— Не дергай, — поучал его из-под сиденья Григорий, — сцепление спокойнее выжимай.
Елень с набитым ртом не мог ответить и только, опустив вниз руку, успокаивающе похлопал механика.
Дальше события развивались быстро; они дожевывали последние куски, когда трактор подвез их к воротам в высокой стене. Густлик затормозил и, не заглушая двигателя, сошел с трактора; посмотрел вверх, проверяя еще раз, нет ли кого на вышке. Взял термос и поставил его на край узкой полки. Затем решительно стукнул колотушкой один раз, немного погодя — еще три раза. С минуту подождал, хотел постучать снова, но тут засов заскрипел, и ставня отворилась. Показалась фигура немца, рука потянулась к термосу.
— Ну, давай наконец, — буркнул он.
Густлик отодвинул немного термос, чтобы труднее было достать. Солдат, потянувшись за термосом, наклонился и всунул голову в отверстие. Елень левой рукой притянул его за плечо к себе, а правой изо всех сил ударил кулаком по шее.
— Готов, — произнес он.
Кос подскочил сбоку и помог ему вытащить немца.
— Не пролезет, черт! Толстый очень, — шепнул Густлик.
— Отпустите его, — приказал Янек, ставя винтовку к стене. — Я попробую.
Немец скатился обратно, а Кос, сложив руки над головой, просунулся в отверстие. Елень схватил его за бедра и втиснул, как буханку в печь.
Кос упал на руки, сделал кульбит, окинул быстрым взглядом двор, зеленую клумбу с разноцветными анютиными глазками, плоский бункер, шлюз, противоположную стену. Взяв автомат оглушенного немца, Янек подскочил к воротам и рванул огромный висячий замок на толстых скобах. На счастье, соседняя с воротами калитка была закрыта только на засов. Достаточно было его отодвинуть, чтобы она без звука открылась. Во двор один за другим ворвались Густлик в немецком мундире, Саакашвили с саблей в руке и Томаш со своим топориком.
— Останься здесь, — приказал Кос Черешняку. — Отвечаешь головой, — добавил он, показывая на немца, лежащего без сознания.
Все это происходило здесь, у ворот, около будки часового, в тени, под аккомпанемент работающего на малых оборотах двигателя. Но, несмотря на это, наверху услышали шум, кто-то поднимался на вышку к пулемету. Чтобы увидеть, что делается под самой вышкой, немец перегнулся через поручни и, прикрыв глаза от лучей заходящего солнца, спросил:
— Вилли, зачем ты открыл ворота?
Кос молниеносно поднял автомат к плечу и, откинувшись назад, сделал почти вертикально только один выстрел. Немец дернулся, голова и плечи перевесили, и он начал сползать вниз.
Немец сползал все быстрее, но, прежде чем он оказался на земле, танкисты отскочили, и Кос скомандовал:
— Вперед! Еще четверо!
Они забежали за угол дома и прижались к стене. Саакашвили притаился под окном. Янек бросился в открытые двери, за ним Густлик.
В больших высоких сенях у стен стояли деревянные ящики, на толстых крюках лежали весла, в углу виднелись спасательный круг, свернутые канаты и две пары резиновых рыбацких сапог выше колен. В глубине винтовая лестница вела на второй этаж.
Кос толкнул дверь направо и вбежал в пустую комнату, в которой стояла одна табуретка и телефон на небольшом столике.
В это время из левой комнаты в сени вышел уже пожилой обер-лейтенант с противогазом, полевой сумкой и биноклем на груди. Он с удивлением посмотрел на Еленя и спросил, возмущенный выстрелом:
— Это ты стрелял?!
За его спиной в открытых дверях появились две головы в касках. С минуту все молчали, разглядывая странного солдата в немецком мундире, с лицом, вымазанным грязью. Вдруг обер-лейтенант принял строевую стойку. Густлик тоже встал по стойке «смирно» и покорно выслушал нотацию сапера.
— Здесь специальная подрывная команда. Ни один человек…
За спинами немцев появился Григорий со своей саблей в поднятой руке.
— Правого, — приказал ему Густлик.
— Вас?29
— Капуста и квас, — буркнул Елень, «угощая» офицера прикладом.
