Джон проковылял к концу. Оставил свои вещи и всунул энергетический пистолет в кобуру, фонарик всунул в ремни. Зунага решил подняться первым, и высокая лестница в фиолетовой слизи перешла на руки. Нома приготовился подниматься вслед и вскоре передавать вещи товарищу. До люка руки соскальзывали, но биолог преодолел трудности. С внутренней стороны люка расположилось две ручки. Джон потянул за первую – она засвистела – и прокрутил во весь оборот. Прозвучал щелчок. Исследователь сделал это и со второй ручкой. Первый исследователь вылез и оказался наверху, на воле. Джон взял все вещи, которые передавал ему покрасневший Нома: рюкзаки и оружие.

Наконец, выбрались они из канализации. След от мутанта, вставшего на их пути, оставался на одежде, а идущий спокойный снежок протирал костюм. Джон и Нома поддались мирной вьюге и развели руки. Снег таял и чистил костюм, а исследователи растирали его на себе и помогали друг другу.

Слизь в костюм, в рюкзаки, и поэтому времени потребовалось больше. Исследователи повалились в объятия снега.

Окончилась процедура. Довольные исследователи подошли к каменному склону холма. Ночь разгоняла бурю. Джона и Ному продолжал окружать сосновый лес, но впереди просматривались низенькие забытые здания неизвестного города. А еще далее – нереальные многоэтажные строения с оборванными верхушками, нечеткие силуэты крупных небоскребов. По зову сердца Джон прикоснулся до респиратора. Снеговая мгла помешала обзору, и исследователи надели на себя все вещи, обменялись взглядами и спустились по склону.

МЕСТНАЯ ГРУППА ГАЛАКТИК, ГАЛАКТИКА ТРЕУГОЛЬНИКА, ПЛАНЕТА ГУРАН

Один незнакомец подошел к серебристой стене бункера и обернулся. На гуманоидном существе застыла видная в густых шумах улыбка. Он ухмыльнулся еще другому незнакомцу, который подошел к нему с консервами в руках. Неизвестный пробовал с ним тушеную еду; два разумных существа делили друг с другом ложку аппетитного мяса, а после скромного пира выпивали из одной бутылки воду. Не брезговали чужие губы бункерной пищи, все выживали, как могли, на что и как им хватало сил.

Потом обзор перешел от одних до других. Они походили на людей, со слегка белой, словно драгоценная слоновая кость, кожей. Их не отделили от человека ни размеры глаз, ни формы, ни черты лица. Разумные гуманоидные существа были в одежде, какая попалась под руку: рваные рубахи, дырявые шорты или мятые джинсы. С каждой новой минутой незнакомцы представлялись или мужчинами, или женщинами, или слегка расстроенными детьми. Но превосходило одно отличие: плешь укрыла всех – что парней, что девушек, – а с затылки свисали гладкие белоснежные отростки, узкие и запутанные.

– И как вам бункер? – незнакомец, от лица которого и шла запись, спросил всех присутствующих.

И подавленные голоса отозвались, даже дети:

– Мистер Зуга`га, во славу… п-п-президента…

Лились безысходные звуки плача, тихие разговоры двух дам или резкие споры сидящих мужчин. С новой минутой были видны помещения и коридоры бункера. Стены из кирпичей, отлитых металлом. Автоматические двери закрыты, а свет ослеплял, как в летний сезон Горнагора. Незнакомцы – десятки, сотни, – сидели на полу и аппетитно поедали с консервов, ковырялись в зубах. Кто разделял кушанье, кто разделял питье, а кто просто хлебал и ел в одиночку, поднимая на камеру голодные глаза. Столов здесь не было, и без них справлялись. Найденные табуреты использовались лишь детьми, а взрослые обсуждали новости кто стоя, прижавшись к стенам, кто сидя. В бункере стояло спокойствие. Ветра оставались за крышей спасительного подземелья, на улицах Обирвойска. Помехи нарастали, как мгла. Они приглушили важный разговор.

