Перемещаться в кромешной, нащупывая преграды собственной головой, показалось Королю не лучшей перспективой и, тут, он вспомнил про хрусталик, который, едва упав, успел сунуть в защёчный мешок. Вытащив его, Король подивился, что свет исходивщий из хрусталика не обжигал его подобно электрическому, а, даже, наоборот, будто унимал боль в ноющем теле. Его Величество заметил, что волшебный свет и здесь проявил невидимые безоружному глазу подробности. Весь пол был заляпан тёмно — кровавыми пятнами запёкшейся крови, а на стенах высветились чёрные человеческие силуэты, застывшие в неестественных позах, с воздетыми руками, словно, в попытке защититься.

Король, хрипя и, тихо ругаясь, с невероятными усилиями, смог закатиться на нары и почувствовал, что ему в бок упёрлось что — то холодное. Протянув руку, он нащупал округлый предмет и, вытащив его на свет, разглядел пожелтевший человеческий череп с пробитой лобной костью.

— Пшёл вон! — Король хотел закинуть черепушку подальше, в угол, но распухшие пальцы не смогли удержать его и костяшка выскользнула из них, ударив Величество по носу, и только потом, издевательски щёлкнув, скатилась с нар и притаилась на полу.

Его Величество лежал, стараясь не шевелится и, почти, не дыша, потому что, сейчас, когда стресс прошёл и адреналиновый угар спал, только сейчас, боль во всём теле стала чувствоваться по — настоящему, болели, даже пальцы на ногах и ныл кончик носа по которому капюшоноголовый, таки, изловчился попасть носком подкованного сапога. Даже думать было тяжко. Королю захотелось поохать, пожаловаться на судьбу, но издавать, даже, лишний звук в данном заведении было опасно, а жаловаться было всё — равно некому.

Эх, вспомнилась ему супруга, где она есть, когда так нужна? Ей бы можно было излить страдания израненной души и тела, а потом обругать и обвинить её во всём, это помогало, раньше…

Нары были жёсткие, сырые, со множеством заусенец, монарх никак не мог улечься, ему везде давило нестерпимо, большой мягкий животик категорически отторгал неотёсанные доски, из которых был сбит лежак, а лечь на спину, из — за побоев, Его Величество не мог и, только, бессильно ругался себе в бороду.

Ещё утром он нежился на широкой постели утопая в мехах, кушал изысканный завтрак и давал лакеям пощёчины и, вдруг, ни пойми с чего — такие перемены! Последний раз в таких условиях Его Величество мог вспомнить себя не иначе, как в суровые годы своей юности, в бытность Принцем Малоземельным, когда он поклялся добиться всего, что бы никогда больше не жить, как под отчим кровом, и он, трудом и самоотдачей, достиг цели, ему всё удалось, но увы, подвела прирождённая доброта — пригрел змею возле сердца! Родная жена принесла несчастье! Эх, нужно было вовремя развестись! Да всё надеялся с ейного папашки, ещё, выгоды поиметь. Вот и дождался! Королю, уже, начинало казаться, что его тесть, вообще, нацелился не давать денег! Иначе, как понимать эти его фокусы? Ишь чего удумал старый безумец!

Тяжёлые думы терзали Короля, но не они одни, от полученных побоев у него поднялся жар, Величество заметался в полубреду. В каждом углу камеры ему мерещился хитрозадый тесть, с мешком золота перекинутым через плечо.

— Отдай! Отдай деньги! — шептал пересохшими губами Король Многоземельный.

Но тесть и не думал выполнять справедливое требование, а, вместо этого, показав зятю длинный фиолетовый язык, испарился.

Но ненадолго.

Обнаглевший тесть материализовался на верхних нарах, аккурат, над Королём Многоземельным, свесил вниз голову и принялся корчить зятю рожи.

— Скупердяй! — обозвал его Король Многоземельный.

Тесть в ответ показал ему жирный кукишь, а потом, с целью изощрённого издевательства, вынул из мешка монетку и принялся крутить ею у зятя перед носом. Король Многоземельный, даже, почувствовал запах золота.

— Отдай мои деньги! — едва не плакал он — Они мои! Ты мне должен! Башляй, старая скотина!

В ответ король — тесть, только, гаденько хихикал, да крутил золотым меж крючковатых пальцев.

