И вот из-за куста до меня и доносилось тихое бормотание.

— Воды…воды… — голос был слабым, скрипучим, словно тот, кто укрылся там, на самом деле не имел достаточно сил, чтобы двинуться.

Самым разумным в подобной ситуации было бы вернутся в поместье, и, захватив собой нескольких стражников, вернуться. Но кто сказал, что я настолько мудра?

Медленно, потянув куст в сторону, за одну из веток, я с опаской заглянула под небольшой навес, созданный природой за сотни лет, что река обтачивала камни в этом месте. В полумраке, мечась в бреду, лежал тот, чей голос я уже и не надеялась когда-либо услышать.

– Воды… — мужчина, не открывая глаз, лежал на россыпи камней. Чуть в стороне, почти касаясь руки, находился кривоватый клинок, а рядом фляга, но кажется, мой знакомый незнакомец не мог воспользоваться ни тем, ни другим

Несколько минут с удивлением и непониманием рассматривая свою неожиданную находку, я дернулась как от удара в тот момент, когда Сальватора скрутило судорогой. Тело мужчины выгнулось, приподнимаясь над землей в неестественной позе. Губы разомкнулись, но с них слетел только едва различимый сип, словно даже в таком состоянии он пытался не привлекать внимание.

Дернувшись, едва не стукнувшись головой о низкий навес, испугавшись в первый момент такой реакции организма, я, нервно заозиралась, словно окружающие предметы могли мне ем-то помочь и успокоить этот странный приступ. Пока металась, силясь хоть что-то придумать, Сальватор обмяк, кажется, потеряв сознание.

Встревоженная тем, что это может быть и не обморок, низко нагнувшись, я проползла вперед под навесом, прижав ладонь к губам. Прохладных пальцев коснулось слабое, но все же различимое дыхание. Значит, не все потеряно.

Пятясь словно рак, что водились в реках во владениях моей бабушки, я выбралась наружу. Весь подол юбки оказался изгваздан в песке, но это меня сейчас мало волновало. Порывшись в карманах, я вытянула носовой платок, двинувшись в сторону реки. Сейчас я могла сделать для этого мужчины совсем немного.

Смочив ткань, одной рукой поднимая подол чтобы не запнуться, а второй, чуть в стороне, мокрый платок, я осторожно возвращалась к укрытию Сальватора. Все же накапав на себя водой, я кое-как заползла в нишу, радуясь, что сюда проникает хоть немного солнечных лучей через зазоры в больших камнях. Видно, вода сперва источила бок того, под которым мы находились, а позже поток принес другие, раскидав их с остальных сторон.

Осторожно, практически распластавшись рядом с мужчиной, так как чем дальше, тем меньше места было под навесом, я положила прохладный, мокрый платок на лоб Сальватору. От чего-то я чувствовала досаду и недовольство, даже некую злость, видя столь серьезное состояние мужчины, словно мы были не просто знакомы, а может даже, хорошими друзьями.

Определенно, я сердилась.

Вот только никого из виновных рядом не было, чтобы можно было это мое недовольство и злость выплеснуть наружу.

Повернув голову на бок, уложив ее на руки, лежа на животе, заняв место, ранее отведенное кривому клинку, я позволила себе немного полюбоваться этом человеком, что так случайно, а может и нет, оказался на моем пути.

Прямой нос, черные, чуть отросшие волнистые волосы, сейчас растрепанные и влажные. Щетина, словно мужчина не брился с декаду, и едва заметные следы тонкий морщинок у глаз. Нельзя было сказать, что Сальватор красив, но определенно, привлекателен.

Решившись, я осторожно провела пальцем по спинке носа, поражаясь, насколько внешность этого человека не походила на классическую сайгорскую.

Словно реагируя на это касание, Сальватор вдруг глубоко, всей грудью вздохнул, напугав меня и заставив отскочить удариться затылком о камень позади.

— Ох! — потирая ушибленное место, я на мгновение прикрыла глаза, стараясь перетерпеть неприятные ощущения. А вот когда боль отступила и я все же открыла глаза, на меня уставилась пара серых угольков.

Замерев, словно оказалась застуканной воровкой, я медленно приоткрыла и закрыла рот, не в состоянии хоть что-то произнести.

