Когда ужин был подан, Китти прошлась между столиков, приветствуя по пути гостей, раздавая комплименты их внешности и заводя разговор о малоизвестных достижениях, что было ее специальностью.

Когда она добралась до своего места, то почувствовала, как жужжит телефон в кармане куртки. Рэйчел прислала сообщение, что будет через пять минут с ее платьем. Китти быстро набрала ответ:

«Не беспокойся о платье, милая, уже все в порядке. Должно быть, ты устала. Езжай домой. Доброй ночи. Хх»

Суббота, 4 февраля, 2017

Лифт снова был сломан. Сэм взбежала по лестнице жилого дома в пригороде Уайтхок[14] , перепрыгивая через ступеньку, и вошла в квартиру бабушки, где они с Эммой укрылись после бури, разразившейся во время очередной ссоры с Беном пару месяцев назад.

― Бабушка? ― прошептала Сэм, пытаясь выровнять дыхание после быстрого подъема.

Ответа не было. Она прокралась по мягкому коричневому ковру в гостиную, где горел газовый камин. Бабушка спала в кресле-качалке, а Эмма свернулась под одеялом на диване. Свет был приглушен, и знакомый запах выпечки тотчас заставил девушку почувствовать себя дома. Вся стена была увешана фотографиями, они стояли даже на подоконнике. Бабушка с дедушкой в турпоходах, Эмма голышом и Эмма, строящая с дедом песочные замки. Однако на большинстве смущающих фотографий была изображена сама Сэм ― юная, чем-то похожая на беззубого Мика Хакнелла [15]  с острыми коленками.

Пока она осторожно пробиралась среди книжек с кроссвордами и газет, позабытых чашек с холодным чаем, цветных карандашей и недоеденных пирожков с рисом, ее взгляд упал на написанное от руки письмо, лежащее на полу рядом со свисающей бабушкиной рукой, ― будто бы она уснула, читая его.

Что-то в косом выцветшем почерке и старой кремовой бумаге сразу привлекло ее внимание, но, когда она склонилась ближе, чтобы прочитать его, бабушка открыла глаза и улыбнулась. Сэм улыбнулась ей в ответ, позабавленная тем, что одни очки сидели у бабушки на носу, а другие покоились в седых волосах.

― Привет, милая, как ты? ― сонно спросила бабушка, и в уголках ее добрых голубых глаз появились морщинки.

При виде двух своих любимых девочек Сэм почувствовала, как ее накрывает волной спокойствия. Бабушка, как обычно, выглядела великолепно в сиреневом платье и белом кардигане, который связала сама во время бесконечных повторов «Пуаро» [16]. Ее волосы были собраны на макушке, и, несмотря на холодный февральский день, румянец играл на морщинистых щеках. А сияющая улыбка скрывала, что ей пришлось тащиться под ледяным дождем, опираясь на больное бедро, чтобы забрать уставшую четырехлетнюю девочку, а потом кормить, развлекать ее и укладывать спать. Сэм внезапно почувствовала прилив раздражения к Бену.

― Бабуль, надо было мне сказать, что лифт опять не работает. Я бы, по крайней мере, зашла за продуктами и принесла их домой. ― Сэм поцеловала обеих в лоб.

― Все в порядке, милая, мы хорошо провели время. Эмма помогла мне подняться по лестнице. Она такая хорошая девочка, Сэмми; в самом деле, это ваша с Беном заслуга.

― Прости, что Бен повесил ее на тебя. Мне это не нравится.

― У него было собеседование, ― сообщила бабушка, нежно глядя на Эмму.

― В субботу? ― нахмурилась Сэм.

Бабушка пожала плечами.

― Он сказал что-то о сети ресторанов. Тебе бы порадоваться за него.

Сэм покачала головой.

― Я просто не знаю, что с нами будет дальше… Найдется чашка чаю? ― бабушка кивнула, и Сэм направилась в кухню. ― Она нормально заснула? ― поинтересовалась оттуда.

― В конечном счете. Хотя, боюсь, было уже довольно поздно. Она хотела подождать тебя. Я пыталась убедить ее пойти в кровать, но она уснула здесь. Ты, должно быть, устала, милая.

Сэм вернулась с двумя кружками, которые поставила на кофейный столик.

