Капитан зажег свечу и устроился на стуле возле окна, закинув ногу на ногу.

— Вы плакали, Ваше Высочество? — Равнодушным тоном поинтересовался он.

— Что же вы, капитан? — Поморщилась принцесса, — Прекратите звать меня “высочеством”. Зовите собачонкой, а как ваш новый командир.

— Он не должен был оскорблять вас.

— Вы пришли сюда извиняться за него? — Хмыкнула Ремора, — Если так, то не утруждайтесь. Не смею вас задерживать.

Капитан поднял на нее серые глаза:

— Вы можете рассчитывать на мою помощь. Я присягал на верность вашему брату, а не этому торгашу.

— Вот как? И где же была ваша верность, когда “этот торгаш” захватывал столицу?

— Моих людей попросту перебили бы, окажи они сопротивление, — Поспешил оправдаться Ферингрей, — Силы мятежников превосходили королевскую стражу в несколько раз.

— А городская гвардия? — Уже задав этот вопрос, Ремора вдруг поняла, что вновь подводит разговор к Эйдену.

Она заметила, как помрачнело его лицо при упоминании гвардии. Ремора надеялась когда-нибудь узнать причину взаимной антипатии Ферингрея и Эйдена.

— Граф Интлер… был не готов командовать сражением. И я принял решение за него. Решение сдать город мятежникам.

Он потупил голову, избегая смотреть Реморе в глаза.

— Что с Эйденом? — Кажется, в сотый раз спросила принцесса, — Где он?

— Насколько мне известно, он находится в особняке Вивер. Под стражей. Мы лично не встречались, но я слышал, что он чем-то болен.

— Мне необходимо встретиться с ним. Как можно скорее.

— Ваше Высочество, — Заглянул ей в глаза капитан, — Боюсь, это невозможно. За вами могут следить…

— Я должна знать, что с ним, — Ремора почувствовала, что непрошенная слеза вновь катится по щеке.

— Нет, — Покачал головой Ферингрей, — Это слишком рискованно.

Теперь, когда самые страшные ее опасения подтвердились, Ремора поняла, что уже ничего не боится.

— Вы думаете, мне есть, что терять? — Усмехнулась она, — У меня нет ни войска, ни сильных союзников. Только он.

— Вы заблуждаетесь, — Возразил капитан, — Еще у вас есть брат. Нет, не Тейвон Кастиллон — Джеррет Флетчер. И я готов дать голову на отсечение — он уже направляется сюда. С войском и оружием.

Ремора хотела усмехнуться, но не смогла. Оставшись на несколько часов наедине с собой, она успела обдумать все возможные варианты развития событий и прийти к выводу, что сейчас Кирации — а в особенности Анкалену — действительно был нужен не политик в лице Тейвона, а воин. И только Джеррет может поставить на место распоясавшегося Лукеллеса с его крысами. Вот только хватит ли у него сил?

Его корабли заметят издалека и даже не пустят в город, если адмирал не придумает способ, как сюда попасть. В том, что хитрости у Джеррета хватит, Ремора не сомневалась, но в достатке ли у него осторожности? Ветувьяр Тейвона отважен, но временами безумен и поистине непредсказуем. Да и как можно выставить моряков против конницы? Это казалось бредом сумасшедшего.

— Но теперь вы — заложница коменданта, — Спустя некоторое время продолжил Ферингрей, — Не осложняйте ситуацию еще больше.

— Не думала, что вы столь жестоки, капитан, — Склонила голову Ремора. За встречу с Эйденом она разорвала бы глотку чудовищу, а уж спор с Ферингреем для нее был и вовсе пустяком.

Принцесса считала себя умной женщиной и всю жизнь пыталась поступать, руководствуясь разумом, а не сердцем. Но куда привел ее этот разум? Все вокруг все равно считали ее слабой и глупой, только лишь потому, что она носила юбку.

Читая письмо Калисты, она неожиданно поняла кое-что важное — у нее действительно было то, о чем ее ветувьяр не могла даже мечтать — Ремора любила и была любимой. Да, ее история не из песни и не из легенды, но она осязаема и реальна. И ради того, кем был для нее Эйден, Ремора была готова на все. Принцесса не любила выставлять свои чувства напоказ — она была вспыльчива и холодна, могла отослать его прочь и избегать встреч, но сейчас ей было необходимо дать Эйдену знать, что все это время она заслуживала его любви.

