— Для чего ему делать такое?

— Да потому, что кровь девственницы — для него все равно что роса: пролитая на землю, она питает белого волка, делает его сильным и крепким.

— Но почему вы смеялись?

Эта сказка совсем не казалась смешной, Аделию до костей пробрало.

— Да потому, — ответила Керра, — что Кэтти, верно, придумала встречу с этим животным, так как давно не девица, а оборотню такие без надобности. — И пояснила: — Оно ведь как, говаривают, бывает: стоит девице оборотня увидеть, как она сама скидывает одежки, и зверь этот набрасывается на голое тело, терзает его… пока не отпустит.

Девицы опять захихикали, покрывшись ярким румянцем, даже Аделию бросило в жар.

— Это все сказки, — сказала она через силу. — Простые придумки.

— Может, и так, — Труди плечами пожала, — только Кэтти клянется, что зверь был самый что ни на есть настоящий… Но ей мало кто верит.

— И правильно делает.

С такими словами Аделия подхватила ведро и вышла из комнаты. Вместо веселой шутки ее попотчевали очередной местной легендой: таких было здесь много, но про белого волка она пока не слыхала. А ведь выросла здесь же, всего лишь в нескольких милях вниз по главной дороге…

— Что же вы сами ведра-то носите, госпожа?! — подскочила к ней на улице Глэнис. — Еще не хватало, чтобы ребеночка скинули… — И она потянула ведро из ее рук. Да так неловко, что брызнула ей на платье…

Такой, с расплывшимся по платью пятном, с паутиной в растрепавшихся волосах, ее и застали нежданные гости: два всадника пересекли мост и въехали в ворота.

— Кровь господня, — ахнула Глэнис, — никак Шерманы к нам пожаловали. Вот ведь оказия! — И глянула на хозяйку.

Аделия трижды по возвращении пересекалась с молодым Шерманом, но отца его, этого старого черта, лицезрела впервые.

И свидание это не сулило приятных моментов…

Что сразу же и подтвердилось.

— Эй, служанка, — обратился он, как подумалось было Аделии к Глэнис, — позови-ка свою хозяйку, да побыстрее.

Однако глядел он, как оказалось, именно на нее, и Аделия, поначалу сбитая с толку, а после — разгневанная, произнесла:

— Боюсь, не получится, господин: у хозяйки мигрень, да пресильная. Такая, что ей не то что беседы вести, с постели подняться не получается.

Верн Шерман окинул ее внимательным взглядом и усмехнулся: то ли действительно не узнал поначалу, то ли ему показалось забавным насмехаться над ней, изображая глупого простачка. В любом случае, он подхватил привязанных к луке мертвых тетеревов и протянул их Аделии…

— Бедная девочка, сколько невзгод на нее навалилось, не мудрено, что бедняжка слегла. Вот, — Аделия, пересилив себя, взяла связанных птиц, — попотчевайте ее славной похлебкой. Верно, в мэноре у нее немного возможностей насладиться достойной ее положения пищей.

От улыбки его, снисходительной и недоброй, так и веяло холодом, словно вернулся февраль. Завьюжил сугробами, задул стылым арктическим ветром…

— Так и сделаю… господин, — отозвалась Аделия и, страшась, что не выдержит далее этого фарса, отвела взгляд.

Старший Шерман поворотил лошадь и направился к выезду со двора, только тогда Аделия и поглядела на его сына. Он тенью следовал за отцом и ни жестом, ни взглядом не дал ей понять, что узнал ее… Как же, слепой исполнитель его пожеланий.

— Возьмите и выкиньте прочь, — велела она, протянув птиц служанке. — Как бы они мне поперек горла не стали.

И заметив ее полный жалости взгляд, стремительным шагом направилась в дом, вздернув подбородок повыше.

— Слышал, Айфорд избавился от своей новой жёнушки, — произнес Верн Шерман за завтраком, отправляя в рот кусок жареной дичи, — погнал ее прочь, словно шелудивую псину. Видел ее? — Мужчина, искривив губы в насмешке, обнажил желтые зубы и глянул на сына.

Коллум знал, что подобного разговора не избежать, готовился к этой минуте, но челюсти все равно заломило от напряжения.

— Видел, — признался он как можно спокойнее. — Столкнулись в Тальботе.

— И, — подтолкнул его Шерман, — как она выглядит? Верно, наш Джон наигрался с ней в полной мере.

