― Была однажды, ― произнесла Китти, скрещивая руки на груди и отворачиваясь.

― Что случилось? ― спросил Ричард.

― Я ее потеряла, ― тихо сказала Китти.

― Что ты подразумеваешь под «потеряла»? ― морщась, он медленно подвинулся на стуле; спина или суставы явно причиняли ему боль.

Китти промолчала. В конечном счете, она вернулась обратно к стулу, сложила пальто и бросила его на пол рядом с сумкой. Затем, вздохнув, села.

― Ты прав, я устала. Может, стало бы легче, если бы, черт возьми, я смогла выспаться. Темазепам [22] , что ты прописал, усыпляет, но два или три часа спустя я просыпаюсь. Этого достаточно, чтобы свести с ума любого.

― И что тебя будит? ― поинтересовался Ричард.

Китти посмотрела на черную кошку, гонящую по лужайке белку, которая запрыгнула вверх на огромный платан.

Ричард не собирался сдаваться.

― Это периодически повторяющийся сон? Или, может, ночной кошмар?

Китти изучала браслет на запястье, крутя и поворачивая в пальцах каждый брелок.

― Я бегу по туннелю, через который сбежала она, но никогда не могу добраться до света в конце. Я бегу и бегу, но он не приближается.

― Твоя сестра? Туннель, через который сбежала твоя сестра? ― спросил Ричард.

Китти кивнула.

― Сны ― это нерешенные вопросы, действующие в твоем мозгу сами по себе, пока ты спишь. Они будут повторяться, пока ты не сумеешь понять, что они пытаются сказать тебе, ― мужчина осторожно посмотрел на Китти.

― Я никогда не спрашивала отца, почему умерла моя сестра. Она была жива, когда я пошла за помощью, ― тихо проговорила Китти. Она чувствовала, как пересыхает у нее во рту. ― Я узнала, что ему солгали, и он поступил так же. ― Она снова начала ковырять кожу вокруг ногтей, вызывая кровь и вздрагивая от боли.

― Кто ему солгал? Что, по-твоему, с ней случилось? ― спросил Ричард.

― Думаю, они нашли ее и наказали за побег, ― Китти в первый раз взглянула ему в глаза.

― Побег откуда? ― Ричард медленно разогнул ноги и наклонился к ней. ― Она была в каком-то учреждении?

Китти почувствовала, как напрягся каждый мускул в ее теле.

― Она жила в месте, носящем имя Святой Маргарет. Это был дом матери и ребенка в Суссексе.

Ричард пристально посмотрел на нее. Краски схлынули с его лица, а рука, лежащая на колене, побелела, так сильно он сжал ее.

― Они совершили ошибку, ― продолжала Китти. ― Они не знали, что она отыскала меня, когда я вышла из церкви. Я была одна, без родителей. Она подала мне знак с кладбища. Они знали о ее побеге, но не знали, что она нашла меня и что я побежала за помощью. ― Женщина замолчала и посмотрела на Ричарда, который дышал очень медленно и глубоко.

― Сколько тебе было лет, когда все это случилось, Китти? ― спросил он наконец.

― Восемь. Мне было всего восемь, ― она посмотрела на дрожащие руки Ричарда.

― Ты меня извинишь? ― спросил он, испустив приглушенный стон, медленно поднимаясь со стула. Он слегка пошатывался, направляясь к двери.

― Ты в порядке, Ричард? ― поинтересовалась Китти.

― Да, просто устал от поездки. Я всего на минутку.

Китти взглянула на часы. Оставалось полчаса.

Спустя пару минут Ричард вернулся в комнату со стаканом воды в руке.

― Пожалуйста, прости, что вот так ушел. Обычно я никогда не бросаю пациентов. В последнее время мне пришлось нелегко. Давай вернемся к тому, о чем мы говорили. Почему в тот день ты пошла в церковь одна?

Китти встала и подошла к книжному шкафу, сняла с одной из полок снежный шар и встряхнула его. На крошечную деревню внутри начал падать снег.

