Внезапно, без какого-либо предупреждения, рот Хелены наполнился жидкостью, и ее начало рвать. Она всхлипнула, масса потекла вниз по груди, горло обожгло кислотой.

С трудом подняв руку, чтобы вытереть рот, Хелена молилась, чтобы в коридоре раздались чьи-либо шаги. Но все было тихо; лишь сердце колотилось в груди. Она посмотрела на засевшую в руке толстую иголку. Самой ее не вытащить. Хелена оказалась в ловушке.

Борясь со второй волной тошноты, она снова услышала снизу, из родильного отделения, слабый детский плач. Она часто слышала, как дети плакали по ночам. Иногда сквозь пол проникали стоны рожениц, с течением времени становясь все громче. Потом, наконец, наступала тишина, вскоре сменявшаяся криком новорожденного.

Для большинства это был сладчайший из звуков, но для Хелены — словно скрежет ногтей по классной доске. Невольное напоминание о сотнях девушек с пепельными лицами, стучащихся в дверь кабинета Матушки Карлин. Молча наблюдавшие, как ручка в ее руке скользит по тексту договора, окончательно решавшего судьбы их детей. А потом ей приходилось произносить заученную речь о том, что все делается к лучшему. Самые чувствительные подписывали сразу. Другие боролись дольше. Но, в конце концов, благодаря силе убеждения Матушки Карлин, соглашались все.

Хелена даже представить не могла, насколько было бы мучительно отказаться от ребенка. Она достаточно остро переживала уже то, что не могла сама выносить дитя. А девушки продолжали приходить, все более юные, бледные и хрупкие. Хелена много раз пыталась остановиться, поручить это дело кому-то другому, но Отец Бенджамин настаивал на ее участии. Он говорил, что у нее к девушкам особый подход, что ей они верили. Она же была молодым юристом-стажером в мире мужчин, и не хотела вылететь со своей первой работы.

Внезапно Хелена услышала, как в замке повернулся ключ. Она понятия не имела, почему заперли дверь. Возможно, про нее просто забыли, а сейчас пришла уборщица. Не важно, почему ее бросили; самое главное, что нашли. Когда дверь, скрипнув, открылась, и свет из коридора осветил комнату, Хелена почувствовала волну огромного облегчения. Поскольку кровать стояла к двери изголовьем, она не видела вошедшего, лишь слышала шаги.

— Эй! — прохрипела она, засохшая рвота разъедала краешки губ.

Ей не ответили. Хелена слышала, как стучат по полу ботинки, ждала, что кто-то появится возле кровати и позаботится о ней.

— Эй! — Она повысила голос, но могла лишь шептать. — Пожалуйста, ответьте. Ради Бога, помогите мне.

И опять тишина в ответ. Вошедший замер неподвижно где-то позади.

— Что вы делаете? — умоляла Хелена. — Я не могу двигаться. Пожалуйста, помогите.

Она повернула голову, отчаянно пытаясь рассмотреть, кто еще находился в комнате, и почувствовала на шее теплое дыхание. Чья-то рука протянулась к прикроватной лампе и выключила ее. Комната сразу же погрузилась во тьму.

Внезапно Хелена почувствовала, как дернулась воткнутая в нее иголка, и по руке поползла острая боль. От неожиданности она резко выдохнула, с трудом приподняла другую руку, пытаясь понять, что же случилось. На глаза навернулись слезы, когда пальцы нащупали сместившуюся в фистуле иглу. Крепившая ее лента оторвалась.

В панике ощупывая руку неуклюжими, раздувшимися пальцами, Хелена изо всех сил пыталась затолкать иголку обратно. Но лишь выдвинула ее еще дальше. И беззвучно закричала в агонии, обдирая покрытую синяками кожу. По полу зашуршали ботинки, быстро распахнулась и вновь закрылась дверь. Хелена почувствовала, как по руке и распухшим пальцам заструилась жидкость, образуя под ладонью лужицу.

Кровь. Так много крови. Хелена изо всех сил зажала отверстие, где находилась фистула, но понимала, что та встроена прямиком в артерию, и кровотечение не остановить.

