Среда, 3 апреля, 1957

Айви подняла взгляд от пресса для простыней. В дверях стояла девочка, которую она уже видела несколько недель назад. Тогда Айви какое-то время наблюдала, как та, встав на скамейку для ног, с трудом пыталась дотянуться до раковины. Маленькая, хрупкая фигурка, спутанные черные волосы и кожа желтоватого оттенка, которая, казалось, никогда не видела солнца. Айви решила, что малышке не больше семи. Затем, несколько дней спустя, девочка исчезла. Айви понятия не имела, куда; может, в счастливую семью, о чем она часто молилась по ночам. И вот, несколько недель спустя, девочка появилась снова. И выглядела даже бледнее, чем прежде.

Теперь она широко раскрытыми глазами оглядывала комнату, крепко стиснув перед собой маленькие ручки. Коричневая роба висела на худощавом тельце, словно шатер, из-под нее виднелись лишь крошечные лодыжки и узкие ноги в открытых сандалиях.

Айви наблюдала, как Матушка Карлин о чем-то говорила с Сестрой Фейт, опустив взгляд, когда монахиня ткнула пальцем в ее направлении. Она заставила себя сосредоточиться на работе, протаскивая вместе с Патрисией через пресс тяжелые раскаленные простыни, расправляя их, складывая, подготавливая для отправки в сушильную комнату. Когда рядом появилась Матушка Карлин, Айви почувствовала, как напряглось ее тело. Ощущая на себе оценивающий взгляд настоятельницы, девушка чувствовала, как деревенеют, теряя привычную ловкость, пальцы, а шипение прессов все больше напоминает змеиное.

— Мэри. — Дыхание Матушки Карлин коснулось ее шеи.

— Да, Сестра, — проговорила она, прекратив свое занятие.

— Приставь это дитя к работе. Она может возить простыни в сушильную комнату, чтобы вам не приходилось тратить на это время и бросать работу здесь. А по вечерам пусть спускается в гладильную комнату, чтобы принять и разделить выстиранное. Пусть Сестра Эндрюс вас отведет.

— Да, Сестра, — снова сказала Айви, заметив, что малышка подошла к ней ближе, инстинктивно отодвинувшись от Матушки Карлин.

— В ней сидит дьявол. — Лицо Матушки Карлин скривилось, словно она съела что-то горькое. — Если не сможешь приструнить ее, я найду того, кто сможет. Сейчас же принимайся за работу, — бросила она девочке, которая испуганно кивнула.

Айви с болью осознала, что все это время Патрисии пришлось мучиться одной. Когда Матушка Карлин ушла, она быстро повернулась, подхватив огромную простынь прежде, чем та коснулась пола. Случись подобное, и побоев им не избежать. И непроизвольно вскрикнула, сжав зубы, когда раскаленный хлопок, обжигая, коснулся кожи.

Девочка взглянула на нее и потянулась, чтобы помочь, сдвинув простыню с руки Айви. Та благодарно кивнула, и малышка едва заметно улыбнулась уголком рта.

Она пристально смотрела, как Айви и Патрисия складывали влажные простыни, добавляя их к груде таких же, уже лежащих на дощатом столе. Айви бросила взгляд на Сестру Фейт, которая что-то штопала, потом взглянула на девочку. Несмотря на явную запущенность, малышка была красива. Темно-карие глаза, опушенные длинными ресницами, смотрели так пристально, что порой казалось, будто девочка затерялась в своих мыслях. В ней чувствовалась внутренняя сила. Расправив плечи, выпрямив спину, высоко подняв голову, она так внимательно наблюдала за каждым движением Айви, будто бы от этого зависела ее жизнь.

Сама же Айви пыталась сосредоточиться на работе, но в голове ее крутилось множество вопросов. Почему девочка оказалась здесь? Очередной ребенок, рожденный в стенах обители? Бродяжка, подобранная на улице? Малышка чистотой не отличалась; застарелая грязь въелась под ногти, проникла в складки кожи на сгибе локтей. Костлявые ручонки были все в синяках, а из-под забранных рукавов коричневой робы торчали пожелтевшие бинты, покрытые пятнышками засохшей крови. Они напомнили Айви воробьиные яйца, которые отец порой находил в гнезде на дубе, что рос во дворе дома.

