Девушка слабо зашевелилась, издала мучительный стон и вдруг сжалась, словно боль резанула по телу, и она не могла с нее сладить.

— Она была за овином, хозяйка. Лежала скрючившись на земле и стонала… Все платье было в крови.

— Маргарет, расскажи, что случилось. Чья это кровь?

— Моя, — слабо выдохнула сестра. — Я умираю.

Аделия задохнулась от страха. Она вцепилась Маргарет в руку и строго потребовала:

— Расскажи, что случилось. Немедленно! Ты не смеешь умирать в моем доме.

И услышала тихий голос:

— Я выпила яд, который нашла в твоей комнате.

— Яд… — не поняла девушка.

В этот момент Аллан протянул ей зажатый в ладони флакон, тот самый, который дала Аделии Бевин уже как будто очень и очень давно.

— Ты пила из него?! — почти выкрикнула она. — Зачем ты сделала это?

— Хотела покончить с жизнью, — простенала сестра и снова сжалась от приступа боли, скрутившего все ее тело.

— Глупый ребенок! — не сдержалась Аделия. И приказала: — Несите мисс Маргарет в дом и пошлите за Бевин Кэндалл, знахаркой. Да побыстрее! — Она стиснула руку сестры: — Ты не умрешь, — поглядела в ее испуганные глаза, — я тебе не позволю.

Потом пошла к дому, указывая дорогу.

Когда в комнату вошла Бевин, Маргарет продолжала сжимать руку Аделии и метаться на сбившихся, пропитанных кровью простынях. Боль разрывала ее изнутри, накатывала волнами и утихала, чтобы мучить сильнее.

— Бевин, она выпила твой настой, — сказала Аделия, едва только завидев старуху. — Тот самый, который ты дала мне… Я забыла избавиться от него.

Старуха не сказали ни слова, только глянула на пропитанную кровью постель и полезла в корзину за новым флаконом. Достала его, откупорила и насильно влила его содержимое Маргарет в рот. Та выпучила испуганные глаза, забилась сопротивляясь, и Аделия поспешила сказать:

— Не бойся, Бевин поможет тебе. Она знает, что делает!

Девушка, казалось, не соображала от боли, утратив всякое представление о реальности.

— Какой был срок? — спросила старуха. — Она говорила?

— Не знаю, — призналась Аделия. И с мольбой: — Ты можешь помочь? Столько крови… Я не знала, что делать.

Каждый раз, как сестру скручивало от боли, Аделия представляла себя на этой постели с истекающим из ее лона младенцем. С ней было бы то же, не решись она оставить его…

— Я сделаю, все, что смогу, — пообещала старуха. — Но сначала мне надо ее осмотреть. Снимем с девочки платье…

Вошедшая в комнату Глэнис с тазиком теплой воды поспешила помочь ей. Вдвоем они сняли с Маргарет платье, и служанка принялась обтирать ее мокрой тряпицей… Запах крови, к которому Аделия, казалось, привыкла, усилился в несколько раз… Повис туманом, плотным и вязким. Девушку замутило от самой мысли о том, что пахнет кровью сестры, истекающей из нее в таких огромных количествах… Она опустилась на стул и прикрыла на минуту глаза.

Не день, а сплошной непреходящий кошмар…

В дверь постучали, и в комнату заглянуло личико Керры, любопытное, но и испуганное.

— Что случилось? — спросила Аделия. — Тебе что-то нужно?

И та пискнула:

— Госпожа, новый конюх очнулся. Он задает много вопросов и хочет подняться с постели…

Аделия встрепенулась, глянув на Бевин, но та была занята с Маргарет и ничем помочь не могла, только сказала не глядя:

— Иди к нему, девочка, и убеди оставаться в постели. С твоей сестрой все будет в порядке!

И Аделия, разрываясь между возлюбленным и сестрой, все-таки, глянув последний раз на постель, поспешила за девушкой этажом ниже, в комнату Коллума Шермана.

Коллум очнулся от густого, стойкого аромата, пропитавшего комнату до последнего ярда. Он впитался в занавески на окнах, запутался в ворсе коврика на полу, лег словно толстый слой пыли на деревянный сундук и, в конце концов, забил ему нос, мешая дышать…

Казалось, он сейчас задохнется…

Вдох… выдох…

Глаза его распахнулись, и зрение, на секунду размытое, расфокусированное, стало вдруг четче. Яркий свет резанул по глазам… Черно-белые пятна заплясали за прикрытыми веками.

