— Давай, — обрадовался я, такое решение меня устраивало, — а что с остальными?

— Мои оба слабые и идти дальше не хотят. Бояться попасть в солдаты, — хмыкнул он.

— У меня тоже двое таких, но Сапун возможно и хочет в храны пробиться.

— Пусть устроят общую кучу мала из которой Жос выйдет победителем.

На этом мы отступили к своим и выложили им все. Мои были согласны. Гагат тоже чуть заметно кивнул.

Тут и барабаны забили, предупреждая, что второй экзаменационный раунд начинается.

Звук горна и вперед! В крови бурлит энергетик, а в мыслях от нашего с Гагатом договора — светло. Отлично-то все как складывается!

Зур сразу нападает на меня и старается пробить по торсу, я закрываюсь и подставляю под удары предплечья. Он отпускает меня на шаг и с разворота бьет ногой по ребрам, но так, что я успеваю увернуться.

Потом мы проделываем эту связку в обратном порядке и поменявшись ролями.

Рядом действительно куча мала и, не разглядывая пристально, не разберешь — где там, чьи руки-ноги.

Так и пошло дальше — то Гагат на меня наскакивает, то я на него.

В какой-то момент от такой монотонности я видно отвлекаюсь и пропускаю удар. Под звон в голове валюсь с ног. Зур шипит:

— Чё делаш-ш-шь? — и бьет с замаха ногой.

Удар, впрочем, ощущаю только потому, что по этому боку в прошлом раунде врезал по-настоящему Крыс. От второго пинка уворачиваюсь откатом и встаю на ноги. В голове немного шумит еще, но не критично.

Продолжаем скакать туда-сюда и «красиво» махать ногами.

Сэл лег и вздернул руку. Почти сразу рядом свалился и один из парней Зура. В общем-то, правильно — уже пора. Этот раунд длится семь минут и, наверное, скоро забьют барабаны.

Точно, угадал — дрожь тихой дроби возвещает, что до конца боя осталось тридцать секунд.

Слабак Гагата тут же посылает кулак нашему Сару в лобешник, сам выхватывает от Жоса и оба заваливаются. Как по мне, так плоховато разыграли. Но будем надеяться, что никто не заметил.

Сапун, стоя один посреди валяющихся пацанов, растерянно пялится на нас, не зная, что делать. Мы же с Зуром, типа его не замечая, обмениваемся еще парой ударов и под звук трубы опускаем руки.

В холле нас опять встречают санитары. Наших двоих из самых слабых отлупили по полной, их уносят на носилках. Остальным снова останавливают кровь и обезболивают ушибы.

Я попросил пакет со льдом — что-то в голове до сих пор звякало, а на глаза наползала мелкая рябь.

Энергетика нам, понятно, больше не дали, но кисленьким вишневым компотиком обнесли. Я его пить не стал, обойдясь простой водой.

Предстоял третий раунд.

В этот раз передо мной спецзадачи никакой не стояло, нужно было просто выстоять против соперника пять минут и все. У нас был договор с отцом, что после третьего боя он всех наших пацанов забирает к себе. Он даже заявку уже подал. А это серьезно.

Такая заявка имеет приоритет перед запросом на кого-то из новичков, когда уже всех участников экзаменационного боя рассмотрели, и способности каждого определили наверняка.

А так, заведомо неизвестно, сколько действительно сильных ребят, а сколько послабей, войдет от определенной команды в финал.

Обычно так поступали командиры, у которых сразу несколько человек выбывало из состава, а получить в таком количестве всех лучших рекрутов в любом случае они не могли. Тут польза была в том, что мальчишки из одной каюты сразу вливались в команду звена, при этом, сами проблем с притиркой друг к другу, не создавая.

Отец понятно, почему так поступил — чтоб уж точно никто из сержантов на меня глаз не положил, и ему не пришлось бы, потом меня отвоевывать.

У них, командиров звеньев, тоже своего рода соревнование каждый раз происходило, когда новичков отбирали. Бывало, что и силой решали, тут же — на арене. Сами, правда, не выходили, а выставляли кого-то из своих солдат.

Но мне и моим ребятам этот дележ уже ничем не грозил — мы шли в звено отца и точка.

За раздумьями я не услышал, как смолкла музыка, но вот нарастающий гул барабанов не заметить не мог.

