Он уже погрузился в сон, когда вдруг услужливая память вернула его на много лет назад. Вспыхнул на мгновение и исчез образ восхитительно привлекательной и совсем еще молодой белокурой женщины.

— Светка! — осенило его. — Да это же была та самая Света. Как я мог не узнать ее?! — он буквально вскочил с дивана и стал нервно расхаживать по комнате. О том, чтобы уснуть не могло быть и речи.

Это была ночь воспоминаний.

Это была ночь раздумий.

Это была ночь самобичевания и угрызений совести.

Наутро, чуть свет он уже припарковал машину около дома, в который вошла Светлана со своими спутниками. Владимир был настроен решительно. Раз она вошла в этот дом, значит когда-нибудь должна и выйти.

В какой-то момент он едва сдержался, чтобы не отправиться в заветный подъезд и не звонить во все двери, пока не найдет ее. Но возраст… Как-то постеснялся, не мальчишка ведь.

А тут еще этот упрямый сосед!

Вот и расхаживал перед домом незадачливый поклонник, не подозревая, что за ним наблюдают из окон сразу двух квартир…

Света то и дело подходила к окну, осторожно отодвигала краешек шторы и в щелочку смотрела на одинокую фигуру человека, битых три часа шагающего без остановки.

Он все поглядывал на окна, надеясь увидеть лицо, всколыхнувшее в нем бурю эмоций. Или чувств? Да нет, скорее всего это были всего лишь эмоции, вызванные всплеском воспоминаний о былой молодости.

А, впрочем, кто его знает, что творилось в его душе после случайной встречи с прошлым. Ведь даже сам Владимир не понимал, что с ним происходит. Ругал себя, что, как мальчишка, не может успокоиться. Не может просто взять и уехать от этого дома, притягивающего его, словно магнит.

В нем боролись противоречивые чувства, заставляющие бесконечно шагать взад-вперед по этому двору.

— Бросить все и уйти? Обежать, обстучать все квартиры? Ждать до победного конца? Ведь должна же она когда-нибудь выйти — в магазин, на прогулку, в поликлинику, в конце-то концов…

А по своей квартире в таком же волнении ходила Светлана. Сердце бешено колотилось в ее груди. Давление зашкаливало. Порой просто не хватало воздуха, чтобы вдохнуть полной грудью. Она выпила успокоительное, но унять душевный трепет не удавалось.

— И что ему от меня надо теперь? Ведь целая вечность прошла. Господи, почти сорок лет! — Она опять отодвинула шторку. — Вон уж скоро полдень, а он все не уходит. Да что же это такое! И куда это Клавка запропастилась? То без конца бегает ко мне, а то вот уже часа два как нет ее. И дома ведь нет!

В квартире предводительницы шло нешуточное обсуждение ситуации.

— Надо спросить у Светы, хочет ли она с ним разговаривать, — утверждала Эмма.

— Да не хочет она его видеть! Надо просто сказать ему номер квартиры. А там пусть сами разбираются, — стояла на своем Клавдия.

— Вот еще! — возмущался Петрович. — Пусть убирается, откуда пришел. Не видать ему Светы, раз она сама этого не хочет.

Эмма с прищуром посмотрела на него:

— Уж не ревнуете ли Вы, Виктор Петрович?

— Скажете тоже! Просто не нравится он мне, и все тут!

— А давайте жребий бросим, — предложила Клава, — что выпадет, то и будет. Значит судьба.

— Да что же это мы, судьбу Светочки бумажками с буковками будем решать? Неправильно это. Надо выбрать оптимальный вариант.

— Это какой же? — полюбопытствовала Клавдия.

— Если Света не хочет с ним общаться… — Эмма Петровна, начав фразу, выглянула в окно и увидела картину, которая заставила ее замолчать. Но через мгновение она продолжила: — Мне кажется, что сейчас все решат не наши бумажки, а сама судьба.

Клавдия и Петрович прильнули к окну в надежде увидеть там Светлану.

Но все было намного прозаичнее. Подышать свежим воздухом на улицу вышли соседки с первого этажа. У них-то Владимир и добывал нужную информацию. А те и рады были стараться. Уж больно вид у мужчины был презентабельный.

Теперь дело оставалось за малым. Сейчас он поднимется на третий этаж, а там уж как получится. Все облегченно вздохнули с сознанием правильно сделанного выбора. Пусть Света сама решит, как ей поступить.

