За двадцать лет он постарел, стал еще более крупным и дородным, чем раньше, но пышные усы и аккуратно подстриженная борода остались прежними. Увидев Ремору, он широко улыбнулся, но с кресла не встал, а лишь развел руки в гостеприимном жесте:

— Какая честь видеть вас здесь, сударыня. Я безмерно рад вновь встретиться с вами!

— Не могу ответить вам тем же, господин Фадел. Честность все еще остается для меня в приоритете.

Повинуясь его жесту, Ремора опустилась в кресло рядом с ним, сложив трясущиеся руки на коленях. В зале было тепло, но принцессу била дрожь.

— Как и для вашего брата, полагаю? — Усмехнулся Лагат Фадел, явно ощущающий себя здесь полноправным хозяином.

Только сейчас приметив замершего в дверях Ферингрея, старик махнул ему:

— Эй, капитан! Принеси-ка нам с гостьей вина, не стой столбом.

С большим трудом проглотив такое пренебрежительное обращение, Ферингрей медленно развернулся и вышел из зала. Глаза Фадела, чуть прикрытые тяжелыми веками, вновь обратились к Реморе, ожидая ответа.

— Как и для моего брата, — Кивнула она, ожидая неизбежной провокации.

— Тогда, может, вы скажете, куда она подевалась в тот момент, когда после кончины вашего отца меня сместили с должности, чтобы в конечном итоге через пару лет отдать ее юнцу, согревающему вашу постель?

— Как раз тогда она была на положенном месте, — Сверкнула глазами Ремора. Надменный тон Фадела, казалось, придал ей сил. Принцесса ярко и во всей красе вспомнила, сколько проблем доставил Кирации этот человек, — Именно вы допустили то, что творилось после смерти отца в Анкалене.

— А то, что творится здесь сейчас, допустил ваш любовник. Признаться, я даже не думал, что нам удастся так быстро захватить город…

“Что же с тобой стало?” — подумала Ремора. Ей до сих пор не верилось, что Эйден, ее Эйден — справедливый, умный, решительный — вдруг взял и допустил то, что мятежники захватили столицу за считанные часы. Но это было правдой — жестокой и беспощадной.

— Капитан Ферингрей сказал, вы хотите поговорить, — Принцесса напряженно сцепила пальцы в замок, — Я вас слушаю.

Откинувшись на спинку кресла, Фадел негромко рассмеялся, покрытая мелкими морщинами кожа натянулась на круглых щеках:

— Вы совершили ошибку, явившись в столицу, сударыня.

— Да как вы смеете? — Возмутилась Ремора, — Вы разговариваете с сестрой короля. В его отсутствие власть в Кирации принадлежит мне…

— Уже не вам. И не вашему брату. Армия присягнула на верность новому правителю, а народ… народ давно не видит в ветувьярах богов. Те времена давно прошли.

Ферингрей принес темную бутыль и два хрустальных бокала. Поставив все это на низкий столик между креслами, он принялся разливать вино четкими, выверенными движениями, хотя Ремора не сомневалась, что сейчас его мысли заняты далеко не исполнением комендантского приказа.

— Армия? — Удивилась она, — Чья же? Ваша?

Что ж, двадцать лет назад она не уберегла Тейвона от ошибки, позволив ему сослать провинившегося столичного коменданта в захолустный городок на юге Кирации. Фадел должен был ползать у брата в ногах за одно только то, что ему даровали жизнь, а он, оказывается, отсиживался на краю королевства и плел заговоры.

— Не только моя, — Качнул головой старик, поднимая бокал, — Ветувьяры тщеславны, и в Кирации хватает людей, мечтающих их низвергнуть. Среди военных их тоже хватает…

— И кто вам заплатил за это? Зиекон? Эделосс? Камарилы? Может, Гвойн?

Развалившись в кресле, Фадел хлебнул вина и лениво посмотрел на собеседницу:

— Вы задаете не те вопросы, сударыня.

— Хорошо, — Прошипела принцесса, — Я могу задать другие. Назовите мне имя предателя, посягнувшего на корону.

— А разве ваша ветувьяр еще не уведомила вас об этом? Не держите меня за дурака, его имя и без меня вам прекрасно известно.

“Жирная мразь” — подумала Ремора, “И как только смелости хватило?”

— И все же это не тот вопрос, который я от вас жду, — Фадел сделал еще глоток.

