Молчание.
— Про бабку поговаривали, будто она ведьма. Сомневаюсь, конечно, ведьма за алкоголика не пошла бы. Но что-то она такое знала. Чему-то научила… кого ты приманил к острову?
Пашка молчал.
Упорно. И с видом таким, что становилось ясно: ничего-то Олег не добьется.
— Ты ничего не докажешь, — выдавил Белов.
— Тут ты прав. Не докажу. Пускай… хотя бы скажи, где его искать? Похоронить надо по-человечески.
Белов скривился.
— Сентиментальным стал? — бросил он презрительно. — Это на тебя женитьба подействовала? А ведь я знал, что ничего хорошего из этой поездки не выйдет. Поперся в какие-то Лопушки, нашел девку…
— Помолчи, а?
— Да ты посмешищем стал, Олежка! И этого тебе не спустят. Нет, Олег, твое время вышло…
Пузырек появился в его руках. Вот ведь, фокусник недоделанный, и где его прятал-то? А главное, пузырек хрупкий, сдави пальцами и треснут, рассыплются пылью тонкие стенки, выпуская темный дым.
Опасный дым.
— Вот, стало быть, как? — тихо спросил Олег.
Странно. И ведь знал… знал, а не верил. С людьми такое бывает, что не хочется им верить в предательство близких.
— И чем я тебе помешал-то?
— Дурью своей невообразимой! Всего-то и надо было, что колечко Инге на палец надеть!
— А потом вы меня все одно убрали бы. Только она думала, что тобой управляет, а на деле все наоборот, верно? Это ты ей идею подкинул от меня избавиться. А потом что? Избавился бы и от неё? Обвинил бы в моей смерти. А там… под скандал многое совершить можно было бы. К примеру, активы на себя перевести. Конечно, все бы ты не получил, но большую часть — вполне.
На губах Белова появилась кривоватая улыбка.
— Ты всегда был проницательным, Олег. Правда, дурноватым. Неуправляемым. Подозрительным. Ты привык думать, что всего добился сам. Но чего бы ты стоил без моей помощи? Без моих советов?
— Не знаю, — честно сказал Олег.
— Я ведь… я ведь заслужил свою долю! Честную! И когда-то ты обещал совладельцем сделать. А потом? Сколько лет прошло, и подзабылось, да? И я всего-навсего наемный рабочий, так?
— Нет.
— Ты перевел мне кое-что, но это мелочи, жалкие крохи, а по справедливости если, то мне половина принадлежит!
Выходит, все просто из-за денег.
Никаких глубинных страстей, никаких тайн кромешных, но просто деньги. Почему-то от этого было обидно.
— Ничего. У меня все еще получится.
— Вряд ли…
— Инга в приступе ревности отравила тебя. Или из-за обиды… или желая обеспечить своему щенку будущее…
— Я и без того о ребенке позабочусь.
— Не позаботишься. Не успеешь, Олежка… и ты прав, ведьмой была не моя бабка. Прабабка… я кое-что застал. Она меня одного почитала толковым, а прочие — гнилье, пустые ветви. Да…
Пузырек-таки треснул.
— То, что Инга дала, хорошо… найдут с её отпечатками. А это…
Дым пополз с ладоней Белова да на пол.
— Девку твою… тоже недолго задержится. Но с ней марать руки не стану, найму кого. А то и вовсе исчезнет с концами. Девка видная, охотники сыщутся.
Змея свивала жирные кольца, становясь плотнее.
Обретая плоть.
Она подняла тяжелую треугольную голову, уставившись на Олега черными угольками глаз. В них чуялась иная, смутно знакомая сила.
— Пусть будет так, — тихо произнес Олег.
— …а что до остального, то… ты прав. Вы мне все надоели! Надоело притворяться, делать вид… гнуть спину! Надоело!
Он крикнул это слишком уж громко, и черные кольца распались, а змея обернулась, столь стремительно, что само это движение её ускользнуло от восприятия Олега.
Пашка и двинуться не успел.
— Нет, — только и произнес он, глядя на черную змеиную голову, что впилась в ладонь. — Нет, нет, нет… такого быть не может! Не может… я…
Он вдруг вскочил и пошатнулся.
— На помощь! — заорал Олег, чувствуя, как истончается нить жизни.
Он ведь не хотел вот так!
Не хотел!
