– Приветствую вас, генерал, – сказал Даон. – Господин Мунно предлагает вам увести войска, иначе пятьсот пленных когурёских солдат будут казнены и вывешены по периметру крепостной стены.

– Да как ты смеешь угрожать нам?! – разъярился Манчун, который, видимо, обманулся в собственных ожиданиях, что мохэсцы пришли сдаваться.

Чильсук жестом остановил его.

– Мы не уйдем, пока не вернем крепость. Передай это своему господину. Ни на какие уступки мы идти не намерены.

Даон криво усмехнулся, будто услышал именно то, чего и ожидал. Эта ухмылка красноречиво показывала то, каким ничтожеством он считает главнокомандующих Когурё, которым совершенно не жаль своих людей. Он не раз говорил об этом, и ответ ее отца, к сожалению, только подтверждал его слова.

Кымлан обожгло стыдом вперемешку с ненавистью. Она ненавидела себя за это, но не могла не думать о том, что Даон прав. Ее страна совершенно не ценила, не щадила и ни во что не ставила людей, которые верно служили ей.

– Другого я и не ждал, генерал, – отозвался Даон и, поклонившись, покинул шатер.

«Нельзя, нельзя позволить нашим людям умереть! – мысленно кричала Кымлан. Воспоминания о казненных солдатах и Чаболе переворачивали нутро. – Нужно сделать все, чтобы их спасти!»

Она запоздало бросилась вслед за Даоном и нагнала его уже на окраине лагеря.

Он обернулся к ней, пригвоздив к месту тяжелым взглядом.

– Значит, никто из нас не избежал этой участи. Судьба все-таки столкнула нас против друг друга в битве, – сказал Даон и, как ей показалось, с сожалением покачал головой.

– А на что ты рассчитывал? – вскипела Кымлан. – Думал, что я останусь в стороне, пока моя страна в опасности?

– Никто из нас не отступится, но мне жаль, что ты оказалась по другую сторону от крепостной стены, – печально ответил Даон и зашагал прочь из лагеря. Кымлан смотрела ему в спину, утопая в сожалениях, что ей придется направить меч против людей, которых она когда-то хотела уберечь от смерти.

На рассвете следующего дня войско вышло на штурм.

Кымлан металась по шатру, дрожа от страха за отца. Как командующий армии, он не был в первых рядах нападающих, но в голове все равно рисовались страшные картины его гибели.

Не выдержав, она кинулась к коновязи, оседлала Исуга и помчалась к месту боя. Оставаясь вне зоны досягаемости стрел, она с ужасом наблюдала, как горят осадные орудия, как одна за другой падают охваченные огнем лестницы. Металась из стороны в сторону и содрогалась от чудовищных ударов, сотрясавших стену, выстроенную самими же когурёсцами. Даже издалека было понятно, что мохэ прекрасно подготовились и отражали натиск без особых потерь. Они лили сверху кипящее масло, пускали горящие стрелы, и предсмертные крики когурёсцев устремлялись прямиком в истерзанное сердце Кымлан.

Она пыталась разглядеть отца, но не могла найти его в этом бушующем море людских тел. Исуг нервно перебирал ногами, не понимая, бросаться ему в бой или повернуть назад. Кымлан и сама этого не знала. Все ее существо рвалось туда, на помощь гибнущим когурёским солдатам, но она не смела ослушаться отца. Он ей этого не простит и, чего доброго, отправит домой.

Штурм длился до вечера. Наконец, низкий гул рога призвал воинов отступать.

Кымлан немного отпустило. Все закончилось, и она скоро увидит отца.

Она стояла на окраине лагеря и высматривала его в медленно двигающемся войске. Солдаты хромали, кого-то несли на руках, а некоторые падали прямо в строю. Пораженную армию возглавлял командующий, и у Кымлан от облегчения чуть не подкосились ноги. Отец цел!

По возвращении Чильсук с мрачным видом выслушивал в шатре командиров других подразделений. Отряд, который был отправлен к северным воротам сражаться с армией мохэ, тоже потерпел неудачу. Увидев, в каком удрученном состоянии пребывает отец, Кымлан не стала донимать его лишними вопросами и ушла к раненым, оставив его отдыхать.

