Мила.

Родовита.

Воспитана. И даже с образованием. Исключительное сочетание, которое не должно бы оставить равнодушным, особенно, учитывая, что Оленька Верещагина сказочно собою хороша.

А может, и вправду жениться?

Покаяться прилюдно. Сказать, что бездна попутала или на что там собственную дурь валить принято? Главное, что поверят. И в бездну, и в раскаяние, и в желание его, Беломира, вернуться к обществу.

От этакой перспективы его даже передернуло.

Не так много у него жизни осталось, чтоб её на общество тратить.

— Вот-вот, — Оленька истолковала это по-своему. — Папенька был совершенно поражен! И хотел даже судиться, но я упросила не учинять скандала.

…и зачем на провинциальную девицу средних достоинств цеплять «ведьмин отвод», который требует немалых сил? А ведь старый, устоявшийся и висит давно. Кто бы другой и не заметил. И верно, не замечали. Просто… на краю все видится иначе.

— Вы ведь расскажете, как все случилось? — спросил он тем низким бархатистым голосом, который на девиц воздействовал весьма определенно.

Главное, не переборщить.

А то…

— Право, не знаю… — Оленька зарумянилась. — Это так… неприятно вспоминать… и мне бы не хотелось… может, вы объясните вашему… племяннику…

А это слово она почти выплюнула. Обижена? Небось, полагала, что очарует Николашу с полувзгляда, а он, поганец этакий, взял и не очаровался.

Нехорошо.

— Что именно?

— Не стоит держать подобных людей в лагере. Вы ведь понимаете… вчера она украла работы. Сегодня что-нибудь еще. Здесь ведь хватает вещей ценных! У меня, в конце концов, деньги… и не только деньги.

— Хотите, поставлю защитный контур на вашу палатку?

Вообще-то и сама могла бы. И должна бы…

— Буду весьма признательна, но… все равно… мне до крайности неприятно её видеть! — и ручки заломила, уставилась немигающим взглядом, в котором должна бы читаться страсть, но Беломиру видится лишь зеркало. И он отражается в нем.

Он терпеть не может собственных отражений.

— Я постараюсь…

…а ведь племянник смотрел на ту ведьмочку совсем не так, как должно бы смотреть на человека незнакомого. И что это значит? А ничего хорошего.

Главное, чтобы отец этого интереса не заметил.

— Но мне нужно знать все…

…ведьма выглядела задумчивой. И Николай испытывал преогромное желание заглянуть в её голову, в мысли, понять, что же настолько её… опечалило?

Озадачило?

Все и сразу.

Она переливалась силой и эмоциями, и ему оставалось лишь подсматривать, надеясь, что интерес этот останется незамеченным.

Вот она подалась вперед, вытянула губы трубочкой, словно собираясь поцеловать кого-то и вздохнула громко, шумно.

— Если ты скажешь, в чем дело, возможно, я смогу помочь, — решился Николай.

— Да… если бы я понимала, в чем дело, — как ни странно, отказываться от помощи ведьма не стала. Она обняла себя и откинулась на кресло. Вздохнула снова. И решилась:

— Скажи… ты что-нибудь слышал про «Сердце Моры»?

От неожиданности Николай едва руль не выпустил. Нет, он ко многому был готов. К жалобам на работу. Или вот на подруг. Или на что там еще женщины жалуются? На жизнь в целом? Но вот чтобы так…

— Слышал, — осторожно ответил он и покосился на ведьму. Та кивнула, будто иного ответа и не ждала. Потом заправила прядку за ухо и опять замолчала, правда ненадолго.

— И… что слышал?

— Вообще-то артефакт из числа запрещенных, — на всякий случай предупредил Николай.

И прислушался.

Нет, тьмой от ведьмы не тянуло, а ведь прикосновение к подобному оставило бы след.

— Это и я знаю. А что еще?

— Что еще… на самом деле не так и много. Эти артефакты были изготовлены по приказу Меншикова, если помнишь такого.

— Это который…

— Друг и соратник Петра Великого. По официальной версии действовал он исключительно по собственной инициативе, что все одно вызывает некоторые сомнения. Слишком много всего было затрачено…

Ведьма глядела внимательно.