Коллум опустил нож на тарелку.

— Вам что с того? — спросил у отца. — Девица не выглядела счастливой, но разве не этого вы добивались, затребовав у супруга право первым войти к ней? — И через секунду: — Что произошло между вами и Айфордом? Полагаю, мне вы можете рассказать.

Усмешка отца стала лишь шире, он походил на сатира в шекспировской пьесе.

— Ишь какой прыткий, — одернул он сына, — расскажи ему… Как же. — И жестко, согнав с лица любую улыбку: — Ты сыграл свою роль в этом деле — остальное тебя не касается.

Охота в тот день шла не важно, без должного удовольствия — о причинах судить было сложно, только Шерман вдруг заявил:

— Поедем с визитом к девчонке. Хочу взглянуть на нее!

Хорошего Коллум не ждал, но и отцовский спектакль, разыгранный в мэноре, оказался ужаснее некуда. Аделия, впрочем, оказалась сильнее, чем он полагал: повела себя дерзко, но хотя бы не осрамилась.

Страх, что он видел в ее глазах в первый день на дороге, вдруг исчез…

Она казалась другим человеком.

— Славная девка, — Верн Шерман, казалось, тоже ей впечатлился, — с характером. Мне такие по нраву! Ломать приятно… — Они как раз выехали из мэнора в сторону дома.

И Коллум поглядел на отца.

— Ваша шутка была недостойной, отец, — заметил он, даже не пытаясь скрыть недовольства. — Вы оскорбили ее и получили верный отпор…

— Я просто не сумел удержаться, — признался тот, не испытывая и толики сожаления. — Увидел ее этакой замарашкой, и слова вырвались против воли. Впрочем, главного я не рассмотрел… — протянул он в раздумье.

— Чего же?

— Ее живота. Поговаривают, что девица брюхата… Правда ли это?

Коллум знал…

И знал много больше: слухи предписывали отцовство ему. И Верн Шерман не мог их не слышать…

— Мне почем знать, — отозвался он, выводя коня на дорогу. — Госпожа Айфорд неинтересна мне…

— … Как и все прочие женщины.

— Именно так.

Верн Шерман скривил губы:

— Ты просто смешон, мальчик мой. Твой монашеский аскетизм более не умиляет… Заведи себе женщину, лучше — двух, — посоветовал он. — Неужели ты не почувствовал вкус, поимев на свадьбе эту девицу?

Он, казалось, смаковал каждое слово, и Коллум, пусть и привыкший к скверному языку собственного отца, невольно скривился.

— Я не намерен обсуждать эту тему, отец. Вы использовали меня ради мести своему другу, и находите это забавным…

— Забавным я нахожу другое, сынок, — хохотнул Шерман, — бастарда Айфорда в чреве этой девчонки. — И поясняя, как будто Коллум мог не понять: — Ты обрюхатил ее, вот Джон и погнал супружницу прочь…

— Уверен, это не так.

— Даже если ребенок не твой, Айфорд всю жизнь будет думать обратное и гадать, чье же семя прижилось в ней, в его миленькой женушке. — И с безумным блеском в глазах: — Соблазни ее, сын. Будет несложно: женщины любят тебя. Вот и эта не устоит… Тем более, вы и так уже связаны!

Коллум придержал на мгновение лошадь и поглядел на отца.

— Не понимаю, чего вы хотите добиться? — не без горечи спросил он. — Ваши инсинуации омерзительны. Я не желаю участвовать в них… — И, поворотив лошадь, направил ее в противоположную сторону. Просто не мог больше этого выносить…

— Сопляк, — услышал он истерический голос отца, — ты недостоин быть Шерманом, сучье отродье. Немедленно воротись или, клянусь кровью Христовой, ты пожалеешь, что появился на свет!

Такие угрозы давно перестали трогать его, и Коллум лишь подстегнул лошадь сильнее, спеша как можно скорее скрыться с глаз рассерженного родителя. И вскоре съехал на лесную тропу, что вела обходным путем к дому… Здесь он вряд ли мог с кем-то столкнуться: ни соседи-мужчины, ни их кокетливые супруги — никто из них не станет глазеть на него, как на уродца в бродячем цирке.

Отцовская выходка сделала его в десять раз интересней для женщин и в половину того — для мужчин. А Коллум в принципе не стремился к подобной известности… Он даже ей тяготился, и это только подогревало раздражение на отца.