Стоны и крики заполонили лагерь. Кымлан проходила между солдатами, глядя на их увечья, и в ней крепла решимость ослушаться отца и поступить по-своему. Сотни убитых, сотни раненых… Смотреть на это было невыносимо. Сколько еще нужно положить людей, чтобы взять эту проклятую крепость? Она боялась даже представить, что сейчас чувствовал отец. Как потом смотреть в глаза родным, чьи мужья, братья и сыновья погибли, исполняя его приказ? Что говорить тем, кто лишился единственных кормильцев и теперь не знали, как жить дальше?

Наступила ночь. Кымлан долго бродила возле лагеря, раздумывая и взвешивая все за и против.

Крепость Хогён темнела далеко впереди угрожающей черной громадой. Выжженная земля перед воротами все еще дымилась от догоравших орудий и мертвых когурёских солдат. Неприступная стена так и не поддалась, надежно укрывая внутри Мунно. Наверное, он сейчас тоже подводит итоги сражения, отдает приказы, подсчитывает раненых и убитых. И, возможно, вместе с Даоном празднует победу. Это была первая в истории победа мохэ над Когурё. Что ж, тут есть что праздновать…

Кымлан вздохнула и подняла голову вверх. Вот если бы Небеса подали ей знак, она бы перестала сомневалась. На черном небосводе мигали звезды, а полная луна смотрела на нее холодным мутным глазом. Внезапно яркая звезда сорвалась с темного небесного полотна и стремительно полетела вниз – прямо за не покоренную крепостную стену Хогёна.

Сердце пропустило удар.

Она получила ответ от Небес.

Второй штурм было решено начать в завтрашнюю ночь. В этот раз Чильсук дал указания сосредоточиться на северных воротах, перед которыми стояла мохэская армия. Командующий торопился: нужно было уничтожить вражеское войско, пока они не пришли в себя.

Кымлан едва дождалась, когда армия покинет лагерь, и бросилась в шатер для совещаний. Разложив на столе карту, она внимательно изучила место, где тайный проход выходил на поверхность, и быстро засунула ее за пазуху. Повязала на поясе меч, накинула сверху женское платье и подошла к Исугу. Взобравшись в седло, она глубоко вздохнула. Это будет трудная ночь, но она ее переживет – только поможет Когурё выиграть битву и вместе с отцом вернется домой. Легонько ударив коня в бока, она помчалась в лес к северным воротам, где совсем недавно их атаковали мохэсцы.

Недалеко шел бой, и она слышала звон мечей и крики воинов.

Кымлан спешилась и двинулась по мягкой траве, то и дело сверяясь с картой. Проход был где-то совсем рядом. Но ничего похожего на выход из тоннеля она не видела. К тому же было очень темно, и она едва ли могла разглядеть что-то в нескольких шагах впереди нее.

Внезапно она неожиданно вышла на неширокую тропинку, которая вывела ее на обширный, хорошо утоптанный участок посреди леса со срубленными деревьями. Под ногой что-то хрустнуло, и Кымлан наклонилась, увидев рассыпанное зерно. Значит, тоннель где-то здесь. Держа в ладони трепетавшее пламя, она внимательно осмотрелась и разглядела небольшой колодец.

«Неужели?» – недоверчиво подумала она и, перегнувшись, бросила туда камень в ожидании всплеска воды. Однако камень с глухим стуком ударился о землю, и Кымлан поняла, что вход найден.

Она не стала привязывать Исуга, чтобы он мог убежать.

– Если попадешь в опасность, возвращайся в лагерь, – сказала она ему в надежде, что удивительно умный конь поймет ее, как и всегда.

Кымлан погладила черную бархатистую морду и повернулась к колодцу. Подергала свисавшую вниз веревку и схватилась за нее обеими руками, надеясь, что она достаточно крепкая, чтобы выдержать вес ее тела.

Колодец оказался неглубоким, и вскоре она почувствовала землю под ногами. Со всех сторон на Кымлан надвигалась абсолютная темнота, которую едва заметно рассеивал свет луны, сочившийся с вершины колодца. Она медленно удалялась от входа, ведя ладонью по шершавой стене. Из тоннеля тянуло холодом и сыростью.

Кымлан нервничала, опасаясь, что ее план провалится, и вместо того чтобы помочь, она только навредит, снова попав в плен. Если Мунно во второй раз сделает ее заложницей, отец этого не переживет. Ее руки вспотели, а пальцы покалывало от просыпающегося огня.