— И некоторые исследователи… неофициально, так сказать, полагают, что настоящим заказчиком выступал именно государь…

— Который…

— Который обладал всей полнотой власти, — Николай остановился. Все же подобные беседы лучше вести не на ходу. — Однако вслух о подобном говорить не принято. Уж больно знаковая фигура, а потому некоторые недостатки, вроде стремления к вечной жизни, ей простительны.

Получилось донельзя едко. Дед бы всенепременно высказался на тему неуважения к славе предков. Вот сам Николай распрекрасно обошелся бы и без этой славы.

…надо будет отписать старому знакомому, поинтересоваться, нет ли вакансии. Контракт в университете годовой, стало быть, и расторгать нужды нет. Всего-то надо, что дождаться, пока срок выйдет. А там… но действовать следует осторожно.

Деду эта инициатива не понравится.

— Исследования велись долго. И потребовали не только финансов. Яков Брюс был известным некромантом. Некоторые полагают, что не только некромантом, но и жрецом, но это не подтверждено. В любом случае ему удалось совершить, если не невозможное, то близкое к таковому. Он создал структуру, способную преобразовывать энергию положительно заряженную или, так называемую естественную, в негативную. Для этого использовались алмазы, выращенные в специальных условиях.

Николай замолчал, раздумывая, стоит ли озвучивать подробности. Не слишком они приятные, пусть и документация по артефактам почти вся уничтожена. Однако и того, что осталось, хватало, чтобы понять, насколько опасные и дорогие это игрушки.

— Он кого-то убивал, да? — тихо спросила ведьма.

— Многих. Большей частью пленных. Войны тогда шли часто, материала для работы хватало.

Ведьма погладила себя по руке, успокаивая.

— Как бы там ни было, он сумел создать лишь три камня. И три артефакта. Если были и другие, то… их удалось укрыть от истории. Но сомневаюсь, что они были.

— Почему?

— Слишком уж… темные, — он посмотрел на свои руки, отметив, что те снова загорели и обзавелись парой заусениц. И маникюр попортился. Дед точно возражать станет.

…плевать.

До окончания контракта три месяца. Отпуск он не брал. Вот и возьмет положенный, весь и сразу. Скажет, что хочет подумать.

Дед, несомненно, решит, что думать Николай будет над его предложением, и обрадуется. Он слишком самолюбив, чтобы допустить мысль об ином варианте развития событий. Так что… Николай уедет.

В степь.

В Екатеринодаре как раз памятник открыли, героям-защитникам. Вот и посетит место славы, а заодно уж встретится с нужными людьми. Дед, конечно, отправит кого-нибудь следом…

…кажется, дядюшкина паранойя заразна донельзя.

— Тьма такого уровня весьма близка к первородной. Я допускаю, что правы те, кто полагал Брюса посвященным. Не Маре, само собой… у вас тут жрицы есть.

— Я знаю, — отмахнулась ведьма, будто говорил Николай о чем-то неважном.

— И не боишься?

— Чего? — её удивление было совершенно искренним.

— Ну… это ведь жрицы Мары… действующие…

— Людей они редко в жертву приносят. И тех… в общем, сложно все. Но наших не тронут. Никого не тронут. Без причины.

Николай кивнул, хотя спокойнее не стало. Скорее даже наоборот. И спина зачесалась. И сердце заныло, словно предчувствуя, что его вполне могут на алтарь положить.

— Там договор. Древний, — уточнила ведьма. — Но ты про другое говорил.

Говорил.

Странная тема для беседы. Те девушки, с которыми он пробовал встречаться, терпеть не могли, когда Николай заговаривал о подобных странных вещах.

Страшных вещах.

А ведьма вот слушает. Носик морщит и мизинцем кончик его почесывает. И щурится. Жмурится. И похожа на кошку, которая выбралась на нагретый солнцем порог да замерла в раздумьях. Вытянуться ли или дальше пойти.

Николай с трудом сдержал улыбку.

— Так вот… Мара мужчин не слишком жалует, поэтому остается вопрос, кому он был посвящен, но без божественного благословения сотворить подобное сложно. Кроме того, были и другие, после Брюса, которые пытались повторить.