Следующая дверь вела в собственную опочивальню Их Высочеств. Её ближний угол был превращён в своеобразную молельню — на стене, на специальном возвышении и на огораживающих его ширмах помещались иконы, перед дубовым резным киотом постоянно теплилась лампада. На ширме красовался рисунок (католическая монахиня в белом одеянии), купленный Сергеем Александровичем жене во Флоренции. Отсюда можно было пройти в другие комнаты Великой княгини — её будуар и мастерскую, а также по специальной лестнице спуститься в кабинет Сергея Александровича.

Пока Великий князь решал административные задачи, на женской половине шла своя деловая жизнь. Здесь могли готовиться очередной музыкальный вечер или благотворительный базар, здесь принимались приезжавшие представляться московские дамы, сюда секретарь Великой княгини, Николай Владимирович Струков, доставлял корреспонденцию от многочисленных общественных организаций, ожидающих её помощи, и отсюда, ознакомившись с бумагами, Елизавета Фёдоровна спешила к своим подопечным. Домой она возвращалась к вечеру и тут же садилась за переписку. Времени не хватало — в восемь часов подавался обед, так что на возможность поделиться новостями с родственниками и знакомыми отводилось час-полтора. Быстрым летящим почерком, переходя с одного языка на другой, не выделяя абзацев, а порой не соблюдая и знаков препинания, Елизавета исписывала несколько листов с личным вензелем и всё равно иногда не успевала, спешно заканчивая или откладывая письмо. Следовало переодеваться, и фрейлины уже готовы были помочь.

Все они — милые девушки, в разное время взятые к Великокняжескому двору. Одни, как княжна Мария Трубецкая и княжна Людмила Лобанова-Ростовская, прослужат недолго, выйдя замуж стараниями хозяев. Другие, как Екатерина Козлянинова (Китти, тонкая натура и любимица Великой княгини), княжна Софья Шаховская и княжна Александра Лобанова-Ростовская (по прозвищу Фафка, вечная проказница и хохотушка), останутся на большее время. Но как бы ни складывалась дальнейшая судьба фрейлин, Великокняжеская семья всегда принимала в ней живейшее участие. То же самое относилось и к другим близким помощникам Сергея Александровича и Елизаветы Фёдоровны, считавших таких людей фактически своими домочадцами.

Даже из такого краткого обзора генерал-губернаторского дворца легко понять, что наибольшая часть здания, почти всё его внутреннее пространство, являла собой служебные и представительские апартаменты. То, что называется домашней жизнью, ютилось в этой официальной резиденции как нечто второстепенное и даже несколько неуместное. И всё-таки она здесь была, причём в сложившихся условиях её составляющие приобретали особую ценность. Не каждый вечер выдавался свободным, но когда наступали такие долгожданные часы, когда затихал шум Тверской улицы, когда зажигались лампы в опустевших комнатах и опускались шторы, можно было уютно устроиться в одной из гостиных, где потрескивали дрова в камине и дремали на стульях два пушистых кота. А можно подняться в живописную мастерскую и расположиться напротив мольберта с незаконченной акварелью или отправиться в библиотеку, солидные шкафы которой предлагали духовную пищу на любой вкус.

Чтение — любимый вид отдыха в этом доме. Каждый из супругов читал что-то самостоятельно, причём Сергей часто подбирал книги для жены, что-то рекомендуя ей для общего самообразования, что-то — для лучшего постижения русской жизни. Он продолжал оставаться мудрым наставником, а она — послушной ученицей. Прочитанное обсуждалось, и увлёкшая книга иногда приводила к другим по тому же вопросу. Предпочтение отдавалось литературе исторического и искусствоведческого содержания. В этих вопросах Сергей — большой знаток, он всегда интересовался выходящими новинками, давая им краткие и ёмкие оценки. Нравились ему и мемуары или биографии известных людей. Некоторые наиболее понравившиеся книги Великий князь любил перечитывать, а если жена ещё не была знакома с ними, он читал в её присутствии вслух. Также совместно они могли знакомиться и с новыми произведениями.