— Я могу больше никогда не увидеть его, — Не до конца понимая, что она произносит это вслух, выговорила принцесса.

Ферингрей сдержал какую-то эмоцию, которая явно собиралась вылезти наружу, и лицо его приняло отстраненное натянутое выражение:

— Не пытайтесь давить на мою жалость. Я не поддаюсь. Даже женщинам.

Он избегал смотреть Реморе в глаза, но принцесса уже решилась идти до конца:

— Вы ненавидите его. Я знаю. Но не знаю, за что…

Когда капитан поднял глаза, он показался ей совершенно другим человеком. В нем не было того безупречного офицера, которым Ферингрей казался с первого дня своей службы.

— Вы полюбили не того человека, Ваше Высочество, — Он словно сражался с собственным языком, заставляя его выговаривать слова, — Он кажется вам благородным рыцарем, но на деле… у него нет чести. Его отец, конечно, быстро замял эту историю, но стереть мне память он был не в силах.

— Что у вас с ним произошло?

— Не с ним, не с Эйденом. Но с его молчаливого согласия.

Ферингрей потер переносицу и сцепил пальцы в замок, потупив взгляд. Продолжал он отрывисто и сухо, словно отчитываясь перед командиром:

— Дело в его брате. Клавере Интлере.

— Он погиб на дуэли четырнадцать лет назад, — Вспомнила Ремора, медленно догадываясь, к чему ведет капитан.

— Все верно. Это я его убил. Кровь за кровь, как сказать. Эйден был на той дуэли секундантом с его стороны. Он подтверждал, что между Эррис и его братцем ничего не было.

— Эррис?

— Эррис Ферингрей. Моя сестра. Она любила эту мразь больше жизни, но разве захочет старший сын графа жениться на дочери мелкого землевладельца из провинции? Я говорил ей, что она совершает ошибку. А когда она пришла ко мне в слезах и с бастардом в животе, я даже накричал на не. Может, и я отчасти виноват в ее смерти… Но я не заставлял ее идти унижаться перед этим уродом.

— И что Клавер? — Не без подлинного интереса спросила Ремора.

— Он убил ее. Я знаю это наверняка, потому что их конюх видел, как слуга на заднем дворе закопал тело девицы. Но что значит мое слово против слова графского сына? Двух сыновей… Мне не оставалось ничего, кроме поединка. И правда оказалась на моей стороне.

— Эйден мог не знать… — Растерянно заявила Ремора, — Он бы не поступил так.

— Но все же поступил. Он всегда был слаб.

Ремора знала, что не сможет переубедить его. О той дуэли она еще поговорит с Эйденом, если выпадет такая возможность, но пока принцесса все еще не оставляла попыток достучаться до капитана.

— Чарльз, — Она не заметила, как назвала его по имени, — Вы хоть раз в жизни любили?

— На свете нет людей, заслуживающих любви, — Бросил он.

— А как же ваша сестра? Она ее тоже, получается, не заслуживала?

— Эррис была дурой. За это и поплатилась, — Он поднялся на ноги и поспешно прошел к двери.

Пробила ли Ремора его броню? Чиркнула ли мечом по грубой стали? Оставалось только надеяться.

— Если в вас есть хоть капля жалости… — Взмолилась Ремора перед тем, как Ферингрей распахнул дверь.

Даже не обернувшись, он вышел, вновь оставив принцессу наедине с собственной ничтожностью.

*

Ученик корабельного лекаря Сэвил, под маской которого скрывалась эделосская беглянка Селин, в экипаже пузатого рыбацкого судна не то чтобы и не прижился, но и своим не был. Большинство моряков странно косились на нее, принимая то ли за слабоумного, то ли за ребенка, а те, кто и воспринимал как-то всерьез, в один голос пытались научить ее уму-разуму.

Больше всех Селин раздражал этот болтливый повар, на которого Флетчер просил не обращать внимания. Он казался глупым и навязчивым, но главное — постоянно норовил заставить ее впихнуть в себя побольше еды, словно от этого ему станет легче жить на свете.

Чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, ей пришлось жить в общей каюте с другими моряками, но и те постоянно цеплялись к ней, талдыча что-то на своем языке. Единственной защитой от них стал Атвин, который, видимо, перетягивал их язвительные шуточки на себя.