До Науна не сразу дошел смысл ее слов. Он продолжал сжимать руку сестры, глядя в ее распахнутые глаза.

– Сестра министра Ёна? – повторил он, еще не понимая, чем эта новость так ужаснула сестру. Однако где-то внутри него раздался тревожный сигнал, оповещающий об опасности.

– Ну же, Наун, очнись и подумай! – воскликнула Ансоль. Откинув за спину длинную прядь волос, она резко поднялась со стула и начала вышагивать по комнате, напряженно уставившись перед собой. – Ваши якобы случайные встречи с девушкой, подозрительно похожей на Кымлан, поединок в стрельбе, задушевные разговоры… Все не случайно! Министр Ён это подстроил! Подослал свою сестру, чтобы вплотную подобраться к тебе!

– Нет-нет, подожди, – перебил ее Наун.

Аргументы сестры казались ему нелепыми и неубедительными. Он не мог, не хотел верить в то, что Тами – его друг, человек, который буквально вытащил его из беспросветного горя, – на самом деле просто использовала его в интересах брата.

– С чего такие выводы? Почему ты не можешь допустить, что это просто совпадение? Ты всегда была доброй и чуткой, всегда думала о людях лучше, чем они есть на самом деле. Почему же сейчас пытаешься очернить единственного человека, которому я наконец-то доверился?

В глазах Ансоль сверкнули слезы. Она протянула к нему руки и сделала несколько шагов навстречу, но Наун отвернулся. Он не хотел видеть человека, так варварски разрушившего его надежду на будущее. И хотя он понимал, что сестра ни в чем не виновата, смотреть на нее было невыносимо больно.

– Братец, я не хочу никого обвинять напрасно, но подумай сам. Все это слишком подозрительно! Почему ни Тами, ни Чанмун не рассказали тебе об отборе? – Ансоль ласково тронула его за плечо, пытаясь заглянуть ему в лицо. – Я всего лишь хочу тебя предостеречь! Министр Ён давно не вызывает доверия. А если он подослал к тебе свою сестру, то…

– Претенденткам запрещено рассказывать об отборе посторонним, ты же знаешь правила. – Наун сердито развернулся к сестре, не зная, почему оправдывает Чанмуна и Тами. Он всеми силами гнал от себя мысли о возможном обмане. Предательстве близких людей, которых он впустил в сердце. Этого он не мог выдержать.

– Но ты ведь представился Ёном Чанмуном, почему же она ничего не сказала? – осторожно спросила Ансоль, увидев, в какое отчаяние ввергла брата эта новость.

– Потому что… потому что… – Наун лихорадочно искал объяснения, но не находил. Он залпом выпил уже остывший чай и швырнул пиалу об стену.

Ансоль испуганно сжалась, глядя на разлетевшиеся осколки фарфора.

– Братец… – прошептала она, прижав ладошки к губам. Ее большие глаза наполнились неподдельным состраданием.

Наун провел рукой по лицу и тяжело вздохнул. Устремив отсутствующий взгляд в окно, где только что любовался прекрасной ночью, он сказал:

– Не отнимай у меня последний шанс стать счастливым. Мне нужно хоть кому-то верить.

После ухода расстроенной сестры Наун долго не мог уснуть. Тихая ночь уже не казалась предвестником счастливых перемен. Она давила черной пустотой, тревожила и заставляла раз за разом прокручивать в голове слова Ансоль. Откинувшись на шелковые подушки, он смотрел в потолок и переосмысливал события последних недель. Анализировал встречи с Тами и вспоминал все их разговоры. Теперь каждое ее слово казалось ложью. Искусной, изощренной и циничной ложью.

Зная, как Наун тоскует по Кымлан, министр Ён намеренно нарядил Тами в мужскую одежду, чтобы сыграть на его чувствах. А Тами умело втерлась к нему в доверие, манипулировала, хитрила и недоговаривала, чтобы вызвать интерес убитого горем принца и заставить его сделать выбор в ее пользу.

Он вспомнил удивленно распахнутые глаза на финальном испытании, когда отдернул прозрачную штору, и ударил кулаком по мягкой постели, зарычав от бессильной злобы. Как он мог так попасться? Как мог так слепо довериться совершенно незнакомому человеку? В те мрачные для него времена, когда отчаяние выжигало душу дотла, ему надо было на кого-то опереться. И он готов был поверить каждому. Любому, кто хоть немного облегчал его страдания.