Чтение вслух — устоявшаяся домашняя традиция, сложившаяся ещё в первые месяцы после свадьбы. Теперь же без неё трудно представить досуг. У Сергея были прекрасные данные чтеца — приятный голос, актёрские способности, чувство стиля, и, похоже, он сам находил немало удовольствия в этом занятии. Иногда помимо Елизаветы слушателями становились гости — друзья или родственники, но такие публичные чтения устраивались, как правило, в других резиденциях, особенно в загородном Ильинском. В генерал-губернаторском доме не было условий для проживания гостей, а подобный досуг требовал нескольких вечеров, занятых неторопливым, вдумчивым погружением в книгу.

Когда Сергей читал, Елизавета, слушая его, могла заниматься каким-либо творчеством. Чаще всего она рисовала. Если имелись другие слушатели, то некоторые из них тоже брались за кисти и краски. Это гармоничное сочетание искусств создавало какую-то особую романтическую атмосферу, переносящую в мир мечтаний, иллюзий, чувств. Впрочем, реальность никуда не исчезала — наоборот, написанные акварели часто предназначались для благотворительных лотерей в пользу неимущих.

Не ослабевал интерес и к художественной литературе. Круг любимых авторов оставался прежним — в основном русская классика, дополненная писателями недавнего прошлого. Сергей с удовольствием познакомил жену с «Князем Серебряным» А. К. Толстого, но вот произведения высоко ценимого Достоевского из числа читаемых вслух исключались — они слишком сложные и тяжёлые для такой подачи. Лучше послушать, что написал популярный В. В. Крестовский, или познакомиться с французским романом П. Бурже о Древнем Риме. Впрочем, современным авторам Елизавета предпочитала прежних, считая их произведения «более чувствительными».

Ещё интереснее было, когда дома устраивалась встреча с кем-нибудь из известных исследователей — историками или этнографами — и те рассказывали о своих открытиях. Такое случалось редко, но всегда производило большое впечатление. 4 мая 1893 года (правда, днём, а не вечером) с лекцией для семьи и гостей генерал-губернатора выступил известный путешественник П. Я. Пясецкий, поведавший о Закаспийском крае и Самарской губернии. Своё увлекательное повествование он сопровождал собственными акварелями, на которых запечатлел панораму Каспийской железной дороги, виды Амударьи, памятники Самарканда и Бухары. Сколько же удивительного таила в себе огромная и могущественная Империя! Сколько же интересного было в её настоящем и прошлом! В феврале 1901 года также, по-домашнему, хозяева и приглашённые внимали лекциям знаменитого профессора истории В. О. Ключевского. О древнем Киеве, о возвышении Москвы... Ключевский восхитил профессионализмом, эрудицией и талантом рассказчика. А когда разговор с историком продолжился за чаепитием, он открылся и как умный собеседник. Конечно, Елизавета далеко не всё понимала в этих беседах и лекциях (было много непонятных терминов, незнакомых названий и имён), но она тянулась к ним, постоянно открывая для себя уже давно полюбившуюся страну.

Постепенно в домашних заботах всё большее место занимал вопрос о племянниках. Лишившиеся матери, Мария и Дмитрий подолгу жили в семье дяди Сергея и тёти Эллы, доставляя ей заметную отраду. Но вскоре случилась беда. Она подкралась незаметно, коварно, нанеся свой ужасающий удар по самому дорогому, самому неприкосновенному. Вначале казалось, что раннее вдовство Павла, его кошмарная драма, которой так горячо сопереживал Сергей, ещё прочнее соединит двух братьев, всегда шедших по жизни рука об руку. Но время и обстоятельства службы постепенно отдаляли их друг от друга, несмотря на постоянную доверительную переписку. Когда не состоялась задуманная помолвка Павла с одной из английских принцесс, его личная жизнь вдруг резко переменилась. К тому времени он уже близко сошёлся с очаровательной женщиной Ольгой Пистолькорс, в девичестве Карнович, женой адъютанта Великого князя Владимира. Последний, кстати, был сам неравнодушен к красивой супруге своего подчинённого. Павла же её чары пленили полностью. Вспыхнул бурный роман, продолжавшийся восемь лет и наделавший в свете немало шума.