У Айви кружилась голова от возложенной ответственности. Работа в прачечной была достаточно тяжела и для двадцатилетней женщины, не говоря уж о ребенке. Рабочий день начинался в шесть утра и заканчивался в восемь вечера. И два коротких перерыва на еду. Но пища была такой скудной, что после нее живот начинал урчать еще сильнее. Айви знала, что самой юной девушке, которая здесь работала, исполнилось четырнадцать, и дни той, в основном, состояли из постоянной борьбы с тяжелыми механизмами, сильной жары и бесконечных повторов изнуряющих действий. И не понимала, как сможет справиться с работой это хрупкое создание.

Айви, протянув руку, нажала на кнопку, выключая пресс. И принялась вместе с Патрисией грузить простыни на стоящую рядом тележку. Девушка пыталась понять, как же сделать так, чтобы эта работа оказалась по силам малышке. Ей самой с трудом удавалось протащить тележку через прачечную и дальше по коридору к сушильной комнате, не ударившись обо что-то или не опрокинув ее. Тележка была старой, а от веса простыней еще и тяжелой, с большими, неуклюжими колесами и грубой, выщербленной ручкой. В комнате, находящейся в конце длинного коридора, каждую мокрую простыню нужно было осторожно переложить на сушильные рельсы, а затем поднять к потолку всю платформу. Айви посмотрела на худенькую девочку, понимая, что той придется нелегко. Но если малышка проявит достаточно ловкости, то, может, все и получится.

Айви толкнула тележку, сделав девочке знак следовать за собой. Та мгновенно оказалась рядом. Пока тележка, скрипя и громыхая, катилась по комнате, мимо десятков девушек, в молчании работавших у раковин, малышка пристально наблюдала, запоминая, как Айви постоянно поправляет и выравнивает ее, заставляя двигаться прямо. Когда они добрались до двери, Сестра Фейт повернулась к Сестре Эндрюс и протянула той связку ключей.

— Поторопись! — рявкнула Сестра Эндрюс, когда Айви повернула ручку и вытолкнула тяжелую тележку в коридор.

Она повторила движение, чтобы убедиться, что девочка запомнила. Здесь нужна была сноровка. И обе понимали, что, если девочка сделает что-то не так, ее накажут. Малышка, казалось, читала мысли Айви. А та умоляла взглядом: «Смотри внимательно!», и девочка кивала в знак того, что поняла.

Сестра Эндрюс двинулась впереди них по коридору к сушильной комнате, открыла тяжелым железным ключом дверь и встала у выхода. Расшатанная тележка, стуча, катилась по черно-белой плитке, ржавые колеса громко стонали от напряжения. Никто не произнес ни звука. Айви двигалась быстро, но осторожно, чтобы не врезаться в стену. Добравшись до сушильной комнаты, она еще раз показала, как повернуть тележку, потом отодвинулась и отдала ручку девочке, чтобы та попробовала. Поначалу, когда Айви только начинала возить тележку, ей редко удавалось повернуть ее с первой попытки. Малышка справилась со второго раза, и, вцепившись в ручку обеими руками, провезла простыни через порог во влажную комнату сушки. Как только Айви с девочкой оказались внутри, Сестра Эндрюс вышла обратно в коридор и, со стуком захлопнув дверь, заперла их внутри.

Айви взглянула наверх. С двенадцати потолочных вешалок свисали сотни простыней, паря в воздухе, словно призраки на метлах. Она быстро прошла в угол комнаты, где оставалась последняя пустая вешалка. Отцепила шнур от крюка, и, быстро перебирая руками по веревке, спустила ее вниз. Затем взяла с тележки одну из простыней. Оказавшись впервые без посторонних глаз, Айви опустилась на корточки и заговорила с малышкой.

— Их нужно складывать ровно, иначе будут такие складки, что даже глажка не поможет. И работать следует быстро, — проговорила она, раскладывая простыню на вешалке. — Мы довольно быстро складываем столько простыней, чтобы заполнить тележку. И нужно, чтобы ты вернулась вовремя, чтобы их забрать.

Девочка кивнула, но промолчала. И начала помогать Айви, одну за другой стаскивая влажные простыни с тележки и расправляя их поверх деревянных прутов вешалки. Айви наблюдала за ее работой. Руки малышки двигались быстро, и она внимательно следила за Айви, чтобы увериться, что все делает правильно. Несколько раз девушка открывала рот, чтобы задать один из множества мучивших ее вопросов, но всегда одергивала себя, не желая лишний раз расстраивать малышку. Наконец, она все же решилась задать один, безопасный.