к сердцу, и щеки её слегка порозовели. — Я… я не хотела… не думала… не собиралась.
— Вам просто повезло.
— Повезло?
Кажется, сама она везением это не считала.
— Повезло, — повторила Инга. — И дальше все будет хорошо. Честно! Но… нам и вправду стоит поговорить.
Олег, казавшийся несколько растерянным — все-таки мужчины до крайности ограничены в восприятии женщин, — сел. И кивнул. И уточнил лишь:
— Здесь?
— Почему нет, — Инга осмотрелась. — Разве что… я бы чего-нибудь съела.
— Я… сейчас, — девушка не отпустила камень. — Я…
— Иди уже, — в дом заглянула старуха самого ведьминского вида. — Успеешь еще… туточки без тебя сладится. И без тебя тоже.
Сказала и махнула на Белова тряпкою. А тот и попятился.
Глава 44 Повествующая о том, что порой сложные вещи на проверку оказываются простыми
Живи, как можешь, раз нельзя, как хочется.
Печальный призыв человека, который осознал, что действительность вступает в некоторое противоречие с детскими мечтами
Олег Красноцветов знал, что когда-нибудь ему придется говорить не только с Ингой, но и с её отцом, который к этакому повороту сюжета отнесется без должного понимания. Но одно дело говорить когда-нибудь потом, и совсем другое — теперь.
Инга.
Приехала.
Зачем?
От кого узнала? Хотя… гадать нечего. Белов. Старый приятель, который… почему-то мысль эта, о приятельстве, царапнула.
Что не так?
— Ты не слишком хорошо выглядишь, — сказала Инга, нахмурившись. — Возможно, стоит позвать целителя? Или хотя бы врача.
— Нормально, — отмахнулся Олег.
Никогда-то он не любил ни целителей, ни врачей. И теперь-то точно нужды в них нет. Все с ним нормально. И слабость пройдет. Прошла почти уже. Он и сидит-то сам. И до стола доберется. А тетка Ирина уже самовар свой включила.
Самовар пыхтит, над короной серебряной пар подымается, а в наглаженных до блеска боках вся комната видна. И он, Олег, тоже.
— Пашка — гад, — сказал он, переползая на стул. — Донес?
— Донес, — не стала спорить Инга.
Она тоже выглядела утомленной. И бледной какой-то. Лицо вот грубое, некрасивое. Он раньше не замечал, что она не особо красивая, просто… женщины умеют выглядеть.
Инга точно умела.
А теперь умение это взялось и куда-то подевалось.
— Я хотела тебя убить, — сказала она, присев на второй стул. И наполнила чашки заваркой.
Долила кипятку.
— Меня? — Олег удивился.
Но поверил сразу. Такие женщины, как Инга, не лгут.
— Я спала с Беловым.
— Давно?
— Изрядно… или, вернее, он спал со мной. Он… ненадежный человек, Олежка.