Звонок в дверь заставил Светлану вздрогнуть. Она, устав от бесконечного подглядыванья в окно, решила выпить чаю с ромашкой, чтобы снять напряжение и унять волнение. Подумав, что это звонит Клавдия, она открыла дверь и чуть не лишилась чувств. Перед ней стоял Владимир.

— Впустишь?

У Светы перехватило дыхание, сердце было уже где-то в пятках, щеки заполыхали огнем, а язык словно прилип к нёбу. Поэтому она только сделала неопределенный жест рукой, означавший приглашение войти.

Мысли понеслись галопом:

— Что я делаю? Гнать его в шею! Да как он посмел заявиться?! — а сама, между тем, жестом пригласила его на кухню и уже ставила чайник, чтобы хоть как-то навести порядок в мыслях. Главное — успеть подумать, как быть, что делать.

Владимир присел на стул и тоже молчал. Повисла пауза, с которой оба не знали, как справиться.

— Света, прости меня, — наконец выдавил он.

— Да чего уж там. Что было, то быльем поросло. Объявился бы ты раньше, может и обижалась бы. А теперь-то…

— Значит, не простишь?

— Да за что? — глаза наполнились слезами, готовыми вот-вот пролиться водопадом. Закипевший чайник дал время, чтобы отвернуться и, возведя глаза в потолок, справиться с подступившим к горлу комом. Она старалась не смотреть на него, а он не мог отвести от нее взгляд.

— Светочка, дорогой ты мой человек! — Владимир встал, попытался взять ее за руку, но она резко отстранилась, указывая глазами на чайник, только что снятый с огня. — Прости меня. Я со вчерашнего дня места себе не нахожу. Мысли все о тебе.

— Ты ведь даже не узнал меня… — горечь, с которой она произнесла эти слова, выдавала обиду. И прошлую, и настоящую.

— Ты права. Но ведь столько лет прошло.

— Да. Много. Очень много. Поди уж, лет 35, а может, и того более… — Она говорила банальные, ничего не значащие слова, а душа ее криком кричала: «Где ж тебя носило! Почему ты так со мной?» Ей стоило огромных усилий не расспрашивать его.

Не разрыдаться.

Не броситься к нему.

Не рассказать, как ей его не хватало…

Сколько слез пролила она в подушку, потеряв его, потеряв его ребенка, потеряв свою загубленную молодость…

— Прости меня, прости, — как мантру повторял он. — Мне нет оправдания. Ты даже не спросишь, что случилось тогда?

— Мне это не интересно, — а у самой дрожал голос, била нервная дрожь. Обида и боль захлестнули ее, но она пыталась выстоять. Пыталась не поддаться слабости, под влиянием которой она была готова все простить.

Непреодолимым было желание дотронуться до его рук, когда-то нежно обнимавших ее. Но сейчас эти руки безвольно повисли вдоль туловища. А он продолжал:

— Я подлец. Понимаешь, я просто струсил. Испугался ответственности за… чужого ребенка, которого ты носила под сердцем.

Светлана задохнулась:

— Ты сказал чужого?

— Ну да. Ведь Рита рассказала мне, что ты ждешь ребенка от Андрея. Якобы, он похаживал к тебе даже после развода.

— И ты поверил? Она ведь это со зла, что вернуть Андрея вернула, а удержать не сумела. Он как был пьяница и гулена, так и остался. Неужели ты не понял, что это ее месть за то, что Андрей тогда женился на мне.

— Но…

— Молчи. Почему ты не поговорил со мной, а поверил чужой женщине? И потерял не только меня, а и нашего, слышишь ты, нашего сына, — Светлана не смогла сдержать слез. Рыдания сотрясали ее грудь, руки нервно теребили край полотенца. Владимир сделал шаг в ее сторону, пытаясь привлечь ее к себе, успокоить:

— Как ты его назвала?..

— Я… потеряла ребенка… и больше у меня детей не было, — Светлана отвернулась к окну и, не глядя на Владимира, жестко, чеканя каждое слово прошептала:

— А теперь уходи.

По тону, с которым она это сказала, Владимир понял, что она не изменит своего решения. Уходя, еще раз посмотрел на Свету, так и не повернувшую головы и безмолвно стоящую у окна.