Ханар отключил запись и положил найденную им камеру на табурет. Министр обороны запомнил странных существ, видать, бывших разумных властителей Гурана, его предыдущих творцов, и невероятную чистоту бункера. Найденная камера и запись на ней будто разделяли две стороны, забытую и живую. Теперь Нагда вместо того блеска бункера видел темные коридоры, все также закрытые двери, разбросанные жестянки и сырые облезлые стены. Поглотивший все мрак и посторонние случайные шумы оставили помещение забытым. Костюмы включили встроенные фонарики. Но не это отличало подземное укрытие от того, что было изображено на оставленной видеокамере. Помещение было забросано скелетами тех самых существ, показанных на записи. Кости сломленных жителей превратили Обирвойска в настоящий кошмар, в место, где за тобой следили рассерженные души убитых войной. Гнилой аромат забил нос министра обороны. Тут продолжали погибать крысы. Без защитного шлема прелый запашок вкупе с плесенью загонял всех выйти обратно из бункера. Радиация на дозиметре показывалась положительной, а ноль в глубоком бункере держался примерной отметке.

Последним, кто снимал шлем, был вице-президент. У его костюма и металлического защитного ошейника генерал Дорбан Бандор помог зажать вместе две кнопки. Полетела небольшая струя воздуха, а вакуум, объединяющий присосом шлем и остальной костюм, улетучился. Освободилась голова Захара, красное лицо горело. Нумарган разинул дрожащий рот, зевая, и протянул руку к министру обороны. Ханар немедленно подошел к своему товарищу и дал свою ладонь.

– Спасибо, – грузно ответил вице-президент. Он обернулся к пожилому генералу: –       И тебе… и вам спасибо, генерал… Дорбан…

– О, не надо этих излишков, – Бандор сменил угрюмость на пристойную улыбку. – Если вы не способны называть мое имя, то не называйте.

Солдаты принялись освобождать себя от лишнего костюма. Министр обороны зажал маленькую железную полоску на перчатке и с щелчком сдвинул выпирающую линию в бок.

– Спасибо… снова, – повторил Захар за Ханаром.

Щелкнуло.

– Да не за что, – послышался голос старика.

Резиновая перчатка спала, и вместо здоровой руки показалась красно-синеватая исполосованная ладонь. Дорбан взял Нумаргана на руки и пронес к стене. Ханар вздохнул с облегчением и опустил руку, обернулся к вице-президенту. Теперь Нагда снял вторую перчатку, а потом бросил воссоединенную пару к видеокамере. Рукава защитного костюма отцепились от тела, и защитный костюм весь отлип от кожи и стал свободной одеждой. А все солдаты – вольными. К сожалению, не получалось отпустить тяжеловесный баллон: он связывался с костюмом напрямую сложной системой, впечатанной горнагорскими специалистами. Нагда снял все свое подтаявшее оружие и положил рядом с видеокамерой. На поясе как и висел респиратор ненужной вещью, так и продолжал висеть ненужной вещью. Обирвойск встретил солдат тяжелыми условиями и загнал в бункер их всех, будто бросил пришибленные инструменты в шаткий сарай.

– Генерал Дорбан, – к Бандору подошел один солдат. Он держал в руке консервы. – Мы сколько дней будем торчать в этой дыре?

Единым точным хором поддержали солдата остальные:

– Да! Сколько мы будем торчать в этом бункере?!

Нагда отошел в сторонку. Министр обороны размял свои занемевшие руки и сделал ими разогревающее лечебное упражнение. Дорбан глянул не в лицо к солдату, а на консервы в его руках. Старик выхватил жестяную вздутую банку и бросил в стену. Хилый металл подземелья помялся от попадания, посыпалась ржавчина и пыль, глухое бряцанье прошлось по коридорам и помещениям. Все солдаты замолкли.

– А ты… – голос генерала упал. Глаза его разбегались. – А ты… А ты не трогай консервы, они испорченные! Срок годности! Идиоты повально… – обернулся ото всех Дорбан.

– Тогда что жрать? – слезливо говорил солдат. – Если все в этом бункере пришло в негодность!

Нагда, когда подходил к вице-президенту, украдкой подслушивал разговор. В том, что не обеспечили едой армейцев, была вина именно на стороне Ханара. Он считал себя безответственным, а его место руководителя неформально занимал старый генерал, адмирал-лейтенант и судостроитель в прошлом в одном флаконе. Хотя Нома и Дорбан были одной закалки, их отличало многое. Две выраженные противоположности, и у каждого были свои достоинства с недостатками.