От нас в этот раунд выходило восемь человек. От первошников всего трое.

Из противоположных дверей, навстречу нам, наставники вывели пятерых от двушников и шестерых от четверочников.

Итого — двадцать два пацана в финале экзаменационного боя. Что просто отлично! И никому не прилетит по жребию биться с двумя противниками сразу.

И опять устроитель идет вдоль рядов и тычет пальцем в нас, назначая в пары по своему усмотрению.

Мне достается Гвоздь.

«Вот и да! Хотел по легкому проскочить? А не получится…»

Взгляд Бата наливается тяжестью, мой — ответный, наверное не лучше. Понятно, что такой поворот не по душе ни одному из нас. Но кто б нас спрашивал?

Я развернулся и пошел к месту, указанному распорядителем. Почти сразу услышал пыхтение Гвоздя, нагнавшего меня:

— Я тебя заломаю, Хвост! Забью так, чтоб не то, что в храны, в уборщики был негоден! Отправишься стариков в Приюте пусканием слюней развлекать!

— Чего так? — спросил недоуменно, потому как мы, конечно, приятелями не были, но и врагами такими, чтоб сейчас угрожать вот так зло, тоже.

Да, недолюбливали друг друга, да и дрались не раз, но сходились-то — в толпе, а это дело обычное. А так-то мы вообще не общались, сторонились даже, как и все в наших компаниях между собой. И бой на экзамене — есть бой конечно, и все мы вкладывались в него по полной, особенно на первых двух раундах, когда было к чему стремиться. А теперь, на третьем, я как-то считал, что делить нам особо уже нечего.

— Ты зачем Крысу по писюну врезал?! Это ж самый запрещенный прием! Он теперь кровью ссыт!

— Так получилось, — пожал я плечами, не особо переживая за Зара.

Мне вон, в драке с ними же, тоже как-то прилетело. И че? Поссал кровью, полечился, перестал — и всех делов:

— Будто если б у Крыса так вышло, то он бы прощения прибежал просить? — насмешливо спросил я.

Гвоздь только запыхтел сильней, но отвечать не стал. То-то же, правда, она такая…

«Неприятный конечно пацан, и теперь понятно, что бой с ним предстоит совсем не формальный, как получился с Гагатом. Ну, значит, будем бить покрепче, раз противник повод к настоящей драке нашел», — тяжело вздохнул я, настраиваясь на более жесткие условия, чем планировал.

Мы встали на позицию и принялись ждать отмашки, больше не разговаривая, и даже стараясь не смотреть друг на друга.

Наконец-то трубит горн, Бат срывается с места и сразу прет тараном. Он выше меня и в плечах шире, а главное привык давить противника массой, его нельзя близко подпускать — борцовские приемы не для нашей пары.

Я тоже пользуюсь своим преимуществом — большей гибкостью и подвижностью. Ухожу в сторону, благо начинаем с позиции в три метра — время ускользнуть имеется.

Крыс не дурак, он знает, что я еще тот попрыгунчик, и пытается подловить меня. Но, то ли думал, что метнусь в другую сторону и скомкал движение, то ли просто не успел, и мне удается не просто убраться с его пути, но и вдарить. Он злится и обзывается.

Я пропускаю мимо ушей всех «драных щеров» и «вонючих мокриц», стараясь предугадать его следующий ход.

Бат наскакивает с кулаками, заставляя меня закрываться, тут же отступает и замахивается ногой, метя в голову. Я ныряю вниз, головой бью в живот и одновременно дергаю Гвоздя за опорную ногу. Тот заваливается, но увлекает меня за собой и подминает почти плашмя.

Он тяже-о-олый! Я как дурак сучу ножками и бесполезно дрыгаюсь под ним.

Бат, видно понимая, что мне стряхнуть его слабо, гыгыкает радостно и, чуть приподнявшись, бьет в ухо.

Моя и так больная голова гудит, как колокол на камбузе, созывающий интернатских на обед. Но это мне так кажется, а Гвоздь считает, что удар был слабоват и встает уже на четвереньки.

Я тут же пользуюсь его ошибкой. Да, у его руки размах теперь больше, но и моему колену есть, где разгуляться — я подпихиваю противника ногой и напрягаю руки: раз, и Бат кувыркается через мою голову.