Пашка друг… и они бы договорились. Может, перестали бы быть друзьями, но… договорились бы… и Пашка ушел бы. Получил бы свою долю. Он прав, Олег ведь когда-то обещал, а потом взял и запамятовал.
Нечестно.
— Пашка…
Змея пошла туманом, а под тапочками захрустели осколки пузырька.
— Пашка, не смей…
— Дурак ты… — совершенно ясно сказал Пашка и усмехнулся. — Дурак… я бы… и вправду… не вернулся… незачем… старое место. Жертва.
И умер.
Взял вот так просто и… умер!
Сволочь он, Белов. Но почему-то все равно было больно. Наверное, он, Олег Красноцветов, и вправду сделался слишком уж эмоционален.
Отец глядел хмуро, исподлобья, и от взгляда его пронизывающего Беломиру становилось не по себе.
— Я ж… какая теперь разница! Обошлось же! — сказал Беломир, чувствуя себя на редкость виноватым.
Отец молча перекинул трость из правой руки в левую. Трость была хорошей, гладкой, с простою рукоятью и…
Рукоять эта взметнулась, чтобы опуститься на лоб.
— Мозги отшибешь! — возмутился Беломир.
— Было бы там что отшибать. Стало быть, пошел по особому отделу?!
— Предложили…
— А ты и рад соглашаться? На испытания? Нашли себе овцу…
— Сашка ведь был! Я же ж даже не наследник!
— Не наследник он! — голос отца загрохотал, и Беломир поежился. — Бестолочь! Бестолочь ты круглая, а не наследник!
Трость ударила по плечу, хотя и не в полную силу.
— Сперва позволил над собою измываться. Потом помирать приехал! И ладно бы прилично, как люди серьезные помирают, нет, устроил тут… поминки с концертом!
— Я тогда не в себе был!
— А кто был в себе? Я, что ли?!
— Ну… — Беломир попятился. — Ты всегда…
— Один идиот героически помер, второй… почти помер и решил напоследок опозорить перед всеми…
— Я не нарочно! Ты просто с женитьбой этой пристал, как лист репейный! — трость Беломир перехватил. — Но успокойся уже, все-то в порядке…
— В порядке?! — взревел отец, правда, трость отобрать уже не пытаясь. — В порядке?! Да внука моего едва в жертву не принесли! И сына…
— Не принесли же, — примиряюще произнес Беломир. — Оно ж… даже к лучшему получилось. Я вот женюсь.
Трость убралась от плеча, правда, чтобы другим концом ткнуться в ногу.
— Больно! — возмутился Беломир.
— То есть, уродовать себя — не больно, а отцовское поучение — так больно?
— Это смотря какое поучение!
Затрещина получилась… крепкой. И кто там говорил, что старший Бестужев сдал, ослаб и вовсе готов мир покинуть? Не раньше, чем небо на землю падет.
Почему-то мысль эта обрадовала несказанно. Все-таки… отец.
И появился.
Раньше государевых людей появился. И следил за ними, за государевыми, ревностно, а еще родовых юристов послал, чтоб уж точно не обманули царевы люди бедных детишек.
— Так женишься? — внезапно успокоившись, поинтересовался отец.
— Женюсь.
— И на ком?
— На хорошей доброй женщине… — Беломир осекся. — Ну… может, конечно, не очень и доброй… жрица она. Моры.
Отец крякнул, задумался ненадолго, а после расплылся в предовольной улыбке. Этак поневоле заподозришь, что все случившееся — его рук дело.
Или не рук.
— Чудесно… — он потер руками. — Просто чудесно… свадьбу сыграем в Петербурге… надеюсь, понимаешь, что все должно пройти на высочайшем уровне. Надобно приглашения разослать, особенно Его императорскому Величеству…
Беломир закатил глаза.
— Платье тоже… куда это невеста без платья? Белое…
— Она жрица!
— Тогда красное, но чтобы по фасону, ясно!
— Отец!
— Да?
— А может, мы по-тихому…
Вот как-то сомневался Беломир, что его жрица обрадуется этакому пафосу. Да и… не только пафосу. Сплетни пойдут. Слухи. И найдется кому намекнуть невесте, что жених-то с подвохом. А жениху, что и невеста не больно-то хороша, не так и родовита, не знатна, не… в общем, от мыслей подобных заныли зубы.
