— А? — изумился Его Величество — Это ещё зачем?
— Затем! — вспылила Зайчиха — Теперь, когда ты из повелителя Королевства Многоземельного стал жалким хлопом, то и все твои юридические способности анулировались! Хлопы судов не выигрывают! Да суды для того и придуманны, что бы хлопов засуживать!
— Ты такого не говори, — августейший испуганно отодвинулся от Зайчихи — я — не холоп. Нет. Вот приедем в суд — увидишь!
Но произнёс он это таким тоном, что было ясно, что он, уже, и сам, несильно уверен в собственной неприкасаемости.
Но не знали зайцы и Король, того, что для комфорта заключённых, их, уже, не возили по судам, а наоборот, судей привозили к ним в тюрьму. Правда, делалось это по ночам, что бы не привлекать ненужного внимания вездесущих газетчиков, расплодившихся после революции, которые обязательно подняли бы шумиху, кричали бы, что это — незаконно и много других лживых гадостей, тем паче, что и наличие самой тайной тюрьмы — было бессовестным враньём!
Хотя судебное заседание по делу Короля Многоземельного относилось к особо важным и крайне спешным, но судьи, почему — то, долго не было.
Его Величество, даже, начал дремать, в отличии от трусливых зайцев, которые дрожали, как осиновый лист на ветру.
Наконец за дверью послышался шум и она открылась.
В камеру, под руки, практически внесли, мордастого человека, уголовного вида, в распахнутой дорогой рубашке, что бы видна была толстая золотая цепь и с блестящей от пота лысиной, при чём он громко орал песню:
Как — то шли на дело, выпить захотелось,
Мы зашли в шикарный ресторан.
Там сидела Мурка в кожаной тужурке,
А из — под полы торчал наган!
Король удивлённо поглядел на приведённого.
— Наверное его с нами судить будут, — предположил он — дожились, уголовника с Королём на одну скамью садят!
Но уголовника на скамью не посадили.
— Чего так долго? — спросил человек, сидевший за столом.
— У них сегодня корпоратив, — ответели ему поддерживавшие лысого под руки — прямо из ресторана взяли.
— Мурка! Ты мой мурёночек!!! — до хрипоты орал Лысый, будто кому — то что — то доказывал.
— Подписывай, — человек в голубой фуражке протянул через стол лист бумаги со свеженапечатанным текстом и перо.
Лысый, не сразу понял, что обращаются именно к нему, но тогда конвоиры нагнули его над столом, и в его маслянных глазах, при виде документа, появилась искра понимания. Он, с трудом, поймал непослушными пальцами перо и долго выводил на документе свою размашистую подпись, после чего икнул и спросил:
— Где печать?
— У меня есть, — сухо ответил человек в голубой фуражке — я сам поставлю. Свободен! — и, уже, обращаясь к конвоирам добавил — Уводите его!
Те не заставили повторять приказ и повели лысого прочь из камеры под разливистое пение последнего.
— Готово, — сказал сказал человек в голубой фуражке, громко ударив по листу печатью — судья расписался. Теперь приговор законный, — он протянул документ капюшоноголовому, который быстро пробежав его глазами, убедился в правильности оформления, после чего свернул его в трубочку и сунул в карман фартука.
Тут же конвоиры стали ударами арматурных дубинок поднимать Короля и зайцев.
— Пошли! Живее! — подгоняли они.
— В чём дело? — возмутился полусонный Король — Куда вы нас ведёте?
— Всё, — коротко ответил капюшоноголовый — судья подписал ваш приговор.
— Какой приговор? — остолбенел Его Величество.
— Высшая мера, — пояснил капюшоноголовый — расстрел!
Зайцы, которые в отличии от Его Величества, хоть и не питали никаких иллюзий по поводу суда, но всё же услышанное привело их в истерику. Зайчиха завыла волком, а Заяц упал на пол и стал биться о него головой.
Король оставался относительно спокойным, его сознание, просто, не могло допустить реальности происходяшего и он шёл, словно во сне, но сам.
Зайцев пришлось тащить волоком.
Косые подняли такой визг, что у конвоиров уши позаклыдывало, они пытались утихомирить приговорённых посредством арматур, но и это не помогало.