Многоземельное Величество собрал все силы и, быстрым, как движение кобры, броском, вытянул правую руку, пытаясь схватить вожделенную монету. Он, уже, успел почувствовать пламенный обжигающий холод настоящего золота, но тут, издав неприличный звук, король — тесть исчез.

— А ну хрен с тобой! — выругался Король Многоземельный — Всё одно я до тебя доберусь, никуда не денешься, скаредный мерзавец!

Но, на самом деле, несмотря на боевую риторику, с исчезновением тестя, у Короля Многоземельного отлегло от сердца. Было что — то пугающее в его появлении в этой камере.

Король выдохнул и зажмурил глаза, пытаясь забыться сном, но этому мешали несмолкавшие крики, раздававшиеся, по всей видимости, из соседней камеры с лева, и, как — будто этого было мало, к нему прибавились и душераздерающие вопли из камеры справа.

— Бардак развели, — проворчал Король Многоземельный — разве можно позволять пытуемым так орать без разрешения?

Его Величество прижал одно ухо к доске, а второе он зажал ладонью, что бы, хоть частично, убавить громкость проникавших в черепную коробку, звуков.

И, вдруг, на тебе!

На соседних нарах, во всей красе растянулся король — тесть, он повернул голову к зятю и в глазах его вспыхнул красный дьявольский огонёк. Он вытащил из — за спины мешок и вывалил на себя всё его содержимое.

Золотые монеты жёлтым барханом накрыли щупленькое тельце короля — тестя. Он забарахтался, выбираясь из — под груды золота, как личнинка из кокона, а очутившись поверх драгоценного металла, раскинул руки и ноги, запрокинул голову, будто плыл на спине.

— Фигляр! — бросил оскорбление тестю Король Многоземельный.

Но у того и на секунду не проснулась совесть, напротив, теперь он, перевернувшись на живот, притворялся, будто, плывёт кролем.

— Отдай деньги! — взмолился Король Многоземельный — Зачем тебе столько? Что ты с ними делать будешь? Оставь себе пару монет — тебе хватит! Отдай, по — хорошему прошу, это мои богатства!

Король — тесть замер, поглядел в глаза зятю, его тонкие бескровные губы расплылись в улыбке от уха до уха и он произнёс, глухим, потусторонним голосом:

— Какие деньги? Откуда? Я, что, по — твоему, в золоте купаюсь? Это всё наветы! Это клевета! Враги родины сплетни распускают! — сказав это, король — тесть начал погружаться в монеты, пока на поверхности золотой кучи не осталась одна его рука, которой он, издеваясь, изображал перископ, глядящий на зятя.

Король Многоземельный, только, стискивал зубы от ярости.

Рука короля — тестя, резко, превратилась из перископа в неприличный жест и исчезла под грудой монет, а потом и сами монеты, как дрессированнные, полезли обратно в мешок, а тот втягивал их, подобно пылесосу, пока, все они, до последней, не оказались в его ненасытном чреве.

Вот он лежит, распухший от поглощённого золота, на самом краю нар, кажется, стоит лишь, протянуть руку и он твой. Как тут удержаться? Не удержался и Король Многоземельный, протянул руку через узкий проход между нарами, и вот его толстые пальцы, уже готовились вцепиться в округлый бок из грубой пеньки, под которым так соблазнительно выпирали кругляшки монет, но, когда, ладонь, почти, лягла на желанную добычу, из — за мешка выскочил король — тесть и с рычанием клацнул длинными острыми зубами, которые были так же желты как и золото.

Многоземельное Величество отдёрнул руку, от неожиданности пульс его подпрыгнул так, что в висках застучало, он поднёс руку к глазам, что бы убедиться — не отцапал ли чего ему безумный тесть, но, увы, он ничего не мог разглядеть. И, только, теперь он понял, что в камере царит такой мрак, что ни зги не видно! Как же тогда он мог разглядеть алчного тестя? Как это возможно? И он бросил быстрый взгляд на соседние нары, с которых, ещё, секунду назад, его дурачил тесть, но, снова, ничего не увидел — абсолютная тьма.

— Может мне это всё показалось? — задумался Король Многоземельный — Да и как бы тесть сюда попал? Дверь не открывалась — это точно. Значит померещилось, от недоедания…