― Я раздобыла эксклюзивный материал для одного из национальных изданий, так что, полагаю, оно того стоило. ― Она опустилась на диван рядом с Эммой, коснувшись рукой ее спины, которая поднималась и опадала в такт ровному дыханию ребенка.

― Так держать, милая. Это означает, что, наконец-то, твое имя выйдет в свет? ― бабушка подвинулась на стуле.

― Нет, авторство принадлежит самому изданию, но все это поможет мне составить портфолио. Не думаю, что ты пропустила хоть слово из того, что я написала, ― Сэм взглянула на стопки газет вокруг.

― Конечно, нет, ― подтвердила бабушка. ― Я невероятно горжусь тобой, моя милая.

― Рада, что хоть кого-то это волнует. Бен так часто обижает меня, что едва ли следит за этим, ― Сэм сделала глоток чая.

― Все будет хорошо. Молодым женщинам тяжело справляться со всем сразу. Похоже, такова участь вашего поколения. И тебе просто досталась большая куча дымящегося дерьма.

Сэм издала смешок, из тех, что так нравились Бену, и тут же прикрыла рот рукой, чтобы не разбудить Эмму.

― Как бы то ни было… ― она потянулась к своей сумке и достала маленький сверток и огромную коробку шоколада для бабушки. ― С днем рождения, бабуль.

― Ох, непослушная девчонка, что же ты творишь? ― шутливо рассмеялась бабушка, вынимая прелестный серебряный браслет с цифрой 60 и инициалами «С», «А» и «Э», свисающими с него рядом с маленьким серебряным чайничком и бабочкой. Ее глаза повлажнели. ― Все, что я так люблю, ― прошептала она, посылая внучке воздушный поцелуй. ― Это прекрасно, милая, спасибо.

― Мне так жаль, что меня не было здесь в твой первый день рождения без дедушки. Обещаю, на следующей неделе приглашу тебя на ужин.

― Не глупи. Сейчас ты здесь, и со мной была Эмма. В любом случае, дедушка духовно был здесь. Знаешь, что я нашла сегодня?

― Что? ― Сэм потянулась за кусочком солодового хлеба.

― Эмма уронила игрушку рядом с нашей кроватью, и когда я поднимала ее, то обнаружила большую вмятину в стене.

Сэм нахмурилась.

― А мне так важно знать о большой вмятине в стене около вашей с дедушкой кровати?

Бабушка рассмеялась.

― Она появилась там потому, что дедушка обычно слушал радио в соседней комнате. Он включал его так громко, что я часто била тростью в стену спальни. ― Она ненадолго замолчала, чтобы успокоиться, а потом продолжила: ― После его смерти я привыкла включать радио на полную громкость. Так я могла сделать вид, что он все еще там. Кажется, что скучают только по-хорошему в человеке. Но нет, не хватает всего.

Сэм улыбнулась бабушке и послала ей воздушный поцелуй. Дедушка, умерший в 75 лет, был на пятнадцать лет старше бабушки. В один судьбоносный дождливый воскресный полдень осенью 1980 она бродила по его антикварному магазину, и это была любовь с первого взгляда. Он сбил ее с ног, и вскоре они стали неразлучны, поженившись в брайтонском загсе всего год спустя. Всю жизнь дед был опорой для бабушки, особенно когда они получили звонок из социальной службы с сообщением, что Кристина, единственная дочь бабушки, от которой она отдалилась, умерла, и что у нее есть двенадцатилетняя внучка, которую они никогда не видели. Дедушка обнимал Сэм, словно она была ему родной. Они втроем счастливо обитали в своем воздушном пузыре, пока тринадцать лет спустя он не лопнул ― у дедушки обнаружился неоперабельный рак легких.

Бабушка вытерла глаза носовым платком деда.

― Что это? ― спросила Сэм, указав на письмо на полу. ― Похоже, ты читала его до того, как я пришла домой.

Бабушка посмотрела вниз. Казалось, она слегка помедлила, прежде, чем поднять исписанные страницы.

― Это письмо, милая.

― От кого?

― Не знаю. Я нашла его в документах дедушки. ― Она съежилась на стуле.

― Любопытно. Могу я на него взглянуть? ― спросила Сэм.

Бабушка колебалась, глядя на листы бумаги в своей руке, потом протянула их Сэм.