Сальватор молчал. И даже не моргал, разглядывая меня. Никогда бы не подумала, что серые глаза могут так гореть, но иначе сказать и не получалось. Я чувствовала, как жар затапливает щеки, расходясь откуда-то из глубины.

— Фея? — тихо, с сипом произнес Сальватор, так что я даже не была уверена, что верно расслышала. А затем глаза мужчины закатились, погружая его обратно в беспамятство.

Что происходит, и почему голова начинает кружиться, в дополнение ко всему остальному, я сообразил только ближе к вечеру. В носу едва уловимо щекотало, и это единственное свидетельствовало о том, что кузен все же немного ошибся. Но у меня уже не было сил встать. Одурманенный, убаюканный, я с трудом улавливал звуки там, у реки. Слышал, как погоня прошла мимо, даже близко не приблизясь к моему укрытию.

Еще бы.

Никто в здравом уме не станет прятаться в таких кустах.

Последнее, что мне удалось сделать до того, как дурман окончательно поглотил — это глотнуть немного воды и суметь закрыть флягу, сохраняя оставшуюся. Завтра запах должен стать сильнее, а вот через день пропадет совсем. К этому моменту и все остатки заклятия должны будут раствориться в крови, покинув мое тело.

Удовольствия подобное пьяное, дурное состояние мне не доставляло, но сейчас это был все же самый лучший вариант. Невероятное везение и сочетание случайностей.

Мигель, сам того не зная, прикрыв вход в мое временное укрытие этим кустом одурманил и меня, и отогнал собак, не давая им и шанса учуять посторонний запах, куда надежнее, чем те средства, что обычно использовали мы.

Ночь прошла в дурмане. Я то просыпался, то вновь проваливался в сон. Шорохи казались чудовищами из детства. Тени, что подстерегают под кроватью и за углом, стоит только выползти из-под одеяла. Давно не чувствуя себя таким одиноким, уязвимым и неповоротливым, я только и мог, что попытаться немного угасить панику, напоминая в моменты просвета, что это все дурман, трава, а не мои настоящие ощущения.

Утром стало хуже. Я чувствовал, как финальными судорогами скрутило мышцы. Оставалось совсем немного времени, и я все же смогу выбраться из этого укрытия, полностью получив свое тело обратно. Но перед этим предстояло пережить несколько очень приятных мгновений.

Горло скрипело, хрипело. Внутри все так пересохло, что я едва мог дышать. Давно не получая такого спектра ощущений, мучаясь от смеси дурмана и мышечных спазмов, я никак не мог дотянуться до воды чтобы хоть немного облегчить собственное состояние. Заставив себя приоткрыть рот, опасаясь, что зубы могут просто раскрошиться во время приступа, если этого не сделать, я хрипел и ждал, когда это закончится.

Ненавистное бессилие и боль, как плата за невнимательность и неосторожность. Хороший урок. Очень поучительный.

В момент, когда тело отпустила судорога, я рухнул обратно на камни, чувствуя, как по телу, волна за волной, пробегает горячая кровь.

На лоб опустилось что-то прохладное, сырое, немного проясняя разум, охлаждая голову после волны жара. Чья-то рука коснулась лица. Нежное, почти невесомое касание прошлось ото лба до кончика носа, вызывая странное ощущение, что теперь все будет хорошо. Теперь все станет иначе.

Глубоко вздохнув, ощущая только горячие отголоски боли внутри, не сравнимые с тем, что было всего несколько мгновений назад, я, наконец, распахнул глаза. Их немного пекло, яркий солнечный свет доставлял неудобства, но повернув голову набок, я и вовсе забыл, как дышать.

Совсем рядом, словно окруженная сиянием, находилась самая красивая девица, что когда-либо видели мои глаза. Алые губы, изящные, почти кукольные черны лица. Яркие брови и длинные ресницы, что слабо затрепетали, стоило нашим взглядам столкнуться. Из прически выбились темные локоны, скулы окрасил румянец, а я с трудом сжимал пальцы в кулак, страдая от того, что не могу коснуться ее и проверить, действительно ли смилостивившиеся боги привели подобное чудо ко мне, или это только видения воспаленного мозга.