Крови становилось все больше. Теперь она сочилась по краю кровати и капала на пол. Хелена начала всхлипывать, умоляя хоть кого-нибудь помочь, но понимала, что ее слабый голос никогда не услышат в конце длинного коридора. Растерянная, почти лишившаяся сил, она потянулась к кнопке вызова, но рука казалась очень тяжелой и едва слушалась. В отчаянии она толкнула прикроватную лампу, надеясь, что та, ударившись об пол, поднимет шум. Но лампа лишь свалилась на бок, катаясь туда-сюда на круглом основании. Теперь до нее было не дотянуться. Волнами поднималась тошнота. Хелену снова вырвало, на этот раз на край кровати, куда она сползла, неспособная дольше сдерживаться.

Уходили секунды. Вскоре комната начала кружиться. Перед мысленным взором Хелены возник Джордж. Вечер их первого свидания, ее желтое платье, танцы на пляже под звездами, расслабленность и нега в мягком свете летнего солнца. Она все еще чувствовала соленый морской воздух.

Хелена попыталась скатиться на пол, зная, что падение с кровати может ее убить, но надеясь, что вызванный шум привлечет чье-нибудь внимание. Но распухшие ноги были слишком тяжелыми. Всхлипывая и молясь, она старалась изо всех сил. Но вскоре у нее закружилась голова, и сил продолжать уже не осталось. Комната начала бесконтрольно вращаться, вновь и вновь, круг за кругом, и у Хелены возникло ощущение, что это никогда не кончится.

— Помоги мне, Джордж, — плакала она, цепляясь за промокшие простыни, молясь, чтобы там, с другой стороны, он ждал ее.

Острая боль начала подниматься по одному ее боку: по ноге, по руке, затем по лицу. Наползающий паралич. И больше она не могла двигаться.

И тогда Хелена закрыла глаза и слабо застонала, ожидая конца. Снова и снова она молила Господа о прощении.

Пожалуйста, Боже, прости меня.

Прости мне мои грехи.

Понедельник, 6 февраля 2017

Вдоль украшенных граффити стен коридора, мимо дверей, из-за которых доносились крики детей и звук орущего телевизора, Китти медленно направлялась к жилищу Аннабель Розы. Наконец, она добралась до квартиры 117 и, оглядевшись по сторонам, нажала на кнопку звонка.

Ответа не последовало. Китти сразу почувствовала приступ раздражения. Вздохнула, одернула пальто. Она обещала себе не нервничать. Прежде ей нужно услышать о происходящем из уст Аннабель. Сказывался недостаток сна, да и утро выдалось непростым. Нужно успокоиться. Китти вновь коснулась пальцем звонка. На этот раз изнутри послышалось движение.

— Минутку, — произнес знакомый голос.

Китти ждала, стиснув перед собой руки.

Дверь открыла улыбающаяся Аннабель. Но почти сразу в ее глазах мелькнуло узнавание, и выражение лица изменилось. Китти терпеливо ждала фальшивых любезностей, готовая в любой момент поставить ногу на порог, если Аннабель попытается захлопнуть дверь.

— Бог мой, Китти, я не знала… Ну, я не ждала твоего прихода, — проговорила Аннабель, медленно стирая фартуком с рук нечто, напоминавшее муку. Краска бросилась ей в лицо. — Столько времени прошло.

«Она выглядит просто ужасно», — подумала Китти.

Кожа Аннабель побледнела, а огромная одежда обтягивала жир, выступающий из каждой складки. Она выглядела лет на десять старше Китти, хотя на самом деле была на шесть младше. С их последней встречи, почти пятьдесят лет назад, Аннабель, похоже, поправилась на сорок фунтов. Скрепленные сзади сальные волосы открывали круглое, морщинистое лицо. Она стояла неуклюже, словно бедро или нога причиняли ей боль. Китти смотрела на Аннабель, и ярость вскипала в ней при мысли о ленивой, бесплодной жизни этой женщины. Почему Аннабель так мало заботило то, что случилось с ее собственной матерью? Почему Китти приходилось все исправлять? Она чувствовала, как пульсирует в ней гнев, готовый вырваться наружу.

— Может, пригласишь меня войти?

Аннабель выглянула в коридор, затем опустила взгляд на ногу Китти, застывшую в дверном проеме. Китти ждала, скрестив руки. Ее ярость усиливалась, сдавливая грудь. Ее всегда злила смущенная нерешительность Аннабель. Китти захотелось ее треснуть. Она подозревала, что Аннабель не обрадуется при виде нее. Однако внутри все еще тлело крошечное пламя надежды, что, несмотря на все случившееся, в сердце той еще жила любовь. И после разделенных на двоих секретов и всего, что Китти для нее сделала, их дружба может победить. Очевидно, что нет.