Чанмун! Мерзкий, подлый интриган! Но зачем ему это? Почему он так стремился породниться с обычным принцем, у которого нет даже власти?

Наун слушал, как во дворе сменяется караул, как тихо переговариваются стражники, и вдруг понял замысел молодого министра. Вот в чем дело. Ён Чанмун рвется к власти. Его намеки имели очевидную цель. Он хотел посадить на трон послушную марионетку, которую будет дергать за ниточки его коварная сестра. Он изначально сделал ставку на младшего сына, потому что старший находится под мощным влиянием Первого советника, и подобраться к нему невозможно.

Наун резко сел на постели, глядя в темноту комнаты.

– Набом! – позвал он слугу, охранявшего покой господина.

– Пошли кого-нибудь к министру Ёну. Завтра утром я жду его на стрельбище, – велел Наун.

Оставшуюся часть ночи он мерил шагами комнату, пытаясь разобраться в своих собственных мыслях. Ён Чанмун методично подтачивал верность младшего принца, умело демонстрируя ему необходимость взять власть в свои руки. Как только он натыкался на эту мысль, его сердце заходилось в бешеном ритме. Страшно было даже подумать об измене. О том, что этими преступными намерениями он нарушит годами сложившийся порядок. Что скажет отец? Матушка? Ансоль?.. Он ведь не переживет осуждения в честных глазах сестры.

И все же… бунтарские мысли не покидали голову, отравляя душу. Желание доказать отцу, снисходительному брату и напыщенным индюкам в Совете, которые никогда не верили в него, было непреодолимым.

Всю ночь Наун метался от одного решения к другому. Снова и снова возвращался к заманчивой перспективе стать властителем судеб, а потом трусил, даже отдаленно не представляя, с чем ему придется столкнуться. Готов ли он стерпеть позор и ненависть семьи? Министров? Подданных? А что, если придется пролить кровь?..

Нет, невозможно, это слишком ужасно.

В душевных терзаниях Наун едва дожил до рассвета и отправился на встречу с министром Ёном.

Набом следовал позади безмолвной тенью, не ведая о том, что творится на душе у хозяина, которому он верно служил всю жизнь. Длинные павильоны придворных дам остались за спиной, и вскоре Наун вышел к королевскому стрельбищу, где его уже поджидали заспанные слуги. На покрытом темно-синим шелком столе были аккуратно разложены лук и стрелы с желто-красным оперением – цвет флага Когурё.

Министра пока не было.

Предрассветное солнце раскинуло лучи за темной черепицей крыш, готовясь скоро осветить погруженный в тень двор.

В попытке успокоиться Наун взял протянутый евнухом лук и натянул тетиву, целясь в мишень, которая представляла собой красную голову оскалившегося тигра. Все тревоги покинули разум. Зрение обострилось, слух усилился, даже ветер ощущался как-то по-особенному. Стрельба из лука с детства была для него лучшим лекарством. Но, натянув тетиву, Наун вдруг вспомнил свой проигрыш Тами возле трактира, и его рука дрогнула. Стрела вонзилась в дерево – слишком далеко от центра мишени.

Наун выругался, чувствуя, как нервная дрожь охватывает тело. Он несколько раз тяжело вздохнул и прицелился вновь, но не успел выстрелить. Услышал рядом шаги. Даже не поворачивая головы, Наун понял, кто пришел. Немного помедлив, он опустил лук и повернулся к министру Ёну.

– Вы не должны отступать, раз уже прицелились. – Чанмун почтительно поклонился, сложив руки перед собой.

Науна обожгло злостью. Этот негодяй выбил у него почву из-под ног, нагло обманул и манипулировал его чувствами, а теперь бросал ехидные намеки.

– Конечно, министр, уж вы-то ни перед чем не остановитесь, если что-то задумали. Для вас все средства хороши, – ядовито процедил он, едва сдерживаясь, чтобы не ударить этого невозмутимого мерзавца, расставившего для него капкан, в который он так глупо попался.

– Не понимаю причин вашей злости. – Ён Чанмун равнодушно пожал плечами. – Помните, я говорил, что вам нужно лишь взять меня за руку, когда придет время? Оно пришло. Вы хотите отказаться?