― Мой отец весь день был в больнице. Я знала, что мама серьезно больна. Я всю жизнь ходила в церковь по воскресеньям. Если отец работал, мы с мамой могли поехать на автобусе. Я знала, какой это автобус, и знала, что делать. Я весь день провела в одиночестве, слоняясь по дому, думая о маме в больнице, отчаянно желая выйти, сделать хоть что-то, что угодно, чтобы помочь. Я пропустила утреннюю службу, но знала, что была также и дневная, потому что мама иногда на нее ходила.

Китти вернулась к стулу и села, положив шарик на колени. Снег теперь успокоился. Она представила себя внутри ― ей восемь, и она стоит возле церкви в своем лучшем красном пальто.

― В тот день я едва не осталась дома. Решение пойти изменило всю мою жизнь. Я только хотела помолиться, чтобы Господь спас маму. Никогда не забуду, как было холодно. Лед хрустел под ногами громче, чем церковные колокола. ― Китти посмотрела на Ричарда. Ее мысли рванулись назад, к автобусу, что катился по обледеневшей сельской дорожке в Восточном Суссексе, в первый раз в жизни сводя ее с сестрой. 

Воскресенье, 15 февраля, 1959

Китти нервно теребила пуговицы на новом красном шерстяном пальто, пока автобус прокладывал путь по извивающимся дорожкам к деревне Престон. Обледеневшие изгороди вдоль дороги ограждали покрытые пятнами снега поля. Она села в автобус одна, передав мелочь, которую взяла с прикроватной тумбочки отца, и заняла место возле окна. Потом к ней присоединилась старушка, которую она иногда видела в церкви. Ее дыхание затуманивало стекло, и время от времени девочка протирала его руками в черных шерстяных перчатках. Когда она смотрела в окно, то видела монахинь, ― рассеянных по полям, заглядывающих за изгороди, склонившихся над канавами. Их дыхание в морозном воздухе создавало облачка пара.

Она взглянула на женщину рядом с собой. Аккуратно одета, волосы собраны сзади в пучок. Китти решила, ― чтобы заставить их так лежать, была сделана не одна попытка. К толстому коричневому пальто была приколота черная стеклянная брошь. По мнению Китти, пальто выглядело так, словно было сделано из ковра. Автобус с трудом пробирался по ледяной дороге, и старушку подбросило на сиденье. Но она по-прежнему смотрела прямо вперед, лишь крепче сжала сумочку на коленях. Китти очень хотелось спросить ее, что же искали монахини в полях, но женщина ни разу не взглянула на нее с тех пор, как они вместе сели в автобус, а челюсть была так крепко сжата, словно у нее не было желания разговаривать.

Китти с силой прикусила губу, когда они остановились на перекрестке. Взгляд ее зацепился за дорожный указатель впереди с надписью: «Престонское шоссе». Они свернули на него, миновав глубокую тень престонского поместья, и направились к южным холмам, где на горизонте виднелся викторианский особняк. Сколько она себя помнила, четырехэтажное здание с двумя фасадами покоряло ее. Издалека оно напоминало ей заброшенный кукольный домик, пылящийся на старом чердаке. По десять скучных окон на каждом этаже, в них никогда не было света. Бежевый фасад с ползущим вверх плющом. Когда они подъехали ближе, его безликие цвета сменились оттенками серого, а углы загрубели. Огромные распятия возвышались над каждым крылом дома, а башенки напомнили Китти историю плененной Рапунцель[23], которую отец иногда ей читал.

Дорожку из гравия, ведущую к дому, окружал лес, и, медленно проехав по ней, они достигли поляны, где остановился автобус. Двери с шипением открылись, и молодая женщина с чемоданом в руке с трудом протиснулась по проходу. Ее огромный округлившийся живот прижимался к чемодану, и когда она волочила его вниз по ступенькам автобуса, Китти услышала, как старушка рядом с ней неодобрительно заворчала.

В тени деревьев, одетый в черное с головы до пят, за исключением белого воротничка на шее, стоял Отец Бенджамин. Китти знала его как священника из престонской церкви. Присмотревшись, она заметила нескольких девушек, бродящих взад-вперед по канаве, огибающей внешнюю кромку леса. Они были одеты в коричневые робы, а рядом стояли две монахини в полном облачении. Китти внимательно изучала ближайшую к ней девушку. Ее волосы были короткими, как у мальчика, а кожа такой же серой, как заснеженная земля.