— Нет! — кричала Зайчиха — Только не меня! Хотите, я сама этих двоих пристрелю? — она ткнула лапой в Короля и брата — Вам же нужен хороший палач? У которого рука не дрогнет, который возьмёт на себя любую расправу! Я — готова! Буду, хоть, по тысяче приговоров в день приводить в исполнение! — она кричала так громко, что перекрывала гул поднимавшего их лифта — Да что там по тысяче! По десять тысяч! Бомбами буду подрывать! Всех изведу! Можете на меня рассчитывать, мне изводить людишек не впервой! Только меня не убивайте!
— Да заткнись ты уже! — один из конвоиров не вытерпел завываний Зайчихи и пнул её носком сапога в морду — Достала уже! — проворчал он — Я бы тебя прямо здесь пристрелил, да пистолета при себе нет! Сколько раз приговорённых на лобное место доставлял — никто так невыносимо не причитал.
— Так то ж всяческий люмпен был, — Зайчиха, на четвереньках подползла к капюшоноголовому и вцепилась в его фартук — это всё скот бесправный, бесполезный, у них судьба такая, быть расходным материалом, а я — богиня! Вот и брат мой подтвердит! — она бросилась за поддержкой к Зайцу, но он находился в полнейшей прострации, свернулся бубликом и не подавал признаков жизни.
Зайчиха схватила его за одинокое ухо и подняла ему голову, но та безвольно болталась, глаза усталал пелена, изо рта текли слюни.
— Хоть что — то в тебе осталось по — прежнему, — тихо произнесла Зайчиха, глядя на стекавшую по подбородку брата слюну.
Его аппатическое состояние мгновенно передалось Зайчихе, и она, тихонько плача, села рядом с ним, положив свою старую седую голову ему на плечо, левой лапой обхватила братнину спину, а правой, сжатой в кулак, несколько раз зацедила косому в морду, по — видимому из чувства крайней признательности.
Один Его Величество Король Многоземельный сохранял завидное спокойствие, словно происходящее, и вовсе, его не касалось. Он, даже, выдавил пару смешков себе в бороду, когда Зайчиха принялась отоваривать брата кулаком. Августейший казался человеком с железными нервами, что впрочем, он и сам всегда утверждал, мол попробуйте пожить с такой женой как у меня — там вы, либо спятите, либо закалитесь, как сталь.
Но если сказать по большому секрету — Многоземельный повелитель и мысли не допускал, что тесть позволит, что бы с его головы упал, хоть один волос.
Правда откушенный палец и избиение в камере внушали ему некую долю сомнений, но августейший гнал их от себя. Он — король, хозяин жизни, а значит, с ним ничего не может случиться. Хозяева жизни — стоят не только над людскими законами, но и над законами природы! В каком — то смысле они бессмертны. Иначе чего бы им гонять, напившись в стельку, под двести миль в час по запруженным городским улицам? Вроде бы логично…
Наконец лифт поднял их на поверхность.
Король вновь оказался в старой беседке в которую, одним прекрасным днём, вошёл вместе с тестем.
Была глубокая ночь. На тёмном небе светила щербатая луна в компании тонких, как молочная пенка, тучек, мигали бесконечно далёкие звёзды. Лёгкий ночной ветерок бодрил и освежал, после затхлых подвалов тайной тюрьмы он был особенно приятен. У Многоземельно Величества было такое чувство, будто он провёл в застенках не два дня, а два года.
Очаровывая, пел соловей и светлячки рисовали созвездия под сенью деревьев.
Невдалеке, что — то пощёлкивало. Пять — шесть лёгких щелчков, перерыв, и по — новой.
— Это что такое? — прислушиваясь, спросил Король.
— Фейерверк, — сказал капюшоноголовый — в вашу честь.
Конвоиры повели приговорённых по аллее и вывели их на протоптанную тропу, которая вывела на широкую поляну.
На поляне, в темноте урчал экскаватор, светя себе фарами. Возле техники, мелькая в свете фар, крутилась небольшая, щуплая фигурка с маленькой острой коронкой, сбитой на бок. Король Многоземельный, сразу, признал родного тестя, и пошёл, прямо, на него, при чём сделал это так естественно и свободно, что конвоиры, даже, не среагировали.