Ремора понимала, что идет у него на поводу, но если она хотела получить ответы, то вынуждена была играть по его правилам.

— Что с графом Интлером? Где он?

Старик расхохотался, словно она сказала что-то очень смешное. Реморе внезапно захотелось пронзить его кинжалом, но Ферингрей отобрал его перед тем, как привести ее сюда, утверждая, что это нужно для ее же блага.

— Ах, женщины, — Успокоившись, Фадел дал себе мгновение, чтобы отдышаться, — Жаль, что моя женушка никогда обо мне так не беспокоилась. Глядишь, я б и не тратил столько денег на шлюх…

Ремора упорно ждала, пока он посмеется над собственной шуткой.

— Вновь не тот вопрос, сударыня, — Выдохнул комендант, — Неужели вы не столь умны, как кажетесь?

— За кого вы меня считаете? За свою дрессированную собачонку!? — Не сдержалась Ремора.

— Вы угощайтесь, сударыня, не стесняйтесь, — Фадел поерзал в кресле. Ремора не притронулась к бокалу, — А вопрос ваш должен быть вот каким: что от вас требуется для того, чтобы король вас помиловал?

Принцесса едва не вскочила на ноги от внезапно нахлынувшей ярости. Она вонзила ногти в ладони, чтобы успокоиться, но единственное, чего ей по-настоящему хотелось — это расцарапать этими ногтями нагло улыбающуюся рожу перед ней.

— Возможно, если вы будете особенно покладисты, король смилуется и над вашим братом. А вы просто скажете ему не делать глупостей…

— Глупость совершаете вы, — Едва совладав со своим голосом, вымолвила Ремора.

— О, снова пустые угрозы! — Притворно испугался Фадел, — Вы действительно похожи на собачонку — маленькую, беззащитную, но все равно тявкающую. И очень дорогой породы, с миловидной мордочкой…

— Мерзавец! — Вскочила на ноги Ремора, — Ты поплатишься за свои слова!

Фадел не реагировал на нее, и только когда принцесса бросилась к выходу, наконец выкрикнул:

— Ферингрей!

Все это время капитан стоял под дверью. Не успела Ремора переступить через порог, как Ферингрей переградил ей путь, схватил за плечи и повернул обратно, к лениво потягивающему вино коменданту.

Только сейчас Ремора поняла, что она натворила, поддавшись ярости и страху. Зачем она побежала? Неужели надеялась, что сможет выбраться из военного штаба и укрыться где-то в городе? Идиотка!

— Отведи ее наверх, пусть подумает над своим поведением. И впредь следит за языком! — Фадел даже не смотрел на нее, — Завтра побеседуем еще разок…

У принцессы хватило самообладания, чтобы промолчать. Ферингрей взял ее под локоть и осторожно вывел из зала. В коридоре Ремора позволила ему провести ее пару метров, а потом вырвалась из хватки капитана, со злостью на него зыркнув:

— Вот, значит, кому вы теперь служите, Чарльз. Похвальный рост — быть на побегушках у старого предателя!

На мгновение Ферингрей растерялся, а потом шагнул к ней и вновь схватил за локоть:

— Ваше Высочество, прошу вас, тише! Мы поговорим с вами в более удобном для этого месте.

Они поднялись наверх по узкой каменной лестнице — пыльной и почти не освещенной. Ремора все еще старалась выглядеть как подобает особе королевской крови, хотя сейчас ей очень хотелось забиться в укромный угол и разрыдаться. Ферингрей провел ее по коридору и впустил в какую-то скудно обставленную комнатенку, где воняло запущением и пылью. Здесь не было ничего, кроме узкой деревянной кровати, стула, стола и крохотного окошка.

Ремора прошлась по комнате, удивляясь тому, почему Фадел не выбрал для нее тюрьму еще хуже, но Ферингрей остался в коридоре.

— Дождитесь меня, Ваше Высочество, — Сказал он, — Я приду, как только смогу. Сами понимаете, что наше с вами общение не должно вызывать подозрений.

Реморы хватило только на то, чтобы кивнуть. Она и сама не желала сейчас никаких бесед, тем более, с предателями.

*

Ферингрей вернулся под вечер, когда за окном уже начали спускаться сумерки, а Ремора успела выплакать все слезы, что в ней были. Принцесса распахнула перед ним дверь, совершенно не заботясь о том, что лицо ее опухло, глаза раскраснелись, а волосы растрепались. Большего от нее они все равно не получат.