Он лежал, пытаясь сосредоточиться на себе: на том, кто он есть, где он и как попал в это место. Но в голове было пусто… Ничего, кроме девочки с белыми волосами, которая ему улыбалась, и девушки… кажется, перепуганной… От вида обоих его сердце забилось быстрее.

Кто они?

Кто он сам?

Что с ним случилось?

Сам не осознавая того, он шептал слова эти вслух, ощупывая забинтованные голову, тело.

И чем меньше он понимал, тем сильнее пугался… Метался по узкой постели, дышал сипло, с надрывом.

И вдруг услышал шаги, легкие, торопливые, они спешили в направлении его комнаты. Скрипнула, открываясь, дверь, и Коллум увидел… ее, девушку в своей голове. Ту самую с перепуганными глазами… Но теперь она казалась другой: старше, увереннее и… жалела его. Он явственно различил это чувство: жаркую волну жалости, исходившую от нее. Она прошлась по нему, словно горящим факелом по обнаженной коже… И сама девушка словно горела.

— Вы очнулись, — сказала она, приближаясь и глядя как будто с опаской.

Чего ей бояться? Его самого?

— Вы боитесь меня?

— Что? — удивилась она. — Почему вы спросили об этом?

— Вы боитесь чего-то, и я подумал, меня.

Девушка смутилась сильнее: он почувствовал это собственной кожей, когда она полыхнула сильнее прежнего.

— Вовсе нет. Скорее ЗА вас… Вы были тяжело ранены. В этом все дело…

Коллум попытался припомнить, что с ним случилось. «Тяжело ранен». Ни одного проблеска воспоминаний!

— Что случилось? — спросил он свою собеседницу. — Что случилось со мной?

— Вы не помните?

— Нет.

Незнакомка замечательно пахла: сладкими, но не приторными цветами, лесным мхом, корой старых деревьев, шерстью ягнят, прогретой на солнце, свежей корочкой хлеба и многим-многим другим. Он почувствовал это все через полог другого, удушающего до одури запаха, ощутил, как глоток свежего воздуха…

Как отраду.

— Вас покалечила лошадь. Вы попали ей под копыта… — услышал голос и отвлекся от запахов.

— Но я не помню такого… В голове до странности пусто.

— Знахарка сказала, что от удара по голове подчас память мутится. Возможно, вы вспомните позже…

Она солгала. Он ощутил это так же верно, как если бы незнакомка сказала об этом сама… Запах горького миндаля забил ему на мгновение ноздри и растворился.

— Кто я? — спросил он ее.

— Вы… конюх. Работаете в конюшне…

— Мое имя?

Простой, казалось, вопрос, но запах горького миндаля заставил его скривиться от омерзения.

А незнакомка ответила не без заминки:

— Питер Харрел. Вы недавно у нас… Сказали, что явились из Дарема.

— Дарем… — повторил Коллум, надеясь, что в голове вспыхнет хоть что-то. — У меня там семья? Дочь? — заглянул он в глаза незнакомке. — Я вижу девочку с белыми волосами…

— Я… я даже не знаю, — отозвалась она. — Вы мало о себе говорили. Возможно, кто-то из слуг знает больше…

И он вдруг понял, что она из богатых. Отчего-то изначально посчитал себя равным… Не почувствовал разницы. Вот он дурак: откуда сиятельной леди знать о семье какого-то конюха.

— Сколько я так пролежал? — задал он новый вопрос.

— Два дня.

— Долго.

— Знахарка осмотрит вас, как только освободится. Сейчас она занята девушкой…

— … Той, что постоянно кричит?

— Кричит? — Собеседница, он заметил, прислушалась. Тревожная складка пересекла ее лоб.

Неужели не слышит? Эта девица вопит на весь дом. — В доме тихо. У девушки… выкидыш.

Коллум глянул на нее большими глазами: выкидыш. Вот, значит, что за запах саваном повис в воздухе: запах крови. Густой как гороховая похлебка и столь же ядреный, он заставил его сглотнуть, ощутив голодные спазмы в желудке.

— Вы голодны? — осведомилась собеседница. — Я велю принести вам еды.