— Ваша, — заревел грузин, ударяя рукоятью сабли в прикрытый каской лоб немца справа.
Третий вывернулся, отскочил в сторону и скрылся в сенях направо. Густлик бросился за ним, но не успел и сильно ударился о захлопнувшуюся дверь.
Немец бросился к телефону, схватил трубку:
— Алло, говорит подрывная команда… «Хохвассер»… Подрывная команда…
Янек вернулся из дальней комнаты, подскочил и упер ствол автомата ему под ребра.
— У нас все в порядке, — подсказал он шепотом.
— У нас все в порядке, — послушно повторил тот, положил трубку и поднял вверх руки.
Всех троих пленных связали веревками, которых было достаточно в сенях, и посадили у стен под веслами. Обер-лейтенант понемногу начал приходить в себя, а тот, которого Саакашвили ударил рукоятью сабли, прикладывал связанные ладони ко лбу, на котором выросла здоровенная шишка цвета спелой сливы.
Елень и Саакашвили присели на ящиках. Кос встал у приоткрытых дверей и крутил в руках бинокль обер-лейтенанта, изредка поглядывая во двор. Немного посовещались.
— Бункер пустой? — спросил Кос.
— Я проверял, — кивнул головой Густлик.
— Одного не хватает. Может быть, их пятеро было?..
— Раз, два, три. — Елень подсчитал сначала автоматы, которые были у них в руках, а потом показал на оружие, лежащее на полу. — Один еще где-то должен быть.
— Гжесь, — приказал Янек, — найди этого последнего. Он без оружия и не уйдет незамеченным. Он где-то здесь, в доме. А мы приведем в порядок трактор, прежде чем начнут искать повара.
Саакашвили кивнул головой и с автоматом наизготовку, с саблей на ремне пошел на поиски немца.
Кос поддел штыком крышку одного из ящиков. Елень вскрыл другой.
— Где взрыватели? — спросил он пленных.
— Не надо. — Кос махнул рукой и показал внутрь ящика, в котором лежали мины разных калибров. — Обойдемся без взрывателей. У них не хватает взрывчатых материалов, берут что под руку попадется.
— Они все лучшее израсходовали в Варшаве. Но что они тут хотели взорвать? — Густлик поплевал на ладонь.
— Потом. Сначала кухня, — оборвал Кос и осторожно взял две мины.
Густлик еще раз проверил, хорошо ли связаны пленные, закрутил конец веревки на вбитый в стену крюк, который служил подпоркой для весел. Большой моток тонкого шнура он засунул в карман. Осторожно, без особых усилий взвалил себе на плечи ящик с минами и вышел вслед за Янеком.
Тем временем Томаш работал у ворот, чтобы не томиться в бездеятельном ожидании: убитого он подтащил к стене и уложил в дровяном сарайчике, где стояли лопаты, вилы, старые цветочные горшки и другой огородный инвентарь. Нашел большую банку с немецкими надписями, открыл ее и, понюхав, спрятал в карман: при прививке фруктовых дичков весьма необходимая вещь. Затем вышел во двор и, ткнув ногой немца, которого оглушил Густлик, решил про себя, что тот очнется не скоро.
Томаш посмотрел через калитку, не идет ли кто, на поле со сваленным стогом, под которым после дождя уже не видно было танка, — везде тихо и пустынно, только рядом неторопливо тарахтит трактор.
Вздохнув, он начал опустошать контейнеры полевой кухни. На вытянутую левую руку одну за другой уложил три буханки, прижав их подбородком.
— Вот так набрал, — неожиданно услышал он за спиной голос Густлика.
— Один черный, белого и в помине нету, — буркнул он, делая вид, что ему все безразлично.
— Неси в дом, а мы здесь сами, — приказал Кос.
— Давай быстрей, — поторапливал его Густлик, видя, что Томаш собирается что-то сказать. — Потом скажешь.
Оставшись вдвоем, они действовали быстро, без лишних слов. Сначала посадили и привязали к рулю трактора убитого на вышке немца, а потом принялись за мины.
Работа была рискованная, требовала выдержки и умения; неразорвавшаяся мина очень опасна: порой едва ее коснешься — и конец. А здесь трактор не только трясется, но то и дело вздрагивает, дергает прицеп и чуть дымящуюся кухню.
